Боль и отчаяние, охватившие землян при виде победы смерти над жизнью, сменились ликованием от сознания того, что нам удалось предотвратить гибель своей прекрасной, цветущей планеты, что трагедия Марса никогда не повторится на Земле.
Поиски разумных существ, высших форм жизни на других планетах солнечной системы продолжались. Но они были обречены на неудачу. На Венере и Сатурне из-за отсутствия свободного кислорода и колоссального количества энергии, которую планеты получают от Солнца, жизнь была представлена только мхами и лишайниками, простейшими микробами и бактериями, которые учёным удалось отыскать в полярных областях.
Встретить людей на далёких планетах - Юпитере, Уране и Нептуне, никто не ожидал. Вечный холод и мрак царили на этих мирах, не знающих ласки солнечного луча, тихого дуновения ветерка, задумчивого всплеска волны…
Но солнечная система была только крохотным островком в безграничных просторах Вселенной. Далеко, за сотнями и тысячами световых лет пути, лежали «архипелаги» систем, подобных солнечной. И не на одной, а на сотнях планет развивалась жизнь, где близкая к уровню жизни на Земле, а где и намного превзошедшая её. И люди устремили свои взоры к этим мирам. Встретиться с теми, кто населяет их, наладить с ними постоянную связь - это была величайшая мечта человечества уже в первый век коммунистической эры.
Но только сравнительно недавно молодой учёный, главный астроном Лунной обсерватории, Виктор Сергеев сделал открытие, которое вселило в землян надежду, что эта мечта будет осуществлена. Виктор Сергеев занялся изучением звёздной системы Омеги. Отсутствие на Луне атмосферы, затрудняющей наблюдения, мощные электронные телескопы, быстродействующая вычислительная аппаратура, которой была оборудована Центральная лунная обсерватория, позволили молодому астроному установить, что у шести из семидесяти двух звёзд созвездия Омега есть свои планетные системы.
Особое внимание Сергеева привлекла планетная система двойной 14-й звезды. Расчётным путём он доказал, что она состоит из четырёх планет, вращающихся вокруг своего Солнца - двойной звезды. Одна из этих планет по физической характеристике и по положению в системе двойной звезды приближалась к Земле. Виктор назвал её Сирасколией - Надеждой.
Более десятилетия изучал астроном Сирасколию. Он установил, что её объём всего на четверть превышает объём Земли, что Сирасколия имеет мощную атмосферу, предохраняющую её от жёстких излучений Космоса. Будучи удалённой от своего Солнца всего на 220 миллионов километров, она получает достаточно света и тепла. Незначительное наклонение оси планеты к плоскости её орбиты должно было вызвать на Сирасколии смену времён года: суточный оборот вокруг своей оси она совершает за 38 часов, вокруг двойной звезды - Солнца - за 823 земных суток.
И Виктор Петрович сделал вывод, что на Сирасколии сила тяжести, атмосферное давление и температура близки к земным. А значит, на планете должны быть все условия для появления живых существ, родственных человеку, потому что по возрасту Сирасколия намного превосходила Землю.
Открытие Сергеева вызвало огромный интерес.
Семь лет спустя была предпринята первая попытка достигнуть Сирасколии. Ионный звездолёт «Надежда», стартовал с космодрома Луны. Экспедицию возглавил Виктор Сергеев.
Двигаясь со скоростью 280 тысяч километров в секунду, «Надежда» должна была совершить путешествие на Сирасколию и обратно за сорок зависимых лет. За эти сорок лет должны были пролететь два земных века для членов экспедиции. Но звездолёт на Землю не вернулся.
Напрасно были нацелены в небо мощные радиоприёмные установки и телескопы. Напрасно Земля ежедневно посылала радиосигналы, разыскивая своих отважных сыновей. «Надежда» бесследно исчезла в чёрных просторах Вселенной.
Но человечество не теряло надежды достичь Сирасколии. За двести лет наука и техника на Земле совершили гигантский прыжок вперёд. На Сирасколию была направлена вторая экспедиция. Её постигла судьба первой.
Тогда и возникло предположение, что звёздная система Омеги состоит из антиматерии [Антиматерия. - Всё, что имеется на Земле, в том числе и сама Земля, построено из мельчайших частиц - атомов. Антивещество (антиматерия) тоже состоит из атомов. Но атомы «земные» и атомы антивещества - непримиримые враги. При сближении двух таких частиц происходит их распад, взрыв. Значит, и ракета, сделанная из земного вещества, попав на планету, состоящую из антивещества, взорвётся.], что это - антимир, куда никогда не сможет проникнуть человек.
Вопрос о полёте на Сирасколию был похоронен на долгие годы.
Около десяти лет неутомимо добивался Андрей Дмитриевич разрешения на третью экспедицию. Он считал, что катастрофа постигла предыдущие звездолёты не потому, что они встретились с антиматерией, а потому, что были технически несовершенны, недостаточно мощны для того, чтобы преодолеть головокружительное расстояние, отделяющее планету Сирасколия от Земли. Наконец звездолёты могли погибнуть от столкновения с метеоритами, которых, по наблюдениям и расчётам астрономов, было в этом районе Галактики очень много.
Около десяти лет борьбы…
Как Андрей Дмитриевич и ожидал, путь к Сирасколии закрывала область необычайного скопления осколков каких-то неизвестных планет, погибших миллионы лет назад. Эти осколки, занимая площадь поперечником в десятки световых лет, мчались по сложной завихряющей спирали с колоссальной скоростью и обладали могучей силон притяжения. «Малахит» почувствовал её задолго до приближения к зоне: чуткие приборы предупредили Андрея Дмитриевича, что звездолёт вдруг стал стремительно набирать скорость. Только переключив все двигатели на торможение, удалось спасти корабль от верной гибели. Перегрузка, создавшаяся при резком торможении, едва не стоила жизни членам экипажа.
Причина гибели «Надежды» и «Луча» была разгадана.
Попав в гравитационное поле [Гравитационное поле - поле тяготения вокруг большой массы вещества.], они не смогли вырваться из цепкого плена «зоны неприступности». Поток осколков разрушил обшивку кораблей, превратил их в мельчайшие частички космической пыли ещё до того, как астронавты могли успеть послать радиограмму о бедствии.
Несложные расчёты показали, что пробиться через «зону неприступности» невозможно. Андрей Дмитриевич собрал экипаж на совещание!
- Мне кажется, что скопление осколков неоднородно. Где-то должна быть область раскалённых газов, сказал он. - Обойти «зону неприступности» мы не сможем. Надо найти газовый поток и попытаться пробиться сквозь него. Иного выхода, по-моему, нет.
Соколов утвердительно кивнул.
- Да, возвращаться ни с чем нам нельзя. Но и поиски прохода могут затянуться. Боюсь, что не хватит горючего. По крайней мере на обратный путь. А до Сирасколии при интенсивном торможении ещё около пяти лет пути.
- Во всяком случае, дней десять поискать проход следует, - встал со своего места Бахтин. - Если мы доберёмся до Сирасколии, не думаю, чтобы мы не смогли пополнить там запасы горючего.
Двенадцать дней искал «Малахит» проход в «зоне неприступности». Он легко скользил в чёрном океане Космоса, прощупывая высокочувствительными приборами его просторы. Фотонный двигатель, вынесенный далеко назад, чтобы уберечь экипаж от губительного действия излучения и соединявшийся с кораблём трубой-туннелем, по которой двигался скоростной лифт, делал корабль похожим на гигантскую трубу-веретено.
Сложнейшие полупроводниковые и кибернетические приборы и устройства прокладывали курс корабля, предохраняли его от встреч с метеорами, автоматически включали импульсные орудия, которые вдребезги разбивали космические тела, грозившие столкнуться со звездолётом: Они контролировали расход горючего и содержание кислорода в воздухе, температуру в корабле и освещение… Но заменить людей они не могли - приборы подчинялись их команде.
На исходе двенадцатых суток, когда Андрей Дмитриевич уже начал колебаться, стоит ли продолжать поиски, потому что, борясь с колоссальным притяжением «зоны неприступности», «Малахит» расходовал очень много горючего, радиолокационные приборы отметили границу между твёрдыми частицами зоны и областью светящихся газов. В квадрате Альфа-217 Андрей Дмитриевич дал приказ бросить «Малахит» на прорыв. Тогда-то он и отправил Икара в свою каюту, приказав ему принять снотворную таблетку.
Соколов и Бахтин ушли в отсек главного двигателя. Несмотря на показания приборов, свидетельствующие, что обшивка «Малахита» должна выдержать температуру газов, а двигатели - преодолеть силу притяжения, члены экипажа понимали, что борьба будет тяжёлой и напряжённой.
Но иного выхода не было.
…Андрей Дмитриевич вспомнил, как «Малахит» вошёл в «зону неприступности».
Могучий светящийся поток потряс корпус корабля. Стрелки приборов, отмечающие вибрацию, поползли вверх. Но металл выстоял. Андрей Дмитриевич включил все холодильные установки, чтобы сбить быстро поднимающуюся температуру, и это удалось ему, хотя иногда жара в рубке достигала 50-60 градусов.
Их было четверо на «Малахите», и корабль, развив большую скорость, менее чем за 15 часов прорвался сквозь «зону неприступности». Взрыв произошёл, когда звездолёт уже выходил на свободный космический простор и начал набирать скорость. Очевидно, колоссальная температура газа вызвала перегрев отражателей главного двигателя, изменила атомную структуру металла. Отражатели начали оплавляться, мгновенно, заменить их запасными механические роботы почему-то не смогли. Колоссальная, энергия, не подчиняясь уже регуляторам, вырвалась на свободу. Чем можно было иначе объяснить взрыв двигателей и, по-видимому, смерть Бахтина и Соколова, Ожегов не знал.
…На панели, привлекая внимание Андрея Дмитриевича, тревожно защёлкал прибор, контролирующий запасы энергии в аварийных батареях. Командир равнодушно посмотрел на него. Тридцать пять суток… Так он и думал. Ещё тридцать пять суток аварийные батареи будут питать, энергией уцелевшие приборы, подавать воздух, поддерживать, температуру в рубке. А затем, если корабль не попадёт в метеоритный поток и не погибнет, на пультах погаснут разноцветные лампочки, и леденящий холод начнёт просачиваться через: его обшивку.
Смерть… Андрей Дмитриевич; решительно встал с кресла. Нет, о смерти думать рано. Тридцать, пять суток… Это ведь очень, много времени. Командиру не раз приходилось бывать в авариях, когда счёт шёл не на сутки, а на минуты и даже секунды, и когда только неукротимая жажда жить помогала ему одержать победу. А сейчас он должен добиться победы любой ценой, чтобы спасти Икара.
Прежде всего надо было осмотреть останки корабля. Неслышно ступая по мягкому, ворсистому ковру, затягивавшему пол рубки, Андрей Дмитриевич подошёл к креслу, в котором задумчиво сидел Икар, и осторожно положил ему на плеча руку.
- Нам надо поговорить, сынок, - негромко сказал он.
Икар резко поднял голову.
Глава третья.
Отец и сын. Осмотр звездолёта. Звезда, зажжённая «Малахитом». Ожегов ищет решение
Ожегов с затаённой нежностью посмотрел на сына. Вот уже пять с лишним лет Икар делил с ним радости и трудности жизни астролётчика, и только сейчас он мучительно пожалел о том, что взял сына в это опасное путешествие. А был ли другой выход? Ожегов отрицательно покачал головой: нет, не было.
Конечно, малышу лучше было бы оставаться на Земле, такой родной и уютной, знакомой до каждого ручейка, до каждого кустика и камешка, учиться в школе вместе со своими сверстниками и, только достигнув физической и духовной зрелости, вступить на тропу покорителей межзвёздных просторов. Но с тех пор как, предотвратив взрыв атомного реактора и спасая сотни людей, погибла его; мать, Икар ни одного дня не мог прожить без отца. Ему шёл тогда седьмой год.
Когда Андрей Дмитриевич в первый раз после смерти жены оставил сына у бабушки и улетел с обычным грузовым рейсом на Луну, мальчик так тяжело заболел, что врачи посоветовали Ожегову сменить профессию и не разлучаться с сыном, потому что это может привести к очень тяжёлым последствиям. Сменить профессию он не мог, он был астролётчиком, жизнью его, воздухом его были космические корабли. Не прислушаться к предупреждению врачей он тоже не мог - Андрей Дмитриевич очень любил своего сына.
В это время в ангарах Лунного космодрома полным ходом шли работы по сборке «Малахита»! И Ожегов решил взять Икара с собой.
Разве мог он расстаться с мальчиком, собираясь в экспедицию на Сирасколию?! Ведь «Малахит» улетал в Вечность. В лучшем случае к моменту его возвращения на Земле должно было пройти двести лет. Любая задержка в пути удлиняла этот срок.
Отправившись в этот полёт, члены экипажа звездолёта навсегда прощались со всеми - родными, близкими, друзьями. Прощались, чтобы уже больше никогда не встретиться. За двести лет на Земле должно было вырасти совершенно новое поколение.
Конечно, их будут ждать, о них будут помнить. Конечно, их окружат любовью и почётом, этих пришельцев из глубин двух веков. Но всё равно они будут чужими среди чужих, одинокими в любой толпе, ушедшими далеко вперёд и одновременно безнадёжно отставшими. И они обрекают себя на это одиночество, не страшась его, во имя великой цели.
К тяжести невозместимой утраты Ожегов не мог прибавить ещё одну. Вернуться на Землю здоровым пятидесятисемилетним мужчиной, когда твой сын, твой маленький мальчик с голубыми, словно озёра, глазами и смешным хохолком на макушке, умер стопятидесятилетним или двухсотлетним стариком, - об этом он даже подумать не мог.
У Бахтина и Соколова не было детей. Они были молодыми двадцатипятилетними парнями, посвятившими свои жизни суровой и нелёгкой работе астролётчиков. У каждого из них на Земле оставались отцы, матери, братья, сёстры. У Ожегова, кроме Икара, не было никого.
И Ожегов обратился в Совет Покорения Космоса с просьбой разрешить ему включить Икара в состав команды звездолёта. Сборка «Малахита» должна была ещё продолжаться около года. Андрей Дмитриевич знал, что за эти годы он сможет многому научить мальчика, подготовить его к предстоящему полёту.
Совет Покорения Космоса, учитывая выдающиеся заслуги Ожегова, разрешил ему в порядке исключения взять сына с собой.
После пятимесячной тренировки Андрей Дмитриевич привёз Икара в лунную колонию, а вскоре взял его в первый рейс «Земля - Марс».
Когда-то Икара звали просто Игорем. Новое имя ему дали астролётчики - друзья отца в память об отважном сыне легендарного Дедала, устремившемся к Солнцу. Сперва Игоря назвали Икаром шутя, а потом привыкли. Все, даже отец.
Андрей Дмитриевич в душе гордился сыном. Икар рос смелым, не по возрасту смышлёным парнишкой. Окружённый сложнейшими механизмами и приборами, он пытливо присматривался к ним, незаметно усваивая основы науки звездоплавания. Астронавты, тосковавшие по своим семьям, по своим детям, которых они не видели годами, отцовской любовью полюбили мальчика и, как могли, опекали его, готовили к трудной, но героической профессии.
Когда на стапелях космодрома заканчивалась сборка «Малахита», части которого на Луну доставляли грузовые ракеты, Икар в лёгком скафандре облазил на нём все закоулки. Сборщики шутили, что мальчик радуется предстоящему путешествию больше, чем все остальные члены экипажа, вместе взятые.
Со времени старта «Малахита» прошло около пяти лет. Глядя на сына, Ожегов с мягкой улыбкой подумал о том, как он подрос и возмужал. Он ласково взял руки Икара в свои ладони.
- Сейчас мы выйдем и осмотрим останки «Малахита», - сказал Андрей Дмитриевич. - Раньше это сделать было нельзя - дозиметры отмечали, что мы, как хвост, тянем за собой жёсткие излучения, возникшие от взрыва двигателей и запаса горючего. Наши скафандры их не выдержали бы. Сейчас радиация ослабла. Одевайся! Когда вернёмся, подумаем, что делать дальше.