— Сажаю я боб —
Тысяча вырасти!
Посажу второй —
Десять тысяч вырасти!
Засеял поле, вздохнул с облегчением, стал урожая ждать. Однако не тут-то было. Как зазеленело поле, примчалось из лесу стадо оленей, поле вытоптало, побеги объело.
Собрал старик сыновей совет держать, и решили они построить сторожку — по очереди поле стеречь.
В первый вечер старший сын пошёл в дозор. Залез он в сторожку и спать улёгся. Силач! Что ему олени! Одной рукой повалить может хоть одного, хоть двух.
Но тут налетел вдруг ветер, чуть крышу не сорвал. Выбежал парень из сторожки и оторопел: в тусклом свете луны — будто лес с места сдвинулся — стремительно неслось на него стадо оленей, рога торчком, из ноздрей белый пар валит, вот-вот растопчут.
Задрожал парень от страха, заскочил в сторожку, накрылся циновкой, да так до утра и просидел.
Наступил рассвет. Пора домой идти. Сломал ветку с дерева и, бодро размахивая ею, вернулся в деревню.
— Вот и я! Всю ночь поле сторожил, оленей к нему не подпускал. Есть хочу. Разжигайте скорее очаг, напеките лепёшек, да побольше.
— Славный сын у меня! — обрадовался старик, ласково взглянув на храброго парня.
Снова вечер настал. Средний сын пошёл в дозор. Мелкий дождь моросил, на душе было смутно.
Тьма спустилась.
«Ну и выдалась ночка!» — подумал он и улёгся было спать.
Вдруг налетел сильный вихрь и послышался шум. Вскочил парень на ноги, от страха дрожит, уши руками зажимает, стоит не дышит.
Потом руки с опаской опустил, прислушался — тишина, ни звука не слышно. Откинул циновку, которая вход загораживала, наружу вышел. Пахнуло на него тёплым ветром, и странный тоненький голосок пропел в глубине леса:
— Тярарин, тярарин —
Погремушка гремит…
— Ой! Вот оно! — вздрогнул парень, словно его водой холодной обдали. Забрался в сторожку и просидел там до утра.
Рассвело. Солнце осветило всё вокруг своими лучами-стрелами. Опомнился парень, омыл лицо водой из реки и домой пошёл.
— Были олени, но я их прогнал, — хвастливо сказал он, переступив порог.
Снова вечер настал. Очередь младшему в дозор собираться.
— Где уж ему! Мал да глуп. Не справиться, — сказал отец.
— Пусть идёт, а то совсем обленился! — закричали братья.
Насилу разбудили они пинками дремавшего братца:
— Эй! Вставай! Твоя очередь в дозор идти.
Зевнул Малыш Таро во весь рот, потом ещё зевнул и сказал:
— Ладно!
Вскочил на ноги и пошёл, да не туда спросонья направился. Подбежал к нему старший брат, повернул лицом в другую сторону:
— Поле-то вон где!
— А-а! — сказал Таро.
— Ну как ты, дойдёшь? — спросил отец участливо. — Возьми вот горсть бобов жареных на дорогу.
* * *
Пришёл Малыш Таро в сторожку, развёл огонь в очаге, пожевал бобов. А когда хворост прогорел, сунул ноги в тёплый пепел и заснул глубоким сном.
Долго ли спал, коротко ли — неведомо, только вдруг налетел сильный ветер и задрожала сторожка, закачалась — вот-вот рухнет. Послышался топот копыт. Видно, олени явились. Выскочил Таро наружу, видит: несётся к сторожке стадо оленей, рога колышутся, словно лес с места сдвинулся. Впереди мчится огромный олень необыкновенной красоты, бока золотом отливают. Подбежал Малыш Таро к нему и вскочил одним махом на шею.
— Что это вы повадились на нашем поле пастись! — крикнул он оленю.
Рассердился олень, полетел вперёд ещё быстрей. Но не смог сбросить с себя Малыша Таро. Тогда опустил он голову к земле и стал трясти ею изо всех сил, но крепко вцепился парень — не стрясёшь. Подпрыгнул олень и помчался в глубь леса. Остальные — за ним, словно волны покатились.
— Ах, кораблик, мой корабль!
Белый парус на волнах! —
запел вдруг во весь голос Малыш Таро, качаясь на шее у оленя.
И вдруг из чащи, словно в ответ на его песню, донёсся странный голосок:
— Тярарин, тярарин —
Погремушка гремит…
— Что это? Чей это голос?! — вскричал Таро, не отпуская шею оленя.
Олень вдруг остановился и сказал:
— Таро! Я вижу, ты сильный паренёк, и не избавиться мне от тебя. Хочешь, подарю тебе Поющую тыкву? А ты слезь с моей спины.
— Поющая тыква? Это интересно! Но я не слезу с твоей спины до тех пор, пока ты не пообещаешь больше не разорять наше поле. Обещаешь?
— Обещаю! Обещаю! — сказал Большой олень.
Тогда Таро соскочил на землю.
— Ну вот, я слез. Давай эту Поющую… как её там?
— Следуй за мной, — сказал олень и пошёл в глубь чащи, Таро — за ним.
В темноте голубым светом мерцали ядовитые грибы, а ветви деревьев хлестали по голове. Но глупый Малыш Таро ничего не боялся.
И вдруг снова послышался странный голосок:
— Тярарин, тярарин —
Погремушка гремит.
Пляшет тыква в воде.
Тярарин, тярарин.
— Ага! Поёт! — закричал Таро.
Большой олень оглянулся и сказал:
— Гляди! Вот она. Поющая тыква.
В тёмном омуте под луной забавно плясала маленькая тыква. Она то выпрыгивала из воды, то погружалась в воду.
— Поющая тыква! Теперь ты принадлежишь Таро, — сказал Большой олень.
— В омуте вода темна.
Тярарин, тярарин.
Не достанешь до дна.
Тярарин, тярарин, —
пропела Поющая тыква и, выскочив из воды, прыгнула прямо в руки Таро.
— Ах какая славная тыква! Ты станешь моим сокровищем! — закричал Таро и, крепко прижав тыкву к груди, пошёл обратно к сторожке.
Вернувшись в сторожку, он разжёг огонь в очаге и заснул рядом, не выпуская тыкву из рук.
* * *
Наутро, уж и солнце давно встало, а Малыша Таро всё нет. Позвал старик старших сыновей, и пошли они взглянуть, что там стряслось с Таро. Старший брат помалкивал, а про себя думал: «Не иначе как попал Таро на рога Большому оленю». Средний брат подумал: «Видно, сожрало Таро поющее чудовище». Еле волоча ноги от страха, приблизились они к сторожке. И вдруг слышат:
— Тярарин, тярарин —
Погремушка гремит.
— Ой, чудище!
У среднего брата ноги от ужаса подкосились, а отец со старшим братом ничего не поняли. Заглянули они в сторожку. Видят: сидит их глупый Таро, а перед ним тыква пляшет.
— До старости дожил, а такого ещё не видал! — изумился старик и стал плясать вместе с тыквой.
— Тярарин, тярарин —
Погремушка гремит.
Пляшет тыква в воде.
Тярарин, тярарин.
— Тярарин, тярарин —
Погремушка гремит.
Пляшет тыква в воде.
Тярарин, тярарин.
Переглянулись братья, зашептались.
— А что нам его уговаривать! Вот уснёт этот засоня, отберём у него тыкву, и всё тут.
Стемнело. Наелся Малыш Таро каши просяной до отвала, спать захотел. Повалился на бок и заснул. А тыкву из рук не выпускает.
— Ну, тяни!
— Да никак не вытащу!
Тянули братья тыкву, вырывали из рук Таро, еле вырвали.
А как завладели тыквой, позвали отца и в замок скорей побежали.
Целую ночь бежали и к утру добрались, наконец, до места.
Видят: стоит на горке небольшой замок.
— Как! Это и есть княжеский замок?! — удивился старший брат. — Я думал, у князя замок большой и прекрасный, а тут что…
— Вдобавок вся гора зелёным луком засажена. Ой как воняет! — воскликнул средний брат.
— Тихо вы! — оборвал их старик. — Не простая это горка, хоть и невелика она. Стoит только нагрянуть врагу, как вырастает она до самого неба, и никто не может добраться до замка.
— Да ну! Правду ли ты говоришь, отец?
— Правду, правду. Потому никто и не нападает на него.
— А зачем лук посажен?
— А затем: захотят враги залезть на гору, а ноги скользят, и они обратно съезжают. Говорят, замок этот дедушка нынешнего князя построил. Добрый был человек. Не обижал ни дровосеков, ни лесорубов.
— Ага! Значит, он и лук посеял на горе. Но что ни говори, воняет он отменно.
Ворча под нос, братья вскарабкались на гору, вошли в замок и смиренно поднесли князю Поющую тыкву.
Обрадовался князь.
— Пусть тыква споёт, — повелел он.
Стали братья просить тыкву спеть. Старший просил — не поёт. Средний просил — не поёт, не пляшет. Так ни звука и не издала — лежит себе на боку и помалкивает.
— Эй, тыква! Ты что это не поёшь, не пляшешь? — говорят ей братья. Они то краснели, то бледнели, шлёпали тыкву по донышку, вертели так и сяк, трясли. А тыква молчит себе, и всё тут.
— Та-ак! — рассердился князь. — Значит, вздумали мне голову морочить? Но это вам даром не пройдёт. Довольно меня дурачить! Не заставите её плясать, всем троим велю голову отрубить!
Задрожали братья, заплакали, боятся, что голову снесут.
Тут старик вышел вперед и говорит:
— Позвольте, князь, слово молвить. По правде говоря, тыква эта моего меньшого сына. Оплошали мы, его с собой не взяли. Прикажите, князь, привести парня.
Вскочили десять слуг князя на коней, поскакали за Таро и верёвок с собой прихватили. Вот уж едут назад и связанного Таро везут.
— Не успели мы отъехать, видим: идёт этот парень, по имени Малыш Таро, по дороге и всё твердит: «Тыква! Тыква!» Схватили мы его и сюда доставили, — сказали слуги князю, а потом велели Таро: — Эй, Малыш Таро! Заставь-ка свою тыкву плясать. Это — желание князя. А не заставишь, лишишься головы. Да не только ты, но и отец твой и братья.
Взглянул Таро на небо, губы горько скривил, молчит. Что может сделать человек, если у него руки связаны!
Рассердился тут князь не на шутку:
— Эй ты, Таро! Надоело мне тебя уговаривать. Отрубить ему голову!
— Зачем же вы связали Таро? Он ничего плохого не сделал, — молвила вдруг ласково дочь князя, сидевшая рядом с отцом.
Подошла она к Таро, взяла меч у слуги и разрезала верёвки, которыми был скручен Таро.
— Ну вот, Таро! Прошу тебя: заставь плясать тыкву.
Взглянул на неё Таро, видит — славная девочка, красивая, как цветок персика.
— Ладно! Для княжны только попрошу тыкву сплясать.
Не успел он эти слова произнести, как тыква подпрыгнула и пошла плясать, припевая:
— Тярарин, тярарин —
Погремушка гремит.
Пляшет тыква в воде.
— Забавно, забавно! — обрадовался князь, а слуги в такт песенке в ладоши захлопали.
Маленький замок затрясло, словно землетрясение началось.
— Забавно! — сказала княжна. — Отец, отныне Малыш Таро и тыква будут моими друзьями. Ты, конечно, позволишь?
Взяла она Таро за руку и убежала с ним в дальние покои замка.
Раздобрился князь.
— Ну что с ней поделаешь! Придётся наградить вас, — сказал он старику и сыновьям его и бросил горсть золотого песка на поднос.
Сто раз поклонились братья князю, подобрали золотой песок до последней крупинки и пошли со стариком в свою деревню в глухие горы.