Шипилова Инесса Борисовна
Глава 1. День весеннего равноденствия
Маленькое королевство Изельвиль затесалось среди цепи Северных гор и было так далеко от дорог и караванных путей, что постепенно другие королевства начисто о нем забыли. А зря. Не то чтобы там жизнь била ключом, но иногда происходили такие удивительные события, о которых соседи понятия не имели.
Изельвиль хоть и был крошечным, однако вмещал в себя немало ливнасов, моркусов, леших, водяных с кикиморами и даже парочку кентавров. Кроме того, все в королевстве совершенно точно знали, что в мрачном неприветливом лесе, который раскинулся на обочине государства, обитают странные существа. Идти с ними знакомиться не больно-то хотелось — все, кто отважился в тот лес пойти, оттуда не возвращались. Так тот лес в народе и прозвали — Сгинь-лес.
Выходит, что жители королевства и сами-то толком не знали, кто в нем проживает. И хоть большинству из них любопытство было не чуждо, они предпочитали не удаляться далеко от своих жилищ — у каждого на свой лад.
Вот, например, ливнасы-древесники жили в Мшистом лесу в деревьях, а ливнасы-холмовики — в холмах, расположенных на восточной долине. Древесники на холмовиков поглядывали свысока, и в буквальном, и в переносном смысле. Подойдут к краю обрыва, посмотрят вниз на разбросанные по долине дымящиеся холмы и недоуменно пожмут плечами: дескать, как могут уважающие себя ливнасы жить как кроты в земле?
А холмовики тоже в долгу не останутся. Посмотрят на чернеющий на западном склоне лес да плюнут через плечо. Каждый холмовик знал, что в лесу древесников происходит всякая чертовщина, которую холмовицкий ум, как ни силился, понять никак не мог. К тому же холмовики боялись высоты и даже если бы внезапно воспылали любовью к соседям, просто не смогли бы попасть в лес — уж больно крутой склон их разделял.
О странностях и особенностях жителей Изельвиля можно рассуждать долго, ведь этих странностей великое множество. В таком случае проще посмотреть самим. Плюнуть на всякий случай, как холмовики, через плечо, и начать с леса древесников…
* * *
Старый леший Шишел сидел на своем пне и дымил трубкой. Его васильковые глаза неподвижно смотрели вдаль, туда, где терялась главная тропа. Лицо его, несмотря на почтенный возраст, было почти без морщин, с обвислыми щеками, покрытыми седой щетиной. Нос, похожий на крупную каплю, ярко блестел на солнце, словно отполированный.
Он с гордостью посмотрел на свою лошадь, запряженную в небольшую деревянную повозку, сбоку которой большими кривыми буквами было написано 'Зеленый дилижанс'.
— Ну, Марфутка, нонче набегаемся — праздник вечером. — Леший развернулся всем корпусом к лошади и весело ей подмигнул.
Шишел вспомнил сентябрьский день, когда у него началась совершенно другая жизнь.
Он вот так же сидел на пне, уткнувшись носом в газету 'Вечерний сход', и мучительно пытался понять печатное слово. Без очков он в газете прочесть ничего не мог, разве что крупные заголовки, поэтому решил ограничиться просмотром изображений и в десятый раз разглядывал три фотографии на первой полосе, на которых запечатлелись деревья с отпиленными у самого низа ветками. Заголовок сверху кричал: 'Вот те раз! . Леший никак не мог взять в толк, почему раз, если тут явно три — его так и подмывало спросить об этом Флана Эйче, который сидел недалеко на поваленной березе и читал какую-то книжицу. Но делать этого было никак нельзя.
Флан Эйче был ливнасом-древесником, что жил неподалеку от него в высоком дубе. Был он в лесу фигура видная — мало того что руководитель небольшой типографии, да еще и глава лесного схода. Собственно, ради него этот спектакль с газетой Шишел и затеял.
Узнал леший накануне, что в сходе есть вакансия, стало быть, надо Флану на глаза попасться, а вдруг он его пригласит туда? Ведь это была его самая сокровенная мечта! И не старый он совсем, всего-то четвертую сотню разменял, еще хоть куда! Вот он этого Флана с самого утра и выслеживал: прятался за пнями, крался согнувшись в три погибели вдоль кустов, а как выследил, так мотнул ему приветственно головой да плюхнулся на ближайший пень, развернув перед носом газету. Времени у него свободного много, может, измором его возьмет. Но Флана целиком захватила его книжонка, свой текст он явно видел хорошо, так как то и дело переворачивал страницы, а один раз даже громко смеялся.
Леший вперил свой взгляд в опостылевшие фотографии, досадуя в душе, что в этом номере ограничились лишь тремя, и громко кашлянул.
Флан вдруг внимательно посмотрел на него и крикнул:
— Эй, Шишел! А почему бы тебе не заняться извозом?
Леший так и подпрыгнул на своем пне, быстренько свернул газету, торопливо засунул ее в карман телогрейки и чуть ли не бегом пустился к поваленной березе.
— Как ты там сказал, повтори? — напряг он свой слух, склонившись вперед.
'Должно быть, так теперь место свободное в сходе называют', - грянуло в его душе подобно фанфарам.
Флан поднес ему под нос раскрытую книгу.
— Вот, — ткнул он пальцем в страницу. Шишел до рези в глазах пытался вглядеться в буквы в той книжке, но они были куда мельче, чем в газете, и он смог разобрать лишь цветную иллюстрацию. На ней был изображен важный господин, сидящий почти на такой же, как у него, повозке. Только сверху был сколочен какой-то домик. В повозку были запряжены две вороные лошади, подтянутые и стройные.
'Моя Марфутка красивше, — подумал леший, глядя на заморских лошадей. — Энти вон какие худющие'.
— А чтой-то у него на голове? — Он ткнул пальцем в котелок и стал раскуривать трубку.
— Шишел, это — кучер, он развозит пассажиров на дилижансе. А это у них такой специальный головной убор. Смотри, какая у нас длинная центральная тропа! — Флан вышел на середину широкой тропинки. — И тянется она с одного края леса до другого, — он махнул рукой на восток. — Вот и возите с Марфуткой пассажиров от озера до восточного обрыва! А они тебе деньги платить будут!
Ливнас захлопнул книгу и внимательно посмотрел на лешего.
— По-моему, это куда лучше, чем сидеть целыми днями на этом пне, — добавил он.
Шишел вытащил трубку изо рта.
— Как ты там сказал, его повозку кличут?
— Дилижанс, — ответил, улыбаясь, Флан.
— Слово-то какое пригожее. Тольки надо записать на бумажке крупными буквами, — проворчал он, попыхивая трубкой.
Он зашел в свой пень и подошел к зеркалу. На его лице была смесь разочарования и любопытства.
'Извоз — ясное дело, не сход. А ежели с другой стороны посмотреть, то тоже должность важная', - его отражение сделало умный вид и оптимистично сверкнуло носом.
— Ну, и чаво ты там не видал? — сердито пробурчала его старуха, натирая ногу мазью.
— Ты, старуха, ничего не понимаешь, — важно заявил леший. — Я теперича… — он поморщился, пытаясь вспомнить слово, которым назывался тот почтенный господин в необычном головном уборе, — генералом буду, — он повернул голову набок, пытаясь рассмотреть свой профиль, похож ли он на того господина.
— И кто ж это такой? — проворчала старуха, заматывая ногу шерстяным платком.
— Это очень важная шишка, — серьезно сказал Шишел, изучая себя в зеркале. — Он распределяет народ по лесу, тебе, стало быть, там нужно быть, а тебе — там, — он взмахнул выпрямленной ладонью. — И ему за это, — он поднял вверх указательный палец, — деньги дают. Только надо, — он снова подошел к зеркалу, — шляпенку какую-нибудь: так лучше голова работает.
Леший подошел к шифоньеру и вытащил оттуда старую помятую шляпу. Торжественно надел ее, и, обращаясь к отражению в зеркале, произнес:
— Думается мне, так будет лучше.
ЗЕЛЕНЫЧ
Водяного все в лесу звали Зеленыч, как-то так само получилось. Это все из-за длинной зеленой бороды да кожи нежно-оливкового цвета.
— У нас, у водяных, такой оттенок кожи редкость, — говорил он частенько своим клиентам, что приходили к нему в сапожную мастерскую 'Дно'. — Оливковые водяные рождаются раз в тысячу лет и становятся самыми вредными из них, это и пиявке понятно.
Что и говорить, безусловно, Зеленыч лукавил: если и была в нем какая-то доля вредности, то она была изрядно приправлена таким юмором и талантом, что не вылезала на первый план.
В день весеннего равноденствия, как только просветлело небо, Зеленыч вынырнул из озера, ухватился, как всегда, за ветви ивы, вылез на берег и поспешил к своей сапожной мастерской, оставляя за собой мокрый след. Мастерская была небольшая, но втиснуто в нее было столько всего, что все только руками разводили.
Он торопливо открыл дверь и, отодвинув рукой занавеску из сушеных водорослей, шагнул внутрь. Жаба Дульсинея, увидев его, вся встрепенулась и радостно заквакала, преодолевая расстояние до двери большими неровными прыжками. Жила она здесь уже давно, в специальном 'зеленом уголке', сооруженном в ее честь. Было в этом уголке искусственное болотце в старом корыте, которое водяной старательно обложил камушками. Конечно, на настоящее оно смахивало с большой натяжкой, но Дульсинее оно пришлось по вкусу, а самое главное, там разводились настоящие комары.
Рядом с 'зеленым уголком' высился почти до самого потолка аквариум с крохотными черепашками, разноцветными рыбками, диковинными водорослями, ракушками причудливой формы и всякой другой всячиной. Другую стену занимал массивный стеллаж, полки которого ломились от обуви и всевозможных редких материалов для нее, ведь обувь водяной делал непростую. Рядом с рабочим столом Зеленыча стоял каменный бюст очень известного водяного-философа Болтуция, лысина которого зачастую служила Дульсинее смотровой площадкой.
У самой двери висело большое зеркало в облупленной позолоченной раме. Поверхность зеркала была мутноватой, а по краям и вовсе проглядывало прозрачное стекло. Это зеркало водяной нашел на дне озера, когда нырнул туда за очередной порцией синих водорослей для чая. Озеро вообще любило преподносить всевозможные сюрпризы и вело себя как капризная дама: то подарит что-нибудь уникальное, то наоборот — отберет последнее, да еще водой забрызгает.
Водяной подошел к зеркалу, дыхнул на него и протер рукавом. Его отражение в этот момент стояло посреди комнаты с толстой книгой в руках и, судя по выражению лица, напряженно о чем-то размышляло. Потом там открылась дверь и в мастерскую зашла Мимоза Буше, древесница, что живет в старом буке.
— Утро доброе, благодетель наш! — крикнула она с порога.
Зеленыч отошел от зеркала и пригладил бороду.
— Что же я такое увидел в той книге? — спросил он самого себя, направляясь к столику, чтобы взять из решета очки, дужки которых связывала резинка. Он надел очки и направился к книжному шкафу, что громоздился между стеллажом и аквариумом и был до отказа забит. Тут стояли в основном рукописные труды различных мудрецов, и даже одна толстенная книга, написанная задом наперед. Ее-то и взял водяной, раскрыв наугад.
— …Он будет первым из холмов, в сосне открыть подвал готов… — медленно прочел Зеленыч и наморщил лоб. — Ну и загадку ты мне сегодня подкинула, — проворчал он, поставив книгу на место, и задумчиво посмотрел в окно.
В нем он увидел, как по тропинке вдоль озера к мастерской подходит Мимоза Буше. Она то и дело поправляла шляпу с широкими полями и прижимала к глазам носовой платок. Вскоре Мимоза распахнула дверь и, запутавшись в занавеске, оказалась прямо перед ним.
— Утро доброе, благодетель наш! Что-то не спалось, вот и пришла к тебе в такую рань, — сказала она, тяжело дыша, и покосилась в зеркало. — Ой, что-то сегодня в твоем зеркале у меня красный нос и малюсенькие глазки, — недовольно проворчала она и вытащила из сумочки пудреницу.
— Ну, не такой уж он и красный, скорее розовый, — сказал Зеленыч, усаживаясь за рабочий стол.
— Ну да, а глазки не малюсенькие, а просто маленькие, — госпожа Буше огорченно махнула рукой и подошла к столу. — Мой заказ готов? — с нетерпением спросила она.
Водяной молча достал из-под стола тапочки с загнутыми вверх носами. Каблуки у них были низкие, а нежный оранжевый бархат украшали разноцветные камушки.
— Святой Хидерик, какая прелесть! А вот эта золотая нитка, что по краю идет, она из чего? — воскликнула Мимоза, подойдя с тапочками к окну.
— Это 'стальной жгут', так водоросль называется. Она в озере на самой глубине растет — не всякий туда доплыть может, — ответил Зеленыч и снял очки.
— Стальной, говоришь, — Мимоза пристально разглядывала обувь, — а выглядит, как чистое золото.
— Часто обувать их не надо, только когда уже так тоскливо, что хоть волком вой. — Водяной достал бумажный пакет, на котором большими зелеными буквами было написано 'Дно', и протянул его Мимозе.
— А если выть хочется часто? — Она аккуратно положила тапочки в пакет и вопросительно уставилась на собеседника.
Водяной озадаченно посмотрел на Мимозу и почесал затылок.
— Я так понимаю, что ты все по теплому саду тоскуешь, где раньше жила. Понятное дело, что здесь у нас и мороз, и ветер холодный. Да и бук, в котором ты живешь, не похож на твой бывший гранат. Это и пиявке понятно. Но все-таки это твой родной лес, и раз судьба так распорядилась, что ты сюда вернулась, нужно к этому привыкнуть. Я вот тоже здесь целыми днями сижу, хотя в озере как рыба в воде. Вот я и сделал свою мастерскую на озеро похожей. Ты смекнула? — Он наклонился вперед и выжидающе замер.
Мимоза застыла с пакетом в руках и на несколько секунд задумалась.
— Святой Хидерик! Мне просто нужно все поменять в моем магазине! Ну конечно! Завтра же закажу новую вывеску. Будет он у меня 'Теплый сад'! И внутри все переделаю, — радостно воскликнула госпожа Буше, подмигнув своему отражению в зеркале. — Сегодня ко мне приезжают родственники покойного мужа, очень кстати, помогут с перестановкой.
Дульсинея прыгнула на голову Болтуция и громко заквакала.
— Ах, милый Зеленыч, у меня начнется новая жизнь, не так ли? — Мимоза смотрела на водяного горящими глазами.
— Ну, это и пиявке понятно, — ответил тот, погладив жабу.
** ** ** ** ** ** ** ** ** ** **
Гомза, маленький ливнас-древесник из Северо-западного леса, весь день думал о предстоящем празднике. Он в задумчивости ходил по поляне вокруг дуба, в котором он жил с родителями, и вертел в руках глиняного солдатика. Это было в день весеннего равноденствия, который в этом году пришелся на пятницу. А пятницу Гомза просто терпеть не мог! Именно в этот день с ним всегда случались всякие неприятные вещи. И сегодня, когда все ливнасы в лесу будут отмечать праздник Большого дерева, ему ой как не хотелось попасть впросак.
'Да к тому же мне не хватает всего одного года, чтобы получить дар от короля Хидерика', - с досадой подумал он и пнул ногой сухой желудь. Желудь пролетел со свистом и попал в растущий рядом дуб, где жила соседская семья Эйче. Когда Гомза посмотрел на этот дуб, то вспомнил, что Зак Эйче, которому в этом году уже исполнилось четырнадцать лет, получит меч ливнасов Ингедиаль.
Вот везет, думал Гомза, делая вокруг дуба очередной круг. У Зака будет настоящее оружие из рук самого короля! Гомза посмотрел внимательно на глиняного пучеглазого ефрейтора, которого он сжимал в руке, словно хотел услышать от него утешительные слова. Но тот лишь таращился на него, сложив губы в тонкую полоску.
— Эй, Гомза! — Мама распахнула дверь. — Пора обедать! Поднимайся быстрее, мы тебя ждем!
Гомза тяжело вздохнул и, запихнув ефрейтора в карман, пошел домой. Несмотря на то, что дуб снаружи был самым что ни на есть обычным, внутри него располагались три спальных комнаты, кухня, столовая, рабочий кабинет, чердак и подвал.