— Всё, что было… — он прикусил губу и стал смотреть в сторону.
— Но давай обсудим… Ведь можно все сделать, как раньше.
Неужели, он правда не понимал? Даже, если сделать, чтобы всё пошло как раньше, оно пойдёт не по правде, а «как будто». Капитан не станет прежним дядей Полем, которому можно верить всей душой, обман никуда не уйдёт. И пироскаф не будет больше родным домом, как ни притворяйся, что он все тот же.
«Разве что Изольда останется такой, как раньше, — усмехнулся Сушкин. — она никого не обманула.»
«А Донби?» — сказал он себе.
«А что Донби? Он хороший, но он же не сам по себе, а будто часть капитана. Они уйдут вместе…»
Все исчезнет, что связано с пироскафом…
Капитан, кажется, догадался, о чем думает Сушкин. Покашлял, согнулся в кресле. Достал из внутреннего кармана какую-то маленькую штучку. Положил на ладонь.
— Вот…
— Что? — Сушкин пригляделся. Это был крючок от вешалки при салоне пироскафа. Бронзовый морской конёк ростом со спичку. — Можно, я возьму себе это на память? — спросил капитан.
— Мне-то что?
— Я не хочу брать без спроса ни крошки судового имущества. Эта плохая примета…
Может, капитан спятил? Он смотрел в угол, царапал коньком ладонь, и глазки у него слезились…
— Я-то здесь при чем? — съёженно сказал Сушкин.
— Как при чем? Ты же наверняка теперь уволишь меня. И будешь по-своему прав… То есть не по-своему, а по-всякому. Ну, а мне хотелось бы оставить себе маленькую память о нашем пироскафе…
Что-то застряло в горле.
— Вы издеваетесь, да? — сипло спросил Сушкин.
— Том, голубчик? С чего ты взял?
— Но пироскаф же киношный, а не мой!
— Что?.. Подожди, подожди… — капитан стал неуклюже выбираться из кресла с герцогским гербом. — Ты путаешь… ты что-то не понял…
— Чего я не понял?!
— Ты выиграл в лотерее старый пароход. Киностудия давно ждала, кто его выиграет. Крутили там своих шмелей, снимали заранее. Ты им понравился. Они попросили меня наняться на пироскаф, чтобы помочь съёмке, потому что знали меня давно… Я согласился, это да. Нужны же были деньги на ремонт, на оборудование. Вообще на плавание… Но «Дед Мазай» в любом случае твой!
— Правда?!
— Ты можешь послать режиссёров и сценаристов по всем румбам розы ветров и продолжать плавание куда угодно. С каким угодно капитаном!..
«Я не хочу с каким угодно!» — рванулось в нем. И к нему рванулось — к дяде Полю.
«А с ним хочешь?» — словно кто-то остановил его толчком. Да, после того, как тот с киношниками столько дней морочил его! И улыбался при этом, и шутил…
— Так что же нам делать, Том Сушкин? — глуховато спросил капитан и со стуком положил трубку.
Сушкин прекрасно понял вопрос. Но сказал с хмурой ухмылкой:
— Вы о крючке, что ли? Да берите, пожалуйста…
— Я о том, что напишу заявление. Об уходе. А ты напишешь в углу: «Согласен. Судовладелец Сушкин». Согласен?
«Это — всё?» подумал Сушкин. И уцепился за спасительную мысль:
— А кто поведёт пироскаф?
— Герцог поможет найти капитана…
Загудело в ушах. Сушкин прижал к щекам руки. Под ладонь попало колечко. Оно тихонько звенело, словно хотело что-то подсказать, но Сушкин не мог понять — что?
— Ну, подождите же! — отчаянно сказал Сушкин. — Сколько вы всего… на меня… Я же не знаю! Ну, дайте подумать! Хоть до вечера. Как мне быть…
Сзади раздалась возня. Две гибкие шеи охватили Сушкина за бока.
— Поль, ты умор-л-рил р-л-ребёнка…
— Он же ещё птенец, а ты… Подожди пару дней…
Сушкин уже не помнил, как оказался ничком на постели…
Сушкина разбудил Юга. Подёргал за пятку.
— Том, ну ты как?
Он помотал головой. Признался:
— Я какой-то пустой…
— Это бывает…
— Не потому, что есть хочу, а…
— Я понимаю…
Хорошо, когда кто-то тебя понимает. Они посидели рядом. Лампа не горела, за окном был какой-то ртутный полумрак. Похоже, что белая луна растворялась в тумане. В томтумане?
— Пойдём погуляем… — сказал Юга.
— Пойдём… Я хочу сходить к «Деду Мазаю». Юга, он ведь все-таки мой! Поликарп сказал…
— Я знаю…
— Вот. А я столько времени на нем не был! Наверно, он обижается, думает, что забыл…
— Идём… Возьми вот, надень… — Юга схватил со стула белеющую в сумерках бескозырку, нахлобучил на Сушкина. Тот не спорил.
Они прошли по коридорам, дворец казался пустым. Только у выхода посапывал гвардеец в полосатом мундире, он запоздало козырнул.
Столичный городок Герцоград тоже казался пустым. Где-то сердито орал кот, в отдалении играла губная гармошка, но не попался навстречу ни один человек.
Потом в лунном вязком тумане угасли вообще все звуки, только подошвы по брусчатке — хлоп, хлоп.
«Дед Мазай» стоял у конца каменного пирса, в районе Главной пристани, где швартовались герцогские катера и всякий мелкий флот. Дорога была не близкая… Или наоборот, совсем близкая? Пространство то сжималось, то растягивалось в рассеянном свете. Иногда казалось даже, что впереди вот-вот появится зыбкая тень…
Наконец засветились редкие огоньки пирса. Сушкин и Юга вышли на дощатый настил. Туман оседал, рвался на куски и пушисто обмахивал ноги. «Дед Мазай» горбато темнел и нависал над причалом круглым кожухом. У сходен тоже горела жёлтая лампочка. Она отражалась в позолоченном гребешке гвардейской каски.
Гвардеец увидел подходивших ребят и встал прямо — узнал.
— Добрый вечер, — сказал Юга (а Сушкин подумал, что теперь, скорее, уже ночь; только непонятная, туманно светлая).
— Здравия желаю, ваше высочество. Здравия желаю, господин… Том.
— Ваше имя и звание? — спросил Юга.
— Старший ефрейтор караульной службы Рапс, ваше высочество!
— На судне кто-нибудь есть?
— Никак нет. Только… четвероногое… — Рапс чуть хихикнул. — Известная вам пароходная крыса Изаура…
— Изольда, — сказал Сушкин.
— Виноват, господин Том! Она недавно пришла с прогулки…
— А художник Платон? Заходил? — спросил Сушкин.
— Так точно. Только два часа назад их просвещённость магистр Римский-Корсаков отправились во дворец. Изволили сообщить, что собираются работать ночью…
Юга встал прямо и сказал:
— Старший ефрейтор Рапс. Я освобождаю вас от дежурства. Идите отдыхать….
— Но, ваше высочество…
— Я беру ответственность на себя. Ступайте…
— Слушаюсь, ваше высочество…
Через несколько шагов он, однако, оглянулся.
— Ступайте, старший ефрейтор, — повторил наследник. — Спокойной ночи.
— С… спокойной ночи, ваше высочество…
Юга и Сушкин прошли по сходням. Сразу поднялись на верхнюю палубу, к рубке. Сушкин вдохнул знакомый запах пироскафа.
— Юга, а кто будет на часах, когда мы уйдём? — спохватился Сушкин.
— Я думаю, мы не уйдём…
— Будем ночевать здесь?
— Ну… посмотрим…
Сушкина не встревожила эта непонятность. Он готов был слушаться Югу во всем.
Ткнулось в ступню тугое, покрытое шерстью тельце.
— Изольда!
Она зацарапала коготками ногу Сушкина, просилась на руки. Сушкин взял, погладил. Изольда замурлыкала почти по-кошачьи. Юга поёжился, он, видимо, недолюбливал крыс.
— Да не бойся, — посмеялся Сушкин, — погладь её.
Юга вежливо провёл по спинке Изольды указательным пальцем, но больше общаться не стал. Перешёл к другому плечу Сушкина.
— Юга, давай прогуляемся, — попросил Сушкин. Юга кивнул.
Они спустились на нижнюю палубу и прошли в машинное отделение. Сами собой зажглись жёлтые лампочки. Юга бывал здесь много раз, но всегда удивлялся мощи клёпаных котлов, толщине чугунных дверец, гладкости отшлифованных шатунов, толщине гребного вала. За фигурными спицами ограждения виднелись темно-красные лопасти колёс. Из-за спиц несло сыростью.
Юга отступил к ближней топке. Огня там не было, но от дверцы веяло давним теплом. Сушкин потянул рычаг, двухпудовая дверца плавно отошла. Дохнуло тёмным жаром: видимо, был загружен запас активированного кашевария, и он излучал рабочую температуру. Сушкин отскочил, потёр коленки — они чуть не испеклись, как картошки…
Закрыли дверцу вдвоём. Отдышались и пошли гулять по каютам, коридорам, салону. Все было удивительно знакомым Сушкину и в то же время будто уже не его. А почему? Ведь пироскаф по-прежнему принадлежал ему, Тому Сушкину!
Заскреблось опасение. Даже Изольда беспокойно завозилась на плече у Сушкина. Он сказал:
— Юга… что-то не то.
— Подождём немного, — непонятно отозвался Юга.
Поднялись в рубку. Замигали на панели разноцветные огоньки, засветились круглые часы и репитер гирокомпаса. У рубки почему-то сам по себе звякнул колокол. И сразу раздался хрипловатый мужской голос — негромкий, но проникающий всюду:
— Том, послушай меня…
Крыса испуганно шлёпнулась на пол. Том вскинул голову. Не испугался, но понял: началось что-то такое.
— Это кто? Это… ты Бэн?
— Бэна размонтировали и увезли сегодня утром, кончился срок аренды. А это — просто я, «Дед Мазай».
Кингстоны
Голос шёл, видимо, из динамика над пультом. Но казалось — отовсюду сразу.
Сушкин повертел головой. Страшно не было, но он растерялся.
— Я не знал, что ты умеешь так… А почему ты раньше не говорил?
— Зачем, если был старина Бэн… Да и нелёгкое это дело — человеческие разговоры… — в голосе «Деда Мазая» теперь явно прозвучали старческие нотки. — А теперь вот пришлось заговорить.
Сушкин быстро оглянулся на Югу. Тот стоял с поднятым лицом и, кажется, не удивлялся. Внимательно приоткрыл рот и поглаживал на водолазке золотого муравья. Изольда столбиком сидела у его башмаков.
Сушкин помигал. Надо было что-то сказать.
— Дед… — Он иногда называл пироскаф просто Дедом, но только про себя, а сейчас получилось вслух. — Дед, а почему ты заговорил сейчас?
— Пришлось… Том, я ведь твойпароход… пироскаф… — похоже, что в голосе скользнула усмешка. — Помоги мне…
— В чем? — испугался Том. И правильно испугался. «Дед» сказал:
— В последнем деле. Пора на дно…
— Нет! — сразу крикнул Сушкин. — Ни за что!
Юга крепко взял его за локоть. А «Дед» как будто подышал и проговорил со стариковской лаской:
— Том, я тебя люблю. Вот и говорю честно… Я живой.
— Я знаю…
— Да…Все большие создания чуют, когда приходит их час: лошади, медведи, слоны, киты… и динозавры чуяли… Говорят, чуют и планеты… Вот и я… Для каждого судна приходит срок, при котором бесполезен любой ремонт. Швы текут, шестерни ломают зубья, заклёпки сыплются, как горох…
— Это киношники тебя довели!
— Не ищи врагов, Том. Это закон природы… И я прошу тебя, мальчик, помоги мне…
— Как? — сквозь комок в горле выдохнул Сушкин. А Юга покрепче взял его за локоть.
— Том, я же твой корабль. Побудь моим последним капитаном. Это недолго, не больше часа…
— Как? — снова выговорил Сушкин.
— Я старый трудяга. Грузы возил и пассажиров, плоты таскал, плотины строить помогал на разных реках. Всего и не припомнить… Даже повоевать пришлось, в Гражданскую. Правда так и не понял, за что, но старался, чтобы меньше гибло людей… Том, не хочу я кончать дни на Вторчермете или на болотистом мелководье, как гнилая угольная баржа. Ты же сам говорил, что я пироскаф. «Огненный корабль». Говорил?
— Да… — всхлипнул Том Сушкин.
— Том, выведи меня в залив… Это просто, я стою у края пирса, носом на открытую воду. Дашь полный ход — и пошёл вперёд, на норд-вест. Я знаю дорогу без всякого Бэна, только слегка подкручивай штурвал… Выведешь Том?
— Да, — снова всхлипнул он. — А потом что?
— Отойдём версты на три от берега, это будет середина залива. Спуститесь в трюм. Там в днище кингстоны. Четыре заглушки — две в корме, две в носу. Откинете рычаги, отвинтите крышки, одну за другой. Работа не лёгкая, но вдвоём справитесь. Будьте осторожны, сильно хлынет вода… Да, вот что! Заранее положите на рубку резиновую лодку, она готовая, на корме. Когда вода поднимется к верхней палубе, сбросьте лодку с крыши, прыгните в неё и гребите в сторону, чтобы не затянуло в воронку. Не упустите момент… Сделаешь, Том?
— Да… Дед, а почему ты не попросил сделать это капитана?
— Он повязан всякими договорами и контрактами. Скажут, что нарочно затопил судно, чтобы не платить налоги или спрятать какие-то следы…. А с мальчика какой спрос?.. И к тому же, Том, я ведь твойпироскаф…
— Хорошо, — опять всхлипнул Том Сушкин.
— Вода в котлах. Включи нагрев, котлы заработают быстро. Умеешь?
Том умел. Надавил рычажки. Замигали жёлтые и красные огоньки. Что-то еле ощутимо дрогнуло в недрах пироскафа.
— Том, — сказал Юга. — пока все греется и готовится, давай затащим наверх лодку.
…Казалось бы, надувная штука, не должна быть тяжёлой. А они маялись чуть не час. И вес был ого-го какой, и приходилось соблюдать осторожность: если зацепишь и продырявишь, на чем добираться обратно? «Дед» специально напомнил об этом. Давал он и другие советы:
— Весла прихватите… Ведра… Спасательные жилеты… — Потом сказал ещё: — Изольду у меня не оставьте…
Изольда вертелась под ногами. Не очень мешала, но не давала про себя забыть.
«Дед» наконец сообщил:
— Ну вот, есть давление… Том, давай ход. Сначала чуть-чуть. Ты ведь умеешь.
Том тихонько двинул вперёд рукоять. И взял штурвал.
«Дед Мазай» аккуратно шлёпнул плицами, пирс не спеша поехал назад. Том даже представил, как у форштевня возник бурунчик. Чёрный, украшенный золотистым орнаментом нос пироскафа был невысоким, но все же раздвигал воду красиво, по-морскому.
Тому Сушкину не раз выпадало стоять за штурвалом. Но тогда плаванием руководил Большой Электронный Навигатор (Бэн) по имени Куда Глаза Глядят. А рядом находился капитан Поль. Теперь же Том оказался полным хозяином судна. И поэтому шевельнулась в душе горделивость. Но сильнее горделивости ощущалась печаль. Ведь рейс был последним, прощальным.
— Видишь, у горизонта двугорбый островок? Держи на него, — хрипловато попросил «Дед».
— Есть… — шепнул Том.
В тумане с лунным размытым светом островок виднелся неясно, однако был все же различим. А луна плавала в небе, как алюминиевая медуза. Том сначала дал средний, а потом полный ход.
— Не сваливай в сторону, — предупредил «Дед». — Там мели…
— Не свалю, — выдохнул Том.
Думал ли он, что история с пироскафом кончится именно так?
Юга будто услышал его мысль.
— Том…
— Что?
— Это ведь не самый плохой конец, — сказал Юга.
Том шумно подышал и не ответил.
— Это гордый конец, — сказал Юга.
Том был с ним согласен. Но куда денешь острую жалость к пироскафу?
Он ответил Юге слегка сердито:
— Ты будто заранее знал, что так будет…
— А я знал.
— Откуда?!
— Том, я днем побывал тут, на пироскафе…
— Зачем?!
— Ну, захотелось почему-то. Ты куда-то пропал, а я подумал: вдруг ты здесь… Приехал, а здесь Платоша. Начал делать с меня рисунки… Потом я ушёл на корму, а «Дед Мазай» заговорил со мной через мобильник… Верно, «Дед»?
— Да, — выдохнул «Дед». — Я попросил Югу помочь тебе…
— Потом Платоша остался, а я снова пошёл в город, искать тебя, — объяснил Юга.
— Спасибо, — шёпотом сказал Том, глядя на размытую луну. Шевельнулась обида, но она была несправедливая, и Том прогнал её.
Шли минут двадцать. По сторонам проплывали, как тени, островки с одинокими деревьями.
— Стоп машина, — деловито скомандовал «Дед Мазай». — И не надо больше слез и грусти. Займёмся делом.
Том послушно потянул на себя рукоять. Перестали стучать шатуны, затихла дрожь корпуса. Лопасти остановились, потом начали тихо двигаться назад от встречной воды.
По-прежнему деловито «Дед Мазай» сообщил:
— Приехали… Ребята, теперь давайте в трюм… Том, ты ведь знаешь, где заглушки…
Том знал, хотя в трюме бывал редко.
Спустились по дрожащим железным ступенькам в душную темноту, здесь пахло ржавчиной и отслоившейся краской. Светили тусклые лампочки в стеклянных колпаках.