Подъехали больничные санитары с каталкой. Команда «скорой» передает медсестрам бумаги со снятыми показаниями. Клыка тут же увозят куда-то по длинному коридору, и мы теряем его из виду. Пробую пройти за ним, но меня останавливает дежурная медсестра:
— Пусть его доктора сначала осмотрят. — И она переворачивает страницу в своем журнале записей. — А ты пока можешь дать мне некоторые сведения. Как его зовут? Кем он тебе приходится? Бойфренд?
— Его зовут… Ник. — Я вру и нервничаю. — Он мой брат.
Медсестра смотрит на мои белокурые волосы, на мою бледную кожу и недоверчиво сравнивает меня с темноглазым, темноволосым и смуглым Клыком. Ежу понятно, что она при этом думает.
— Он всей нас брат — поддерживает меня Надж, нарушив от волнения все правила грамматики.
Медсестра критически обозревает нашу шестерку. Никакого родства, глядя на нас, заподозрить нельзя. Надж негритянка. Игги блондин. Разве что Газзи и Ангел, единственные среди нас родные брат с сестрой, и вправду немного похожи друг на друга.
— Нас всех усыновили, — растолковываю я ей. — Наши приемные родители — миссионеры.
Молодец! Я мысленно повесила себе медаль «За вдохновенное вранье». Отличная залипуха. Родители миссионеры. Значит, уехали за… за… с миссией! А меня оставили в доме за старшую.
К нам торопливо подходит врач в зеленой больничной форме. Обращаясь ко мне, он внимательно оглядывает нас всех.
— Мисс, пройдемте, пожалуйста, со мной, прямо сейчас.
— Думаете, они уже обнаружили его крылья? — Игги практически не шевелит губами.
Дважды похлопала его по спине. Что означает: пока я не вернусь, остаешься старшим. Он кивает, а я следую за доктором, чувствуя себя входящей в камеру смертников.
11
На ходу врач оглядывает меня хорошо знакомым мне ощупывающим взглядом, оценивающим мои биологические параметры. Сердце мое опускается.
Самые страшные мои опасения становятся реальностью. Я уже вижу, как за мной снова захлопывается решетчатая дверь клетки. Проклятые ирейзеры. Как я их ненавижу! Вечно появятся, все испортят, всех изувечат… Ненавижу!
12
Двадцать минут спустя, двумя пинтами легче, я, покачиваясь, добрела до комнаты ожидания. Они немного перебрали — так много крови мне бы сдавать не следовало. Но Клык сейчас в операционной и ему необходима вся кровь, какую только можно достать, а я переживу.
Комната ожидания полна родственниками пациентов. Но моей стаи нет.
Обошла ее по периметру, заглядывая под столы и стулья, вдруг они там спрятались — никого.
Бегаю из зала в зал; голова кружится, то ли от потери крови, то ли от волнения. Я и так ослабела, а мысль, что я могу потерять стаю, совсем сбивает меня с ног.
— Ты своих ребят ищешь? Они здесь. — Маленького роста темноволосая нянечка протягивает мне пакетик яблочного сока и булочку. — Ешь, голова меньше будет кружиться. А твои… братья и сестры в седьмой комнате, вон там, дальше по коридору.
— Спасибо. — Как я могу ей верить? В каждом лице, в каждом новом человеке таится возможный подвох. «А вдруг»…
В комнату номер семь ведет тяжелая солидная дверь. Открываю ее без стука. На меня смотрят четыре пары знакомых глаз. От облегчения — каким бы временным оно ни было — колени подгибаются, и я оседаю на пол.
— Ты, наверно, и есть Макс, — приветствует меня чей-то голос. Не мой всегдашний, внутренний, а внешний и совершенно посторонний.
Хорошо, что я уже сижу… Боже, за что, опять какая-то новая петрушка! Передо мной стоит чувак, коротко стриженный, в отличном темно-сером костюме, в ухо воткнут крошечный, почти невидимый наушник переговорного устройства. Ирейзер. Их с каждой новой моделью отличить все труднее. Но вроде у этого парня глаза не светятся тем хищным жадным светом, по которому мы узнаем наших врагов. Но кто бы он ни был, а мне отвечать за мою стаю.
— Пожалуйста, присаживайся к нам поближе, — радушно приглашает еще один голос.
13
Их трое. Двое мужчин и одна женщина. Все трое с уверенным официальным видом, как члены правительства, которых показывают по телевизору, сидят за столом.
Игги, Надж, Ангел и Газзи — за тем же столом, и перед каждым стоит поднос с едой и пластиковыми чашечками из больничного кафетерия. Приглядевшись, понимаю, что ни один из них до еды не дотронулся. Хотя все они, поди, голодные, как волки. Вот молодцы ребята. От гордости за их силу воли на глаза у меня набегают слезы.
— Вы кто? — спрашиваю я официальную троицу. К моему собственному удивлению, голос у меня ясный и твердый. Мысленно начисляю себе за это пару очков.
— Мы из Федерального бюро расследований, — говорит один из мужчин и наклоняется, протягивая мне свою визитку. На ней федеральный орел и все как полагается. — И мы на вашей стороне. Нам только что сообщили о ваших неприятностях, вот мы и приехали посмотреть, не можем ли вам чем-нибудь помочь.
Как же это ему удается такой искренний голос изображать.
— Спасибо вам огромное. — По стенке добираюсь до стола и, едва не теряя сознания, плюхаюсь в ближайшее кресло, — но мне кажется, что у большинства людей в больнице те или другие «неприятности». Сомнительно, что ФБР хочет помочь здесь каждому пациенту. Что вам от нас надо?
На мгновение они переглядываются, и в глазах одного из них я замечаю задавленную усмешку.
Тот первый, который дал мне свою визитку, Дин Михелсон, грустно улыбается:
— Макс, нам хорошо известно, как много трудностей выпало на вашу долю. И мы искренне сожалеем, что … Ник ранен. Но мы вам, действительно, можем помочь.
От усталости я плохо соображаю, а мне надо хорошенько подумать. Стая смотрит на меня во все глаза. К тому же запах стоящего перед ними на столе завтрака щекочет мне нос.
— Ангел, дай Тоталу немножко еды со своей тарелки. Пережди немного и смотри, в порядке ли он. Если с ним ничего не случится, всем можно поесть.
Тотал, будто откликнувшись на свое имя, запрыгнул на стул рядом с Ангелом и завилял хвостом. Но Ангел колеблется — рисковать Тоталом она не хочет.
— Смотрите, — женщина-агент встает со своего места, подходит к тарелке Ангела, поддевает вилкой кусочек ее яичницы и отправляет себе в рот.
Двое других агентов, следуя ее примеру, пробуют еду с трех других тарелок. В этот момент раздается стук в дверь, и еще один, самый младший агент, вносит пятый поднос, для меня. Отправив себе в рот кусок с моей тарелки, он ставит поднос на стол и спрашивает:
— Порядок?
Мы с интересом наблюдаем, не упадут ли они в конвульсиях под стол, не начнут ли задушенно давиться и хвататься за горло.
Нет. Как сидели, так и сидят себе и спокойно улыбаются.
— Порядок. Ребята, можете есть, — командую я наконец своей стае. И они с остервенением ирейзеров набрасываются на завтрак.
Газзи расправился с едой первым. Удивительно, что он не заглотнул все вместе с тарелкой и чашкой:
— А можно мне еще … два таких же подноса?
Дин немножко прибалдел, но кивнул и пошел отдавать указания принести добавку.
— Объясните нам, пожалуйста, как вы собираетесь нам помочь? — вежливо спрашиваю я. Я тоже ужасно голодная. Остановиться и разговаривать, когда передо мной стоит полная тарелка, неимоверно трудно. Но я очень стараюсь собой владеть.
— Мы ответим на все ваши вопросы, но нам тоже требуются ВАШИ ответы. Мы думаем, что разговор один на один будет более продуктивным — вам будет легче сосредоточиться. Если вы кончили завтракать, давайте пройдем вот сюда.
ФБРешник поднимается и открывает дверь у себя за спиной. За ней довольно большой конференц-зал, в котором без дела болтаются еще несколько агентов. Мы входим, и они сразу замолкают. Я протестую:
— Вы что, собираетесь нас разъединить? Мы на разные комнаты не согласны.
— Нет-нет. Все будете в одном помещении, только за разными столиками, — уверяет ФБРешная тетка.
Похоже, выбора у меня никакого нет. Я чуть не застонала. Когда мы последний раз спали? Не два ли дня назад мы драпали от белохалатников и ирейзеров через нью-йоркскую канализацию? А теперь Клык под ножом в операционной, а мы окружены бог знает какими людьми с непонятными темными намерениями. И я ума не приложу, как отсюда выбраться. Если, конечно, не бросить здесь Клыка одного. На что я, понятное дело, никогда не пойду.
Со вздохом отодвигаю тарелку и киваю своим:
— На допрос, так на допрос.
14
— Как тебя зовут, девочка?
— Ариель, — отвечает Ангел.
— Очень приятно, Ариель. Ты когда-нибудь слышала про человека по имени Джеб Батчелдер? — Агент протягивает ей фотографию. С нее Ангелу широко улыбается Джеб. Ей по-прежнему больно видеть его хорошо знакомое лицо.
— Нет.
— Гммм… Хорошо. А можешь мне сказать, какие у тебя отношения с Макс?
— Она моя сестра. Ну, понимаете, из-за миссионеров, наших родителей.
— Понятно. А откуда у тебя твоя собака?
— Я нашла его в парке. И подобрала.
Ангел поерзала на стуле, посмотрела в ту сторону, где Макс беседовала с теткой-агентшей, и подумала: «Хватит вопросов. Ариель, ты можешь идти».
Сидящий напротив нее агент отупело посмотрел в пространство, бессмысленно перелистал сделанные записи и сказал:
— Ммм… Думаю, на сей раз вопросов достаточно. Ариель, ты можешь идти.
— Спасибо, — Ангел слезла со стула, прищелкнула пальцами Тоталу, и он послушно засеменил за ней в сторонку.
— Как пишется твое имя?
— «Копетан», как «капитан корабля», — объясняет Газман, — а потом Террор, как «Т-Е-Р-О-Р».
Как ты думаешь, дорогой читатель, исправит ФБРовец Газзины орфографические ошибки или так оставит? Но мне, все равно, надо взять на заметку: выучить Газзи писать без ошибок.
— Значит, тебя зовут Капитан Террор?
— Так и зовут. — Газзи поерзал на стуле. Посмотрел, как Макс что-то тихо говорит своему агенту, и спросил: — А вы что, правда из ФБР?
Агент улыбнулся:
— Правда. Тебе сколько лет?
— Мне восемь. А вам?
Допрашивающий его дядька явно озадачился.
— Мда… для восьми-то лет ты высоковат будешь.
— Ага. Мы все высокие. И тощие. И едим много, когда, конечно, еда есть.
— Понятно… Скажи-ка ты мне, Капитан, ты когда-нибудь видел кого-нибудь, похожего вот на такое существо? — И он достает черно-белую фотографию с размытым изображением наполовину оволчившегося ирейзера.
— Ни фига себе рожа! Что это? — Голубые глаза Газмана округляются. — Нет, не видел. Никогда.
На этом агент, кажется, лишается дара речи.
— Ты слепой?
— Ага, — отвечает Игги, стараясь всем своим видом продемонстрировать скуку.
— Ты так и родился слепым?
— Нет.
— А ты помнишь, как ты ослеп? Джеф, правильно я твое имя запомнил?
— Ага, Джеф. Ну, в общем, я на солнце смотрел. Прямо на солнце, без защитных очков. Меня предупреждали, что от этого можно ослепнуть, но я не послушал. Кабы я только знал…
— А потом я съела целых три чизбургера. Такие вкусные, пальчики оближешь! И еще пирожки в масле, знаете, такие с яблоками. Тоже объедение! Вы пробовали когда-нибудь? — Надж смотрит прямо в глаза сидящей напротив нее женщине.
— Нет, не пробовала. Девочка, назови мне, пожалуйста, свое имя по буквам.
— К-Р-И-С-Т-А-Л. Мне мое имя нравится. По-моему, это красивое имя. А вас как зовут?
— Сара. Сара Макколей.
— Тоже нормальное имя. А вам хотелось бы другое имя иметь? Мне, например, хотелось бы, чтобы имя у меня позаковыристей было. Например, какая-нибудь Клеопатра. Или Мари-Софи-Тереза. Вы знаете, что у королевы Англии шесть имен. Она Елизавета Александра Мари. А фамилия у нее Виндзор. Но она такая знаменитая, что подписывается только «Елизавета Р». И все знают, что это она. Вот бы мне такой знаменитой когда-нибудь стать. Я бы тогда просто подписывалась: «Кристал».
Сначала поток красноречия Надж оглушил агентшу. Но она быстро оправилась и смогла наконец спросить:
— Ты когда-нибудь слышала про место, которое называется «Школа»? По нашим сведениям, она находится в Калифорнии.