Петръ Полевой
Сказка объ Иль? Муромц?, крестьянскомъ сын?, и его славныхъ подвигахъ
По древнимъ былинамъ
Изложилъ П. Полевой.
Съ рисунками М. В. Нестерова.
Дозволено Цензурою. Москва, 1887 г. августа 15 дня.
Не сине море всколыхалося, не вьюга въ пол? подымалася, не буйный в?теръ по степному простору разгуливалъ — подымались на святую Русь грозные вороги, налетали на ея чело хищные вороны, облегали ее со вс?хъ сторонъ, словно тучи черныя. Изъ степей нагоняли ихъ буйные в?тры, съ морей наносили ихъ буйныя волны, изъ-за горъ выводили злые люди. И давно-бы Русь пошатнулася, кабы не было въ ней духа русскаго, не было силы храбрости на борьбу съ инов?рными, не родилось бы могучихъ богатырей, готовыхъ голову сложить за землю Русскую и за в?ру православную. Много т?хъ богатырей на Руси перебыло и никогда они на Руси не переведутся, покуда будетъ стоять земля Русская, пока не пойдетъ вспять Волга-матушка. Бились т? богатыри и съ разбойниками, бились они и съ силой несм?тною иноземною, бились и съ злобой людского ненавистною, и дошла ихъ слава до насъ въ п?сняхъ, и будутъ жить дол?е нашего в?ка… Вотъ по этимъ-то старымъ п?снямъ и разскажемъ мы о знаменитомъ русскомъ богатыр? Иль? Муромц?.
Подъ славнымъ городомъ Муромомъ лежитъ село Карачарово; а въ томъ сел? Карачаров? жилъ-былъ крестьянинъ Иванъ, по отечеству Тимофеевичъ. Долго Богъ Ивану д?тей не давалъ, семьей его не над?лялъ, — но наконецъ послалъ таки ему дитя милое, дитя единое, да и то не на радость, не на помощь подъ старость. Родился у Ивана сынъ въ самый Ильинъ день, подъ громомъ и молніей, и назвали его родители Ильей… Стало дитятко рости да умн?ть, да видно родилось кал?кою: — ни на ноги встать, ни ногой шевельнуть не могъ Илюшенька. Такъ и годъ прошелъ, и другой, и третій — Илья все не ходилъ, ни руками не владалъ, и сид?лъ на печи сиднемъ, ни родителямъ не въ помощь, ни себ? не на радость… Да такъ и дожилъ Илья до тридцати л?тъ, съ ложечки матушкой вспоенный, изъ рукъ ее вскормленный, словно дитятко неразумное. И во вс? эти тридцать л?тъ ни разу ни родители, ни самъ Илья не взроптали на Бога, на судьбу свою не пожаловались!..
И случилось однажды родителямъ уйти въ поле на работу крестьянскую, и остался Илья одинъ-одинешенекъ дома. Сидитъ онъ на печи — думу свою думаетъ, и вдругъ слышитъ, что стучится къ нему кто-то въ окошечко косящетое. «Кто тутъ, добрый челов?къ, отзовися!» — окликаетъ съ печи Илья Муромецъ. И слышитъ онъ, что въ отв?тъ ему откликаются подъ окномъ три голоса: «Охъ ты гой еси, Илья Муромецъ, крестьянскій сынъ, отворяй скор?е намъ ворота широкія, впускай насъ, кал?къ, къ себ? во дворъ». — Отв?чаетъ имъ съ печи Илья Муромецъ: «Ай-же вы, кал?ки перехожіе! Не могу я съ печи встать, не могу я вамъ вороты отворить — сижу я зд?сь сиднемъ ц?лыя 30 л?тъ: не владаю ни руками, ни ногами». И опять слышитъ онъ подъ окномъ: «Вставай, Илья, на р?звы ноги, отворяй намъ ворота, впускай насъ на широкой дворъ!»
И вдругъ почувствовалъ Илья, что онъ на ноги встать можетъ, что онъ рукой влад?етъ… Всталъ съ печи, отворилъ ворота широкія, впустилъ кал?къ во дворъ, позвалъ ихъ со двора въ избу.
Входили кал?ки въ избу, клали передъ образомъ крестъ по-писанному, поклонъ вели по-ученому, вынимали изъ котомочки дорогую чару — наливали ее кр?пкимъ, старымъ, стоялымъ медомъ, подносили Иль? Муромцу. Выпивалъ Илья ту чару единымъ духомъ и спозналъ въ себ? силу великую.
Посмотр?ли на него старцы и спрашиваютъ:
— «Чуешь-ли ты въ себ? силу?»
— «Чую силу великую!» — отв?чаетъ Илья.
— «А какъ велика твоя сила?» — переспрашиваютъ Илью старцы.
— «А такъ то велика, что если-бы былъ столпъ отъ земли и до неба, такъ я бы повернулъ всю землю».
Переглянулись между собою старцы и говорятъ: «Много ему этой силы — такъ много, что его пожалуй и земля не снесетъ. Надо въ немъ поубавить силушки.» И еще поднесли ему тутъ-же чару меду кр?пкаго.
Какъ только выпилъ ее Илья, такъ и почувствовалъ, что въ немъ силы сразу поубавилось.
— «Ну что, говорятъ ему кал?ки, — какъ теперь велика твоя силушка?»
— «Теперь противъ прежняго во мн? силушки половинушка».
— «Ну, съ тебя и этой силы вдоволь будетъ. Суждено теб? быть на Руси первымъ, великимъ богатыремъ и совершить громкіе подвиги ратные. Выслушай же и нашъ теб? зав?тъ нерушимый. Бейся см?ло со всякимъ богатыремъ, не щади злого ворога, не давай слабыхъ въ обиду сильному, сражайся за землю русскую православную, и помни, что пока соблюдешь нашъ зав?тъ — смерти теб? на бою не писано!»
— «Какъ же буду я съ ворогами биться, какъ стану сражаться за Русь православную, когда я не обученъ ратному д?лу, когда н?тъ у меня ни коня молодецкаго, ни оружія, ни досп?ха богатырскаго?»
— «Научимъ мы тебя, Илья, уму-разуму. Выходи завтра во чисто-поле, покупай перваго жеребеночка, пшеномъ его б?лояровымъ выкармливай, изъ святаго ключа водой выпаивай, а какъ выпоишь и выкормишь, три м?сяца выводи его въ свой садъ и на утренней зар? въ рос? выкатывай; а коли станетъ твой жеребеночекъ черезъ тынъ взадъ да впередъ перескакивать — по?зжай на немъ куда в?даешь! На такомъ кон? и досп?хи ратные, и славу воинскую себ? добудешь!» Какъ сказали это Иль? кал?ки перехожіе, такъ и стали невидимы.
И дивится самъ на себя Илья, самому себ? не в?ритъ! Откуда взялась бодрость молодецкая и сила богатырская? — «Дай» — думаетъ, — «пойду я къ отцу съ матерью на ихъ работу на крестьянскую, помогу имъ въ ихъ трудахъ тяжкихъ».
Пришелъ Илья на дальнюю пустошь, гд? его отецъ съ матерью пни корчевали, пашню разчищали, и видитъ, что отецъ съ матерью изъ силъ выбились, отъ трудовъ отдохнуть спать полегли. Принялся Илья за чистку — дубье-колодье все повырубилъ, пенья-коренья повыворотилъ, къ р?к? стащилъ, ст?ной навалилъ и ямы приравнялъ — хоть сейчасъ с?й на пол? пшеницу б?лояровую…. Хоть катайся по ней взадъ и впередъ въ карет? боярской: не тряхнетъ ни капельки.
Проснулись отецъ съ матерью и глазамъ не в?рятъ.
— «Что за чудо под?ялось? Кто бы могъ сработать такую работушку? Тутъ было намъ д?ла еще на полгода, а теперь хоть сейчасъ с?й на пол? пшеницу б?лояровую!»
Пришли домой и еще бол?е изумились. Видятъ, что Ильюша ходить по двору бодръ и силенъ, влад?етъ руками и ногами, правитъ за нихъ всю работу крестьянскую. Стали они сына разспрашивать, какъ онъ оздоров?лъ? И разсказалъ имъ Илья про свою встр?чу съ кал?ками, и какъ они его исц?лили, какъ над?лили его силою кр?пкою-богатырскою. Обрадовались отецъ съ матерью — думаютъ: «То-то будетъ нашъ сынъ работникомъ!»
А Илья и говоритъ имъ на это:
— «Н?тъ, батюшка съ матушкой, не радуйтесь, не работничекъ я вамъ, не помощничекъ. Долженъ буду я скоро отъ васъ уйти — зав?тъ старцевъ-кал?къ исполнить, постоять грудью за Русь православную».
На другой день пошелъ Илья въ чисто поле и видитъ — ведетъ мужикъ на базаръ жеребеночка немудраго: на видъ неказистъ, и шерстью косматъ, и мастью не вышелъ…
Купилъ Илья того жеребеночка, не торгуяся; что спросилъ мужнкъ, то и далъ за него. И началъ потомъ его выкармливать, началъ его выпаивать, началъ холить да выхаживать, а какъ минуло три м?сяца — по три зари утреннія сталъ онъ его выводить въ свой садъ на рос? по трав? поваляться. И такой-то вышелъ изъ жеребеночка косматаго чудесный конь, что ему и скокъ не скокъ, и тынъ не тынъ! Такъ онъ единымъ махомъ черезъ тынъ взадъ да впередъ и скачетъ… «Ну, думаетъ Илья, на этомъ кон? точно что можно ?хать, куда захочешь». Вотъ онъ своему коню мочальную узду обрядиль, попоной его покрылъ, себ? копье смастерилъ, лукъ тугой натянулъ, стр?локъ п?вучихъ въ колчанъ набилъ, и пришелъ къ отцу съ матерью просить благословенія.
Дали ему отецъ съ матерью прощеньице-благословеньице, прощаясь надъ Ильей поплакали и пустили его на подвиги ратные.
Вотъ и вздумалъ ?хать Илья Муромецъ нзъ Карачарова на чудной Черниговъ-городъ, оттуда на Кіевъ-градъ дорогою прямо?зжею. Сталъ онъ только къ Чернигову подъ?зжать, и видитъ — подъ городомъ Черниговомъ стоить сила басурманская, которой и см?ты н?тъ… Стоитъ, облегла городъ со вс?хъ сторонъ, хочетъ городъ изморомъ взять, въ конецъ разорить, церкви Божіи огнемъ спалить, а самого князя съ княгинею въ тяжелую неволю взять.
И вспомнилъ Илья зав?тъ старцевъ кал?къ-перехожихъ; на бурушк? своемъ онъ пріоправился, да какъ ударитъ на силу басурманскую… Копьемъ колетъ, палицей побиваетъ, конемъ топчетъ: гд? про?детъ, — тамъ улица, гд? повернетъ — съ переулочкомъ.
И такого-то нагналъ Илья Муромецъ страху на силу басурманскую, что вс? они пришли въ смятеніе великое; а молодцы-черниговцы какъ увидала со ст?ны Божью помощь, такъ тотчасъ Иль? на подмогу изъ города высыпали и давай рубаться съ силой басурманскою. Поб?жала отъ города вся рать — сила несм?тная, закаялась съ той поры подступать подъ его ст?ны.
Принимали молодцы-черниговцы Илью съ великою честью, вели его на княжій дворъ къ своему князю, и сажалъ его князь за свой столъ на первое м?сто, просилъ его на свою службу княжескую, приказывалъ быть ему воеводою. Отказался Илья Муромецъ отъ великой чести, говорить: «Гд? мн? крестьянскому сыну быть у тебя воеводою, найдутся у тебя люди на то старые, бывалые — я долженъ свой зав?тъ исполнить, постоять за землю Русскую, за в?ру православную. Такъ повели же ты мн?, князь, показать на Кiеву-граду дорогу прямо?зжую, чтобъ мн? не плутать, не путаться.»
«Удалый добрый молодецъ, славный богатырь!» — говорить князь Иль? Муромцу — «видно, что ты весь свой в?къ сиднемъ дома сид?лъ, надъ собой невзгодушки не в?далъ. Видно не знаешь ты, что ужъ тридцать л?тъ н?тъ отсюда пути въ Кіевъ прямо?зжаго, и ?здимъ мы въ Кіевъ околицей. Залегъ на той прямой дорог? Соловей-разбойникъ, Соловей, Одихмантьевъ сынъ, со своимъ проклятымъ родомъ, и н?тъ мимо его никому пути: с?рый зв?рь — и тотъ тамъ не прорыскиваетъ; черный воронъ — и тотъ не пролетываетъ. Сидитъ онъ, Соловей, на семи дубахъ, свищетъ разбойникъ по-соловьиному, шипитъ по-зм?иному, рявкаетъ по-туриному, и н?тъ такого молодца удалаго, н?тъ такого коня богатырскаго, который бы тотъ его посвистъ вынести могъ: какъ услышитъ, на землю мертвъ валится».
— «Спасибо теб? князь, на твоемъ слов?, спасибо, что ты указалъ мн? въ Кіевъ дорогу прямо?зжую; тою дорогою я и по?ду, — а въ живот? нашемъ и въ смерти одинъ Богъ воленъ». Уroстилъ князь черниговскій Илью Муромца хл?бомъ-солью, отблагодарилъ его дорогими подарочками, отпустилъ его на Кіевъ дорогою прямо?зжею, и молвилъ всл?дъ ему съ горестью: — «Жаль добраго молодца! Не сносить ему буйную голову!»
А Илья Муромецъ по?халъ черезъ дремучіе л?са брянскіе, черезъ черныя грязи смоленскія и какъ сталъ подъ?зжать къ славной р?чк? Смородинк?, видитъ — точно дорога зас?чена, и н?тъ тамъ про?зду ни конному, ни п?шему. И только было хот?лъ онъ черезъ ту зас?ку скокомъ махнуть, какъ раздался по л?су соловьиный свистъ — того самого Соловья-разбойника! И отъ свисту, того соловьинаго темны л?са къ земл? преклонилися, съ деревьевъ листья посыпались… Не дался Илья страху, бьетъ коня по бедрамъ шелковой плетью, — а Соловей-разбойпикъ опять зашип?лъ по-зм?иному, зарев?лъ-загуд?лъ по-туриному. Подъ Ильей-Муромцемъ конь на кол?на палъ… Разгор?лось въ Иль? Муромц? сердце молодецкое:
— «Что ты, добрый конь, спотыкаешься? Аль не слыхивалъ свисту соловьинаго, шипу зм?инаго, рявканья зв?ринаго?» — Да какъ выхватитъ тугой лукъ, какъ наложитъ на его тетивочку калену стр?лу, какъ пуститъ въ Соловья-разбойника… Попалъ ему въ правый глазъ, сшибъ его съ дерева на сыру землю, наскочилъ на него и давай его крутить да вязать, къ с?длу какъ зв?ря приторачивать. Самъ с?лъ на коня и по?халъ дальше, какъ ни въ чемъ не бывало.
?детъ — ?детъ онъ дубровою темною, дремучею, на?зжаетъ въ л?су, на полян? на хоромы Соловья-разбойника. А и дворъ у Соловья былъ на шесть верстъ, а около двора жел?зный тынъ, а на каждой тынинк? по маковк?, а на маковк? по головушк?, т?хъ самыхъ богатырей, что пытались про?хать въ Кіевъ дорогою прямо?зжею.
Завид?ли издали Соловьевы дочери, что ?детъ кто-то къ ихъ хоромамъ. Стали говорить между собою:
— «?детъ къ хоромамъ нашъ батюшка, везетъ съ собою чужого богатыря — будутъ вс?мъ намъ отъ него обновы».
— «Что вы, осл?пли, что-ли? — говоритъ имъ Соловьева жена. — Разв? не видите, что сюда ?детъ чужой богатырь, вашего батюшку въ торокахъ везетъ! Собирайтесь вс? скор?е, сзывайте моихъ зятевей любимыхъ, нападайте на чужого богатыря!»
Обернулись Соловьевы дочери черными воронами, а зятья его — хищными коршуньями, налетаютъ на Илью Муромца, хот?ли его расклевать, на части разнесть, волкамъ въ сн?дь разбросать. Да Илья-то ихъ принялъ по-своему: каждому сп?ла посл?днюю п?сню его стр?лочка каленая. А потомъ по?халъ Илья на хоромы разбойничьи, все въ нихъ побилъ, поломалъ, конемъ притопталъ и съ землею сравнялъ. Сравнялъ — и по?халъ дальше къ Кіеву, дорогою прямо?зжею.
Въ, славномъ стольномъ город? во Кіев?, у ласковаго князя Владиміра, у Владиміра Краснаго Солнышка, былъ св?тлый радостный пиръ, для дружины храброй, для бояръ, для князей, для славныхъ кіевскихъ могучихъ богатырей.
И былъ тотъ пиръ во полу-пир?, и былъ тотъ столъ во полу-стол?, когда пришли сказать князю Владиміру, что прі?халъ добрый молодецъ изъ Чернигова, привезъ ему в?сть добрую, радостную. Приказалъ князь позвать въ палату добраго молодца.
Вошелъ въ палату Илья Муромецъ, крестъ кладетъ по-писанному, поклонъ ведетъ по ученому, а князю съ княгинею въ особицу.
— «Откуда, добрый молодецъ, ?дешь и куда путь держишь?» — спрашивалъ Илью Владиміръ-князь.
— «Держу я путь къ теб?, князю Владимиру, хочу проситься на службу твою княжескую, постоять за землю русскую, за в?ру православную; а ?ду я теперь изъ Чернигова, везу теб? добрую в?сть».
— «Не прочь бы я тебя добраго молодца пожаловать, не прочь бы тебя на службу принять; только вижу я, что ты, добрый молодецъ, облыгаешься, надъ вс?ми нами посм?хаешься… Разв? мы не вс? в?даемъ, что подъ Черниговомъ стоитъ бусурманская рать — сила несм?тная, что оттуда н?тъ никому ни прохода, ни выхода?»
— «Это точно, что было такъ!» — отв?чаетъ Илья Муромецъ, — «а теперь тамъ все въ добромъ здравіи».
— «Да когда-же ты былъ въ Чернигов??»
— «А вотъ три дня назадъ, оттуда посл? ранней об?дни вы?халъ, и про?халъ сюда въ Кіевъ дорогою прямо?зжею».
Какъ зашумятъ, загалдятъ за княжескимъ столомъ вс? князья и бояре и русскіе богатыри….
— «Что ты, князь Владиміръ, этого хвастуна слушаешь! Какъ онъ см?етъ теб? небылицы нести! Кому же это незнамо, не в?домо, что ужъ тридцать л?тъ н?тъ отъ Кіева къ Чернигову пути прямо?зжаго, что залегъ на томъ пути Соловей-разбойникъ, и мимо его ни с?рый зв?рь не прорыскиваетъ, ни черный воронъ не пролётываетъ?»