Полёт — это высота, скорость и точность следования по трассе.
У каждого самолёта (вы, наверное, это знаете) есть предельная высота — потолок.
Теоретический (т. е. рассчитанный авиаконструктором) и практический — действительная, максимальная, высота полёта, которой способен достичь данный самолёт. Практический потолок может не совпасть с теоретическим, потому что нельзя воплотить идеально ни один проект.
Говорят, будто есть свой потолок и у каждого из нас. Личный, так оказать. Выше него не прыгнешь…
Так ли это?
Если иметь в виду теоретический потолок, возможно, есть он и у человека. Только, кто знает, каков он? Кто высчитал его, как для самолёта? А вот деяния человеческие поразительны! Один отправляется «на жительство» к папуасам; другой — создаёт теорию относительности; третий — намеренно ломает в воздухе скоростной реактивный самолёт, чтобы самому посмотреть, что при этом происходит; четвёртый — переплывает океан на плоту; пятый — первым в мире летит в Космос!..
А тот, кто мысленно упёрся головой в свой личный «потолочек», смотрит на всё по телевизору, размешивает ложечкой чай в стакане и приговаривает:
— Что ж, молодцы хлопцы. Но это уже предел, потолок, так сказать…
Грош цена такому. Всё, что угодно, но у Человека не должно быть ни теоретического, ни практического потолка!
Высоту пилоты, как мы говорили уже, соблюдают по прибору. И скорость — тоже. Да, беда, что этот прибор показывает только воздушную скорость, то есть скорость относительно окружающего воздуха.
Мы же летаем при постоянных ветрах, дующих в различных направлениях и с разной силой.
Определить фактическое движение самолёта по трассе относительно земли, то есть путевую скорость, — задача штурмана.
Ясное дело, что если ветер помогает полёту, — настроение у экипажа веселеет. Попутный ветер крепко помог мне, когда я работал над фантастическим романом «Парадокс Глебова».
По ходу дела предстояло слетать на вымышленную планету Гаяна (расстояние 100 световых лет) и вернуться домой. Как известно, превысить скорость света никому не дано. Если же лететь даже со скоростью 0,8 скорости света — уйдёт (на оба конца) 240 лет!
Я же задался целью обернуться за каких-нибудь 10–20 лет и… не нарушать при этом физический закон постоянства скорости света и его недостижимости звездолётом. Как выйти из положения — не знал.
…Ночь. Мы летим на самолёте Ил-14 из Куйбышева в Свердловск. Холодная, снежная зима. Облачно. Сперва нас изрядно трепало, но, забираясь всё выше и выше, мне удалось «нащупать» прослойку меж облаков, где полёт вновь обрёл спокойствие и приятность.
Летим. Я размышляю о своем романе. Пассажиры спят. Экипаж работает.
— Командир, — докладывает штурман, — воздушная скорость у нас триста двадцать километров в час, а путевая четыреста восемьдесят!
— Здорово, — удивился я. — Такой попутнячок?!
— Да. Попали в струю, дующую со скоростью сто шестьдесят километров в час…
Он так и сказал: «в струю», а во мне загорелось Нечто — выход найден.
«Почему бы, — подумал я, — не предположить, будто в космическом пространстве мироздания есть тоже какие-то, ещё не известные нашей науке, космические струйные течения?.. И наш звездолёт, попав в одно из них, хотя и держит собственную скорость меньше световой, но, увлекаемый таким течением, летит с «путевой скоростью», в несколько раз превышающей скорость света?»
И волк сыт (имеется в виду «мешающий» мне закон, установленный великим Альбертом Эйнштейном), и овечка цела (мой замысел в романе!).
Вернувшись домой, я написал — для пробы — такую главу, а в отпуск слетал к известному советскому учёному Н. А. Козыреву, в Пулково.
— Вы не сможете доказать, будто космические струйные течения есть в природе, — сказал он, прочтя главу. — Но, я полагаю, ни один учёный не сможет доказать, что такие течения невозможны!..
Превосходная мысль: писатель-фантаст так должен развивать своё воображение, чтобы учёным не удалось «положить его на лопатки».
Штурман не только автор значительной части расчётов полёта, но и его «летописец», ведь каждый полёт — это строка из Голубой Истории человечества, и её надо сохранить для… послеполётного разбора.
Уважающий себя штурман точен, последователен и трудолюбив. Порой последнее приходит с опытом.
…Ко мне назначили нового штурмана, только что окончившего училище. Полетели с ним в Краснодар. Днём. Погода — ясно. Высота 1200 метров. Расстояние от Ростова-на-Дону каких-нибудь три сотни километров.
Полёт не требовал ни напряжения физических сил, ни особой сноровки. Но большинство неприятностей в авиации случается именно в такие полёты, когда «благодушная» обстановка усыпляет бдительность экипажа.
Николай, так звали моего штурмана, пристроился между мной и вторым пилотом. Сосал леденцы и глядел на землю просто так, потому что нельзя не смотреть, раз у тебя имеются глаза. И… ни малейшего желания работать!
Летим дальше. Николаю, как видно, и леденцы надоели. Он взялся читать свежий номер «Комсомольской правды». Второй пилот, такой же юнец, включил автопилот и не ведёт штурманских исчислений уже из принципа: раз на борту есть штурман — он свободен от этих обязанностей.
Терпение моё на пределе, я сам настраиваю радиокомпас, пеленгуюсь, делаю расчёты и сдержанно говорю штурману;
— Путевая скорость триста девяносто, прибудем в девятнадцать двадцать одну…
Штурман небрежно кивнул и уткнулся в статью о тунеядцах. Я не стерпел и отобрал у него газету.
— Когда-нибудь надо браться за дело, как ты полагаешь?
— Но вы и так всё сделали?! — полувопросом ответил штурман.
Я всё ещё вежливо спрашиваю:
— Видите внизу станицу?
— А как же!..
— Определите её название.
— В век реактивной техники и космических полётов такие мелкие населенные пункты уже теряют своё значение при ориентировке, — снисходительно пояснил штурман.
Я так взглянул на него, что Николай немедленно взялся за карту.
— Сию минуту, командир. Раз вам так хочется…
Он утомительно долго водил пальцем по карте, но указанного пункта не нашёл!
Ночевали мы в Краснодаре. Вечером поиграли в шахматы. Николаю достались белые фигуры. Играл он напропалую, без плана. Пешек своих не ценил и, теряя их, не горевал.
Когда пятая пешка пала жертвою его легкомыслия, я быстро разменял фигуры и зажал в углу белого короля.
— Даже в наш реактивный и космический век следует ценить пешки! — сердито сказал бортрадист.
Разозлённый штурман улегся спать.
Месяц спустя мы полетели с ним в Астрахань. Шли в облаках тоже спокойно, на автопилоте. Николай всё время вёл исчисления и докладывал об угле сноса, путевой скорости и расчётном времени пролёта над контрольными ориентирами.
Мы были довольны штурманом, но я не говорил об этом вслух, из педагогических соображений. Когда же я подсунул ему журнал с детективным рассказом, он вежливо взял его, но отложил в сторону: дескать, сейчас читать некогда! Мне стало неловко…
У него оказалась счастливая натура: не ожидать второго печального урока. Работает Николай и сейчас в Ростове-на-Дону, у него уже первый класс.
Здравствуй, Москва!
Мы подошли к четвёртому развороту, командир включил автоматику, которая точно начинает выполнять манёвр.
Земли, разумеется, не видно, но самолёт теперь сам выходит на прямую с выпущенными шасси и снижается на ВПП. На приборной доске мы видим командный прибор: красное подвижное перекрестье, характеризующее фактическое движение самолёта, как бы «не сползает» с белого точечного перекрестья, указывающего, как надо заходить на ВПП.
Высота 100 метров… 90… 70… 60 — так называемая высота принятия решения. Но командир уже всё оценил — заход точный! — и отключил автоматику.
ВПП совсем близка. Пилоты мягко подбирают на себя штурвалы, и самолёт, «довольный» успешным завершением рейса, неслышно касается бетона основными тележками колес.
— Ваша отличная посадка зафиксирована, — говорит диспетчер. — Сруливайте по кольцевой…
— Вас понял! Благодарю, — отвечает Шувалов.
Мы сруливаем на полукружие кольцевой рулёжной дорожки, освобождая ВПП, я спохватываюсь и громко спрашиваю:
— Уже сели?! А я думал, что всё ещё летим!
Это древний авиационный комплимент, дескать, так приземлились незаметно… Его повторяют из поколения в поколение, а всё-таки каждый раз приятно и говорить, и слушать его.
— Да, вроде, сидим… — улыбаясь, отвечает наш командир.
Откуда ни возьмись, вынырнула автомашина. На заднике кузова надпись: «Следуйте за мной!», на русском и английском языках — она поведёт нас на стоянку. Стоянок теперь столько, что трудно держать в уме схему их расположения, и такая любезность, да ещё после рейса, весьма кстати.
— Сколько летели? — спрашиваю штурмана.
— Час двадцать…
Мы с вами говорили перед началом рейса о нашем «потерянном» времени. Попробуем сейчас так же бегло представить себе тот выигрыш времени, который даёт Аэрофлот.
Пока ещё первое место занимают железнодорожные перевозки, а уже на втором — воздушные. Вот и сравним их…
Возьмём для простоты расстояние 1000 километров. Допустим, что мы летим со скоростью всего 500 километров в час, а поезд мчится по земле со средней скоростью 100 километров в час, а если хотите, даже 200 километров в час.
Мы прилетим через два часа, а поезд достигнет пункта назначения ещё через 3 часа после нас — это и будет наш выигрыш во времени.
Велик он или мал?
Чтобы точнее ответить на этот вопрос, рассмотрим его в масштабе одного лётного дня Аэрофлота, точнее, суток, то есть для 500000 воздушных пассажиров.
Правда, пока что мы перевозим меньше, но уже скоро достигнем этого круглого и весьма внушительного числа.
Итак, полмиллиона человек получили общий выигрыш 1500000 часов, делим на 8760 и получим… 170 лет (я всё округляю в сторону уменьшения!).
Если вы хотите, то можете подсчитать и убедиться, что этого общественного времени, если бы его можно было разделить поровну между 170 ребятами, достаточно, чтобы они смогли получить среднее образование: 170 «десятилеток» за 24 «аэрофлотских» часа!
В действительности масштаб подобных расчётов неизмеримо больше. Так, например, ежегодно Аэрофлот экономит нашему народу до 80000000 человеко-дней, или… более 200 тысяч лет!!!
Куда оно идёт, это время?
Кто в командировке, кто учится, кто работает. А попробуйте подсчитать, сколько можно за эти, пусть и несколько условные, годы сделать изобретений, написать и прочесть книг, установить спортивных рекордов, выпустить всевозможной продукции, наконец, просто приятно отдохнуть да повидать нового, и вы поймёте, что за сила, какое это всенародное богатство — общественное время!
Вот и аэровокзал. Внуковский аэропорт построен в июле 1941 года. Он сразу же стал фронтовым и деятельно участвовал в войне.
…Сколько раз я прилетал в столицу! Но всегда испытываю радость, будто встреча эта первая. А ещё, простите меня за некоторую, может быть, высокопарность, ещё появляется во мне гордость!
Немало городов и стран повидал я на своем веку, но не видел добрее нашей земли, не знаю города лучше Москвы.
В нём прошла самая романтическая пора моей жизни: я учился и окончил среднюю школу, ту самую, что в Успенском переулке, № 3.
Так что для меня наша красавица столица ещё и моя Москва!
ПОСЛЕ НЕБА НА ЗЕМЛЕ
Окончив рейс, экипаж проводит послеполётный разбор: как поработали сегодня? Правильно ли действовали командир и его экипаж? Чему научились, а что надо учесть на будущее?
Применительно к нашему путешествию в Аэроград, на первые два вопроса я получу ответы только от вас, моих читателей…
А дальше — порассуждаем вместе.
Я попытался рассказать вам о наиболее интересном и важном в гражданской авиации — может быть, вы узнали хоть немного нового для себя.
Говоря о множестве авиационных профессий, я более подробно рассказал о пилоте. Особое внимание мы уделили качествам человеческой натуры, необходимым в этой ведущей в авиации профессии. Предвижу вопрос: «Как же так, уважаемый автор, речь шла о пилоте, а вы и Шувалов говорили о самом обыкновенном, что необходимо всем?»
Вы правы, мой юный друг! Обратите внимание: Человек! Следовательно он и в полёте остаётся им. Так ведь?
Важнее другое. Если в некоторых профессиях допустимо не иметь в себе какого-то одного или двух упомянутых качеств, то пилоту они необходимы все! Если в какой-либо профессии на первое место выходит какое-то одно из этих качеств, то в полёте все важно.
Но есть, как мне думается, кое-что особенное, что должно выделять кандидата в будущие пилоты.
Первое. Надо уметь почти мгновенно соображать и так же быстро и решительно действовать.
Второе. Надо быть активным. Здесь я имею в виду вот какую сторону этого качества: не ожидать, когда тебя научат, а… учиться самому. Завоёвывать знания!
Я внимательно присматривался к тем, кто, стал хорошим пилотом. Все они на редкость любознательны, целенаправленны и активны в лучшем смысле этого слова.
Если и вы обладаете такими качествами — летайте себе и другим на здоровье!
— Летайте…
Пока окончишь десятилетку да поступишь в лётное училище, пройдёшь теоретический курс — борода вырастет!
А вы не откладывайте дела в долгий ящик и начните теперь. Как? Да хотя бы и так…
Однажды в Коми АССР организовали, клуб «Юный лётчик», которым руководили местные работники Аэрофлота.
Почин поддержали ЦК ВЛКСМ и Министерство гражданской авиации СССР, а вскоре такие же клубы возникли во многих школах страны.
Члены клубов юных авиаторов — по большей части восьмиклассники, но я адресую эту книгу и учащимся 5—7-х классов, потому что по собственному опыту знаю: человек фактически имеет право и возможность избрать себе профессию значительно раньше, нежели предполагают взрослые.
В клуб принимаются настоящие любители: авиации, рекомендованные пионерской и комсомольской организациями школы. Поступающий даёт торжественное обещание и клятву.
Клуб состоит из эскадрилий (классов), которые разбиты на два-три звена, а в звеньях имеются экипажи, по типу экипажей Аэрофлота: командир экипажа, второй пилот, бортмеханик, штурман, бортрадист и бортпроводница (по- другому — стюардесса, это английское слово мне нравится больше).
Учебный год начинается 1 октября, а вся программа рассчитана на три курса (в данном случае — на 8, 9 и 10-й классы).
Ребята изучают историю авиации, общую конструкцию самолётов, основы аэродинамики, аэронавигацию, радио, организацию полётов и воздушных перевозок, обслуживание пассажиров.
Клуб юных авиаторов проводит тематические сборы, вечера и собрания, экскурсии в аэропорт, просмотр учебных, документальных и художественных фильмов об авиации, турпоходы, встречи с авиаторами и даже воздушные путешествия.
Всё это делается на базе своей школы, при участии комсомола и работников Аэрофлота вашего города.
Летом члены клуба выезжают в лагеря, где проводят авиационные спортивные соревнования, авиавикторины, устраивают концерты художественной самодеятельности, карнавалы…
Особыми для себя праздниками юные авиаторы считают: 9 февраля — день рождения Аэрофлота, 12 апреля — День космонавтики и 18 августа — День авиации.
В управлениях гражданской авиации Коми АССР, Белоруссии и некоторых других созданы ещё и «малые Академии гражданской авиации», где окончившие клубы юных авиаторов как бы продолжают своё авиационное образование на одном из следующих факультетов: лётно-штурманском, инженерно-авиационном или — организации авиаперевозок. Принимают на них… уже с учётом состояния здоровья.
Нужно оказать, ребята, что клубы юных авиаторов действительно дают путевки в жизнь. Тысячи бывших членов таких клубов уже стали пилотами, авиатехниками и инженерами, а девочки — стюардессами и радистками.