1
Толя ясно слышал, как папа в соседней комнате говорил маме:
— Два года толкуем, Зина! Это ж не народнохозяйственная проблема — парнишку постричь… Оставь! Ничего я даже и слушать не желаю.
Но мама ему всё-таки что-то сказала. Что — Толя не разобрал. А папа отвечал ей громко. Он сказал, что скоро наступит летняя жара, и постучал ногтем по стеклу большого старого барометра. Мама, показалось Толе, вздохнула: должно быть, стрелка приблизилась к слову «сушь».
— Но важнее другое… — продолжал папа. — Ты не задумывалась на досуге,
2
Подбежала ещё одна девушка и молча уставилась на Толю. Первая тронула её за локоть и воскликнула, просияв:
— Посчастливилось! Просто находка! Тот, кого искали! Да, Майя Георгиевна?
Майя Георгиевна, вторая девушка, невысокая, худенькая, нёсшая в руке, точно лукошко, опрокинутую соломенную шляпу, к которой была пришита белая резинка, ответила ей, продолжая смотреть на Толю:
— Возможно, возможно… Нужно будет, конечно, сделать пробу. Завтра, я думаю… Простите, это ваш сын?.. — спросила она, улыбнувшись и поклонившись Толиной маме.
— Мой.
К таким вопросам мама привыкла. Их задавали ей в скверах, иногда на улице. Узнав, что это её сын, некоторые спрашивали ещё:
«А это мальчик?»
И она терпеливо подтверждала:
«Да, это мальчик. Это такой мальчик».
— Видите ли, — сказала Майя Георгиевна, — у нас к вашему сыну интерес далеко не праздный. Скорее, сугубо деловой. Ваш сын… как тебя зовут? Толя?.. типажно… ну, по внешним данным Толя очень подходит на одну роль в картине, которую нам предстоит снимать. Разумеется, надо будет сделать пробу, а там, возможно, мы будем вас просить… — Она не договорила. — Когда можно будет снять пробу, Галина Михайловна?
— Завтра, Майя Георгиевна, — отозвалась круглолицая девушка. — Завтра с утра снимем. Только, может… — Галина Михайловна наклонилась к уху Майи Георгиевны и докончила фразу вполголоса. Та кивнула, соглашаясь.
— Так вот, — сказала затем Галина Михайловна Толиной маме, — было бы очень желательно, чтоб перед пробой, лучше всего сегодня, вы зашли с Толей в парикмахерскую и…
— Постричься? — догадался Толя.
Все, кроме мамы, дружно рассмеялись, точно он сказал что-то очень смешное.
— Ни в коем случае! — сказала Майя Георгиевна. — Толя нам нужен с локонами, такой вот… — Она запнулась. — Словом, такой, какой есть. Единственное, о чём мы просим, — зайдите с ним в парикмахерскую…
«А зачем в парикмахерскую, если не стричься?..» — успел подумать Толя.
— …и попросите придать его волосам более светлый оттенок — не золотистый, а просто более светлый.
Это несложно. А завтра утром мы будем ждать вас на кино-фабрике.
…Едва мама и Толя, вернувшись домой, переступили порог, папа из глубины квартиры нетерпеливо осведомился:
— Постригли?
— Покрасили! — восторженно крикнул Толя.
— Как видишь… — сказала упавшим голосом мама.
И, в самом деле, папа увидел, — было на чт
С минуту папа стоял неподвижно, пристально его разглядывая. Все трое молчали. Затем папа нервно схватил садовые ножницы. И только тогда, отпрянув к дверям, заслонив собой сына, мама закричала:
— Одну минутку! Наш Толя будет сниматься в кино…
3
На кинофабрике, которая оказалась снаружи обыкновенным трёхэтажным домом, Толю с мамой встретили вчерашние знакомые и, помимо них, ещё три человека.
Молодая женщина в пышной, до пола, юбке колоколом, каких Толя ни на ком не видел, с огромным веером из белых мягких перьев, закруглённых сверху.
Худая пожилая дама с высокой, затейливо причёсанной и вместе с тем реденькой шевелюрой, — эта дама, когда Толя вошёл, поднесла к глазам странного вида очки: без дужек, но с прикреплённой к оправе бронзовой палочкой, за которую она их и держала, точно театральный бинокль. (Позже Толя узнал, что это не очки, а лорнет и что лорнетами пользовались лет сорок назад.)
Наконец, третьим был сутуловатый старик в куцем пиджаке с короткими истрёпанными рукавами, в заплатанных мятых штанах и стоптанных башмаках на босу ногу.
— Этот и будет, значит, блажной мальчишка? — спросил старик, внимательно и весело оглядывая Толю.
Удивительно: и обе женщины и старик выглядели необычно, на улице таких людей определённо нельзя было встретить, но если относительно женщин Толя сразу же решил, что обе ряженые, то старика он не мог разгадать. Может быть, это был артист, а может быть, сторож, зашедший поглазеть на мальчика, которого будут снимать в кино.
— Настоящий Трилли! — говорил старик, кивая на Толю. — Ежели чего захочет — поню ли живую, лодку ли всамделишную, — подавай ему сей же момент! Вот убедитесь, Майя Георгиевна, норов у него подходящий — уж я по физиономии вижу. И кудри, ясно, тоже…
Должно быть, откуда-то старику было известно, какой у Толи характер, но непонятно, почему он считал его «подходящим». Для чего?.. Толя не мог смекнуть, в чём тут дело, как не понимал, говорит старик серьезно или шутливо, кто такой Трилли и кто, в конце концов, сам старик… Он растерялся и, тронув маму за руку, вопросительно на неё посмотрел.
— А что всё-таки, хотелось бы знать, потребуется от Толи? — спросила мама с достоинством, показывая, что она-то не очень смущена необычностью обстановки.
— Капризничать, — ответила Майя Георгиевна с улыбкой.
— Блажить, одним словом, — пояснил старик.
— Ну, что вы, — возразила мама, поглаживая Толю по голове. — Он будет хорошо себя вести. Правда, Толик? — Ей хотелось, чтоб сына снимали в кино.
Но оказалось, что от Толи в самом деле потребуется одно — капризничать. Ему придётся играть роль донельзя избалованного маленького скандалиста. И для пробы ему нужно будет сейчас кричать: «Хочу соба-аку!», топать ногами и брыкаться.
— Посмотрим, как это у него получится, — сказала Майя Георгиевна озабоченно.
— Получится, — заверила мама, — это у него получится!..
В её голосе звучало облегчение. Теперь она больше не сомневалась, что Толю будут снимать в кино. По дороге в павильон, где предстояло снимать пробу, мама оживлённо рассказывала Майе Георгиевне, до чего Толя строптив и какой он своевольник.
— Вы не представляете себе, как силён бывает в Толике дух противоречия! — с увлечением рассказывала мама. — Когда у нас гостили мои родители, Толик как-то раз был не в духе, вышел к завтраку хмурый, я ему говорю: «Что ж ты молчишь? Скажи: «Доброе утро, бабушка и дедушка!» И что, вы думаете, он сказал?.. Брови сдвинул и: «Не доброе утро, не бабушка, не дедушка!»
— «Не доброе утро, не бабушка, не дедушка»?! — переспросил старик. — Вот я же вам говорил, Майя Георгиевна, — перед нами живой Трилли!
— Есть, видимо, некоторое сходство, — согласилась Майя Георгиевна смеясь.
— А кто это — Трилли? — спросил Толя.
— Сейчас объясню, — пообещала Майя Георгиевна. — Обязательно.
Они пришли в павильон. Здесь было прохладно, темновато — точно в пустом гараже, показалось вначале Толе. Но в конце павильона Толя вдруг увидел большую, очень красивую комнату, обставленную мебелью красного дерева; стены её были обтянуты голубым шёлком, таким же, каким обиты кресла и стулья, но одной стены недоставало, и Толя сообразил, что перед ним декорация. Точно на сцене театра. Ему захотелось до всего дотронуться и проверить, что здесь настоящее, а что нет. Паркет, например, не настоящий, а нарисованный на линолеуме. Интересно, есть ли стёкла в окнах, задёрнутых шторами, или за шторами — пустые рамы?.. Настоящий ли виноград в вазе?..
Но Майя Георгиевна сразу же усадила Толю в кресло, сама села рядом с ним и принялась объяснять, кто такой Трилли.
— Трилли, — говорила Майя Георгиевна, — воспитывался в очень богатой семье до революции. Чего бы ни захотел этот мальчишка, всё он получал. Один раз в сад, окружавший дачу, где жил Трилли, забрели старик шарманщик, мальчик-акробат Серёжа и дрессированная собака. Я тебе потом подробней о них расскажу. И вот, когда они выступили, Трилли закричал: «Хочу собаку!» Его сперва не поняли, подумали, он хочет погладить собаку, а он закричал громче, затопал ногами — оказалось, хочет оставить у себя собаку навсегда… Попробуй сейчас, Толя, это сыграть. Представь себе, что ты — Трилли, что это… — Майя Георгиевна указала на молодую женщину, которая обмахивалась веером из белых мягких перьев, — твоя мама.
Толя, прищурившись, бегло оглядел «маму».
— Она готова сделать что угодно, лишь бы ты успокоился, и ты это знаешь, когда кричишь «хо-очу собаку».
— А какую собаку? — спросил Толя с интересом.
— Какую?.. — Майя Георгиевна на миг опешила.
— Да, — сказал Толя. — Где она?
— Понимаешь ли, этой собаки здесь ещё нет. То есть мы не выбрали ещё собаки. Впрочем, может быть, сейчас как раз привели собаку, которую мы могли бы показать Толе?..
— Да там, я видел, из цирка приходил пудель, вас ожидал, — крикнул парень, хлопотавший поодаль возле прожектора, установленного на высоком треножнике.
— Позовите их быстренько, — распорядилась Майя Георгиевна.
Через минуту в павильон вбежал курчавый пудель, остриженный под льва. Он был ослепительно бел, изящен и беззаботен. На шее у него висели медали, однако держался он без всякой торжественности и, приближаясь к незнакомым людям, на ходу слегка пританцовывал.
— Петя, поздоровайся, — наставительно произнёс дрессировщик, точно сожалея, что о таких вещах приходится напоминать.
Пудель легко поднялся на задние лапы, отчего стал выше дрессировщика на целую голову, и подал переднюю лапу Майе Георгиевне. Следом за ним протянул ей руку дрессировщик и представился:
— Андрей Гаврилович.
Петя тем временем сел и стал рассеянно осматриваться.
— Петя, поздоровайся же с остальными! — сказал дрессировщик страдальческим астматическим голосом, явно досадуя, что это приходится оговаривать отдельно.
Пудель снова встал на задние лапы и, следуя за дрессировщиком, поздоровался по очереди со всеми: с оператором Галиной Михайловной, с обеими актрисами, со стариком, заявившим, что Толя — живой Трилли, с Толиной мамой и, наконец, с Толей.
Дрессировщик, знакомясь, всем говорил: «Андрей Гаврилович»; пудель протягивал лапу молча. Как только церемония знакомства окончилась, он снова стал совершенно беззаботен и рассеян, — по-видимому, до следующего окрика.
— Вот такую собаку я хочу?.. — спросил, что-то соображая, восхищённый Толя. — Эту?.. — В его глазах загорелся огонёк — Мам, я правда хочу такую собаку!
— Об этом ты можешь возвестить полным голосом, — сказала Майя Георгиевна, — только обращайся, пожалуйста, не к своей маме: ты же теперь Трилли! Ну, сейчас мы снимем пробу, товарищи. Толя, ты бросишься к «маме» с криком «хочу собаку», когда я подам тебе знак. Тебя попытается урезонить гувернантка, — Майя Георгиевна указала на даму с лорнетом, — но ты оттолкнёшь её. Будешь вопить что есть мочи — мама ведь пугается твоего крика. До остальных тебе дела нет. Ты понял?
Толя кивнул.
— Внимание, приготовились! — чётко проговорила Майя Георгиевна в рупор, и в комнате, где недоставало одной стены, остались только две актрисы и Толя. Остальные стояли теперь поодаль, за спиной оператора Галины Михайловны. Наступила тишина.
— Все готовы, товарищи? — спросила Майя Георгиевна.
— Готовы! — отозвались осветители, и тотчас ярко-белый свет юпитеров ударил Толе в глаза; на миг он зажмурился.
— Готовы! — отозвалась Галина Михайловна, глядя в объектив кинокамеры.
— Мотор! — скомандовала Майя Георгиевна.
— Есть мотор! — донёсся издалека ответ, и стало слышно, как заработал мотор.
— Есть камера! — прозвучало в ту же секунду совсем рядом.
Помощник оператора мгновенно опустил дощечку, которой заслонял объектив кинокамеры, и отбежал в сторону. Майя Георгиевна подала Толе знак начинать…
И Толя не подкачал. Он требовал собаку визгливым голосом, нестерпимым для слуха, закатывал глаза, отпихивал локтями «маму», а стакан воды, протянутый «гувернанткой», выплеснул ей за ворот. Он настолько вошёл в роль, что последний вопль издал уже после того, как Майя Георгиевна произнесла: «Стоп!» — и съёмка прекратилась.
— Толя, — сказала тогда со страхом настоящая мама, — ты в самом деле хотел бы, чтоб мы купили пуделя — такого, как этот… Петя?
— Нет, — отвечал Толя с торжеством. — Я вас всех разыграл! Я вовсе не хочу такую собаку. Лучше взять овчарку, щенка.
Мама перевела дух.
— Что вы на это скажете? — спросила она Майю Георгиевну. — Как вам это нравится?
— По-моему, получается неплохо, — сказала та. — Вот проявим на днях плёнку, и всё выяснится окончательно.
4
Через несколько дней маму пригласили на кино-фабрику, сообщили ей, что проба получилась удачной, и предложили подписать договор об участии Толи в съёмках фильма. Домой она вернулась с целым ворохом новостей.
Во-первых, съёмки, оказалось, будут происходить в крымском приморском городе, куда Толе с мамой надо выехать через неделю. Во-вторых, Толя и мама поедут не просто так, а в командировку и, как командировочные, поселятся в гостинице, где для них забронируют номер.