— И все? — осторожно спросил Олег.
— В том-то и дело, что не все, — сказал моряк. — Это было только начало. Оказалось, что пока Иван и Андрей заделывали пробоину, подводную лодку подстерегла новая беда. Корма-то у нее была перегружена. Она тянула корабль вниз, на дно. И вот зарылась лодка винтами в грунт и встала вертикально, как башня на морском дне. Винты увязли в иле. Двигатель остановился. Да, братки, нешуточное это дело — оказаться в плену у моря.
Рассказчик помолчал. Но его никто ни о чем не спрашивал. Все ждали, когда он заговорит сам.
— Необходимо было как можно скорей откачать воду из кормового отсека, — продолжал моряк. — Может быть, удастся положить корабль горизонтально, продуть балластные цистерны и всплыть на поверхность… И тут новая загвоздка. Насос в подводной лодке не то что слабый. Да не рассчитан он так, чтобы воду по трубам поднимать вверх. Помещается он в середине корабля, как раз под центральным постом, где расположена рубка командира. Лежала бы лодка просто на дне, тогда дело другое. А то ведь она вертикально стоит. Работают помпы на полную мощность, а толку никакого. Приказал тогда командир взять в руки ведра и носить воду вверх, в носовой отсек, а оттуда уже выливать ее для откачки. Работали все — и матросы, и старшины, и офицеры. Командир сам тоже воду носил. Нелегко это было. Попробуй-ка взберись на высоту трехэтажного дома с полным ведром в руке, да еще безо всякой лестницы. Такая задача только акробатам под силу. Но выполнен был и этот приказ. В кормовом отсеке воды совсем не осталось. Но почти не осталось и кислорода в запасных баллонах.
Степка слушал, и в нем все сильнее крепла уверенность, что вся эта история происходила на том самом подводном корабле, где служил моряк — сын Лидии Захаровны Голубевой.
— Прошло, наверно, часа четыре, — продолжал свой рассказ подводник. — Экипаж собрался в кубрике. Всем было ясно, что своими силами из морского плена не вырваться. Оставалось ждать помощи. Давно уже был выброшен из корабля аварийный буй на тонком тросе. Отыскав его в море, спасательная команда могла спустить в глубину водолазов, которые доставили бы на лодку драгоценные баллоны с кислородом. Чтобы без дела не сидеть, матросы решили провести комсомольское собрание. Оно как раз на этот час было назначено. Только собраться комсомольцы были должны в своем клубе, вернувшись с ученья. Никто из них, конечно, не думал, уходя в море, что придется вот так, на дне океана, в собрании участвовать. Не думал и Андрей. А его как раз в этот день должны были принимать в комсомол. Иван, друг его, вместе с ним заявление подал, а комсомольский билет получил на неделю раньше. Выбрали, как водится, председателя, секретаря, чтобы вел протокол. Попросили Андрея рассказать автобиографию. Только сказали, чтобы покороче и шепотом: воздух надо было экономить. А какая у Андрея биография? Учился, был пионером, призвали в армию — вот и все. Но зато товарищи его, матросы, рассказали о нем больше, чем сам он о себе сказал. И слушал их Андрей и чувствовал, как бьется от счастья его сердце. Потому что великое это счастье — понять, как любят тебя и ценят другие люди.
Моряк умолк и задумался. Улыбка, ясная и теплая, озарила его загорелое лицо. Молча смотрели на него ребята.
— А их спасли? — чуть слышно спросила Таня. — Они не погибли?
Юноша встрепенулся.
— Они верили, что их найдут и выручат из беды, — сказал он. — Хотя, правду сказать, последний час на морском дне был часом настоящей борьбы со смертью. Воздух до того был насыщен углекислотой, что регенерационные патроны раскалились. Есть такие приборы на подводной лодке. Они углекислоту поглощают. Но когда этой углекислоты много, в них происходит химическая реакция, и они сильно нагреваются. Так вот, к ним просто прикоснуться было нельзя, до того они сделались горячие. А кислород — совсем немного — оставался только в масках, индивидуальных баллончиках, на одного человека. По очереди дышали. По минуте. И все-таки комсомольское собрание продолжалось. У Андрея шумело в ушах. Голову будто бы туго-натуго полотенцем обмотали. И узел затягивают все туже, туже… Потом красные и желтые кольца перед глазами поплыли… Задыхался он. И вдруг исчезли кольца. И головная боль прошла. Очнулся Андрей и услышал шепот: «Значит, решено — в комсомол принять». Это произнес комсорг Валя Лукашин. И Андрей догадался, что это о нем сказал комсорг. Хотел он встать и губами наткнулся на резиновый раструб кислородной маски. А рядом с ним сидел его друг Иван, бледный как мертвец, и держал возле губ Андрея спасительный шланг кислородного прибора… Эх, друзья, — проговорил моряк. — Вот ведь вокруг нас воздуха сколько! И ветер! И небо! И облака… А мы его не замечаем. Дышим себе помаленьку. А случится так, что каждой крошечной капельке воздуха рад, и иначе взглянется и на небо и на облака.
Моряк оглядел притихших ребят таким сияющим лучистым взглядом, словно только что вышел из маленького кубрика подводной лодки на ветровой морской простор. Он вздохнул глубоко, всей грудью, будто разом хотел вдохнуть в себя все громадное синее небо — вместе с облаками, с птицами и с самолетом, который летел куда-то с громким уверенным рокотом.
— Андрей всего лишь секунду дышал, — заговорил он снова, продолжая рассказ. — И так страшно было расстаться с той спасительной трубкой!.. Но рядом лежал без сознания его друг. Друг, который пожертвовал для него собственной порцией кислорода!.. Вот тогда-то и понял Андрей, что такое настоящая дружба. Понял, что ради товарища отдашь последний сухарь, когда умираешь с голоду, поделишься с другом последней каплей воды в пустыне, последним глотком воздуха… когда нечем уже дышать. Разжал он тогда у Ивана пальцы, вдохнул последний раз и приложил раструб к его губам. И последним, что он увидел, было лицо друга, широко раскрытые ожившие глаза и в них — слезы…
— А потом? Что потом? — взволнованно перебил его Костя, наверно боясь, что моряк снова задумается.
— Потом? — переспросил моряк. — Потом услышали матросы такой звон, будто бы кто-то швырял горстями дроби в стальную обшивку корабля. Это подводную лодку нащупывала гидроакустическая станция. И вскоре хлынул по шлангам воздух, морской воздух, соленый… И дышали мы, дышали вовсю!..
— Вы? — спросила Таня и широко раскрыла глаза.
— Ну там, в лодке, — смутился моряк. — Что получилось-то? Оказывается, на море шторм разыгрался. Аварийный буй сорвало. Спасательное судно около часа кружило над местом аварии. А экипаж лодки и не знал, что наверху — шторм. Под водой-то ведь штормов не бывает. Там — вечный покой…
Вдруг моряк замолчал и выпрямился. Он медленно поднялся со скамейки, и на его губах появилась улыбка, взволнованная и как будто даже немного виноватая.
— Мама… — прошептал он и повторил уже громче: — Мама!
Через двор, наискосок, шла худощавая пожилая женщина. Прядки седых волос выбивались у нее из-под ситцевого платочка. Она остановилась, услышав голос, и стала озираться так беспомощно, словно перед нею вдруг расступилась земля и она не знала, как ей перебраться через неожиданную пропасть…
— Мама! — крикнул моряк и шагнул к ней, протягивая руки.
И она, растерянно поправляя волосы дрожащими пальцами, побледнев, должно быть, от радости, шептала, чуть шевеля губами:
— Андрюша… Андрюшенька…
Глава третья
На следующий день Степка с утра побежал во двор, надеясь встретить сына Лидии Захаровны — Андрея Голубева. Но моряк, очевидно, еще спал. А может быть, не выходил потому, что хотел побыть дома, с матерью, которую не видел целых три года. Три года!.. За это время Степка успел вырасти почти на полметра и закончить четвертый, пятый и шестой классы… Далека дорога от Тихого океана до их городка. И служба на флоте, на подводной лодке, тоже штука не простая.
Сидя на скамеечке, где вчера ребята слушали рассказ моряка, дожидаясь, не появится ли он во дворе, Степка задумался. Интересно, где они теперь, два друга — Андрей и Иван? Крепка ли по-прежнему их дружба? А может быть, этот Андрей, моряк, сын Лидии Захаровны, рассказывал о себе?.. И как она начинается, настоящая дружба? Так же, как началась она у него, у Степки, с Таней Левченко? Или так, как начиналась когда-то с Костей? Ах, Костя, Костя!.. Нет, настоящий друг не будет злиться на тебя невесть за что и молча скрывать что-то.
Через двор прошла от ворот с плетеной хозяйственной сумкой в руке Лидия Захаровна. Не пошла на работу. Должно быть, взяла отгул. Подойти к ней Степка не решился. Зато почти тотчас же, как только Лидия Захаровна скрылась в подъезде, во двор прошмыгнули Мишка Кутырин и Женька.
— Не выходил еще? — спросил Зажицкий, присев рядом со Степкой на скамейку.
— Нет, — покачал головою Степка, догадавшись, что Женька спрашивает о моряке.
Вслед за Женькой и Мишкой во двор стали собираться остальные ребята. Пришли Таня и Оля, за ними — Костя; последним прибежал запыхавшийся Пончик.
— Не выходил? — спросил и он.
— Выходил, — ответил Зажицкий. — Увидел, что тебя нет, и говорит: «Как только Пончик придет, сразу палите из пушек, чтобы я знал».
Вовка обиженно надул губы, тоже присел на скамеечку и вытащил из кармана бутерброд с колбасой.
В ожидании приятели тихонько спорили. Поводов для споров было много. Останется ли моряк жить в этом доме или переедет снова с матерью на свою прежнюю квартиру; выйдет сегодня или нет; и, конечно, — главное: о себе или о другом каком-нибудь Андрее он рассказывал вчера. Но в этом вопросе все сходились на том, что моряк рассказал о самом себе.
Новый жилец так и не вышел в этот день из дому. А может быть, и выходил. Только никто из ребят его не видел. А на другой день утром, когда Степка допивал за завтраком чай, у входной двери кто-то позвонил два раза. «Почтальон! — решил Степка. — Телеграмма!..» Он выскочил из-за стола и, как был, в майке и трусиках, кинулся отворять. Будто нарочно, заело замок. Наконец язычок замка щелкнул, дверь распахнулась, и Степка увидел на пороге моряка. Он был все в той же военно-морской форменке, в тех же черных суконных брюках, по-флотски чуть расклешенных книзу, в тех же начищенных до блеска башмаках. Только не было при нем ни чемоданчика, ни бушлата, ни бескозырки, и синий воротник с тремя полосками по краю он отпорол.
— Насилу тебя отыскал, — сказал моряк, входя в прихожую. — Расспрашивал полчаса в квартире. Дело есть. На улицу собираешься?
Озадаченный Степка смотрел на него, растерянно моргая глазами.
— Я сейчас! — спохватился он, вспомнив, что стоит перед моряком в одних трусиках и в майке. — Сейчас выйду. Оденусь только!
— Ну ладно, — кивнул Андрей. — Я тебя на скамеечке подожду.
Допивать чай Степка так и не стал. Торопливо натягивая рубашку и брюки, он с недоумением раздумывал, какое у моряка к нему может быть дело. Не прошло и двух минут, как он уже кубарем скатывался по лестнице во двор.
Моряк ждал, сидя на скамеечке у забора.
— Молодец, быстро, — похвалил он Степку. — Как по боевой тревоге. Ну, садись, потолкуем.
Степка сел, поглядывая на Андрея с любопытством.
— Понимаешь, дело какое, — начал моряк, сконфуженно потирая подбородок. — Требуется срочный совет. Влип я тут в одну историю. Зашел вчера около трех в ЖЭК насчет прописки…
«Так, значит, он все-таки выходил вчера из дому, — промелькнуло в голове у Степки. — Около трех… Как раз в обед…»
— А там, — продолжал Андрей, — начальник конторы — Яков Гаврилович — мастеров уговаривает. Красный уголок отремонтировать задумал: потолки побелить, стены оклеить, полы покрасить… Видать, из райсовета такое распоряжение — привести уголок в порядок. У мастеров, видно, дел много. «Недели через две, — говорят, — начнем». Ну, тут я и вмешался. «Давайте, — говорю, — мы с ребятами, с пионерами, весь этот красный уголок в порядок приведем. Были бы, — говорю, — только материалы». А Яков Гаврилович за мои слова ухватился. «И верно, — говорит. — Возьмитесь с ребятишками. А материалы я дам. И мел есть, и обои, и краска для полов, и кисти…» Что же мне, отказываться было? Вот и позвал я тебя — спросить: не взяться ли нам в самом деле?
Степка был в замешательстве. Ему никогда раньше не приходилось красить полы, белить потолки и оклеивать обоями стены. Да и остальным ребятам вряд ли случалось ремонтировать комнаты. В школе они чинили порванные географические карты и учебные плакаты, сделали для пионерской комнаты стенд «Дети разных народов». Степка сам тогда разыскал в «Огоньке» две фотографии: на одной были сняты пионеры Болгарской республики, на другой мальчик из Южно-Африканского Союза… Худенький, испуганный, стоял, держась рукой за колючую проволоку. Но делать настоящий ремонт комнаты… Нет, такого им не доводилось.
Степка нерешительно проговорил:
— Я… не знаю… Надо спросить у ребят. — Потом, подумав, добавил: — Вот Таня, например, она согласится. И Мишка Кутырин, и Олег… А насчет Женьки, Пончика и Оли Овчинниковой я не знаю.
— А что, если мы их всех сюда соберем и проведем летучий совет? Можно их созвать?
— Можно, — заверил Степка. — Да они и сами придут.
— Надо побыстрей! — сказал моряк. — Прямо по боевой звездочке.
— По какой звездочке?
— Это так называется экстренный сбор, — объяснил Андрей. — Ты, скажем, к одному забежишь. Потом оба — в разные стороны: ты еще к одному, а другой — к четвертому. После каждый еще по одному позовет. Бегут уже восемь человек. Эти восемь порознь позовут еще восьмерых…
— А! — обрадовавшись, догадался Степка. — По пионерской цепочке! — Но тотчас же с сомнением наморщил нос. — Нас столько не наберется.
— Неважно. Сколько наберется, столько и хорошо. Сумеешь?
— Сумею, — уверенно кивнул Степка.
— Ну тогда полный вперед! Я вас буду ждать.
— Есть! — отчеканил Степка и помчался со двора.
К Тане ему бежать не пришлось. Он чуть не налетел на нее возле ворот. Быстро объяснив ей, в чем дело, он послал ее за Олей и дал задание Олю послать за Женькой Зажицким, а самой Тане сбегать за Мишкой. К Пончику, к Косте и Олегу Степка решил забежать сам.
Сначала он помчался к Пончику. Дверь Степке отворила соседка. Заглянув в комнату Чмоковых, Степка увидел Пончика, мирно похрапывающего на кровати.
— Эй, Вовка! — позвал он шепотом.
Однако на Пончика это не произвело никакого действия. Тогда, вбежав, Степка начал трясти толстого Вовку за плечо.
— Вставай, соня! Десятый час! Вот разоспался!.. Нас моряк зовет. По делу!
Вовка что-то пробормотал, почмокал губами и повернулся на другой бок. Тогда Степка, недолго думая, стянул с него одеяло.
Вовка открыл глаза, ошалело взглянул на Степку и сел на кровати.
— Ты что? С ума сошел?
— Сам ты с ума сошел! Спишь как заколдованный. Вставай! Нас моряк во дворе собирает. На экстренный совет!
Услышав про моряка, Вовка пришел в себя и начал одеваться. Не надеясь на Вовкино проворство, Степка велел ему идти прямо во двор, а сам побежал за Олегом и Костей. Кости он не застал, а Олег был дома. Треневич что-то мастерил, сидя за небольшим столиком, сплошь заваленным мотками проволоки, изоляционной ленты, лампочками, винтиками, гайками, болтами, маленькими зелеными трубочками, которые Степка видел на прилавке в магазине радиотоваров. Посреди всего этого добра сиял круглый выпуклый никелированный «колпак» от автомобильного колеса. Столик напомнил Степке верстак в Гришиной мастерской.
— Ты что это делаешь? — с любопытством спросил он.
— Черепаху, ответил Олег. — Электронную. С фотоэлементом. Смотри!
Он поднял автомобильный «колпак», и под ним Степка увидел что-то очень похожее на небольшой радиоприемник. Среди перепутанных проводов матовым серебром поблескивали лампы, в каком-то особенном порядке были расположены зеленые трубочки сопротивлений. Глаза у Олега блестели.
— Гляди! — сказал он, торопливо разматывая провод, к которому была прикреплена вставленная в патрон электрическая лампа.
Треневич вставил вилку в розетку на стене, лампа вспыхнула, и Олег поднес ее к своему хитроумному аппарату. Тотчас же в «радиоприемнике» что-то негромко щелкнуло.
— Видишь? Фотоэлемент сработал. Замкнулись контакты.
Никаких контактов Степка не увидел, но с уважением кивнул головой.
— А теперь… — Олег вытащил вилку из розетки и схватил с подоконника книгу в коричневом переплете. — Смотри, смотри! — Он осторожно приблизил книгу к аппарату, и в нем опять что-то щелкнуло. — Это другой фотоэлемент, — объяснил Олег. — На препятствия. Если черепаха подползет к препятствию, то замкнутся еще одни контакты и заработает поворотный механизм. Пока делаю только на зрительные восприятия. Для слуховых нужно радиоустройство. Места не хватает.