— Борис Чернов! Встань!
Борис грузно поднялся.
— Извините… Не нарочно, — промямлил он и, откладывая зеркальце в сторону, второй раз неумышленно полоснул светом по лицу учительницы.
— И не стыдно тебе? — с обидой в голосе произнесла она. — Ты же такой большой! Выше меня ростом!
— Да не нарочно! — повторил Борис и, разозлившись на себя, сердито сунул зеркальце в стол, но не попал в ящик — оно упало и разбилось.
В классе захихикали. Учительница встала и подошла к Борису.
— Дай мне твой дневник. Я напишу, что ты скверно вел себя на уроке.
Чернов подал дневник.
— Можно сесть?
— Садись… После урока уберешь осколки. А классного руководителя я попрошу поставить тебе в эту неделю двойку по поведению.
Она вернулась к своему столу и раскрыла дневник.
— У меня вопрос, — спросил Андрей. — Как по-английски крот?
— Моул, — произнесла учительница, недоуменно вглядываясь в мальчишек и девчонок, которые опять как-то загадочно улыбались.
Учительница не знала о диаграмме, а все остальные сразу догадались, почему Андрей задал такой вопрос. После того, как вывесили диаграмму, это была первая двойка. Она опускала Бориса вниз, за черную черту. В 6-м «А» появился крот.
Возвращаясь на перемене из кабинета английского языка в свой класс, ребята выжидательно поглядывали на Бориса. С ним шла Маша. Она тихо, но горячо убеждала его:
— Ты сам закрась! Вот увидишь — так будет лучше. И смеяться перестанут!.. Хочешь, я тебе черный карандаш дам? Он у меня счастливый! Им только один раз покрасишь — и больше никогда-никогда не придется!
Когда они вошли в класс, Андрей крикнул:
— Расступитесь! Крот идет! Моул!
Борис не обратил на него внимания, прямиком направился к стене с диаграммой и в своем столбце затушевал две ступеньки ниже траурной черты.
Маша была права. Насмешливые улыбки быстро по-увяли. Даже Андрей не произнес больше ни одной колкости и с деланным равнодушием отвернулся от Бориса. А Марина сказала, ни к кому не обращаясь:
— Если честно — двойку на английском заслужил не только Чернов, а и… — она стрельнула глазами в сторону Гриши и повторила: — а и… я! Только мне ее не поставили, а то бы у нас в классе был не один крот!
Марина засмеялась и, подсев к Грише, шепотом спросила:
— Ты зачем за мной по стене бегал?
— Я не бегал… Не только бегал!
— Ну, прыгал!
— Не прыгал, а писал зайчиком.
— Что?
— Слова.
— Какие?
— Повторить?
— Конечно!
— А ты очень хочешь?
— Очень!
— Я написал: «Можно прийти к тебе в это воскресенье?»
Хотя Марина сама приглашала его в гости, Гриша с затаенным страхом ждал ответа: вдруг скажет — нельзя? Всегда уверенный в себе, с Мариной он чувствовал непонятную робость.
— Я буду ждать! — ответила Марина.
После английского был урок математики. Глеб Николаевич принес тетради с проверенными контрольными работами, но прежде чем раздать их, он как-то по-особенному оглядел класс.
— Сегодня я выступаю перед вами в новом качестве — меня назначили вашим классным руководителем.
Ребята молчали. Каждый прикидывал в уме: хорошо это или плохо? Глеба Николаевича уважали, ценили, за интересные уроки. Но он был холодно строг, а иногда и вежливо-язвителен. Все знали, что он не будет надоедать нудными нравоучениями, зато и одна его мимолетная фраза могла чувствительно ударить по провинившемуся.
— Да-да! — сказал он, нарушив затянувшуюся тишину. — Не торопитесь с выводами!.. Я и сам еще не знаю, радоваться вам или огорчаться.
Глеб Николаевич первый раз потратил часть урока не на математику. Он подошел к диаграмме, осмотрел ее и спросил:
— Чье это творчество?
Гриша уловил иронию в слове «творчество» и ответил:
— Вместе придумали… Вам не нравится?
Глеб Николаевич в душе не одобрил диаграмму. Но прямо он не высказал своего отношения — не захотел с первого же дня навязывать ребятам волю классного руководителя.
— Я помню объявление о поездке за грибами, — произнес он задумчиво. — В нем было больше жизни… И уж совсем не было темных пятен… На правах классного руководителя разрешите узнать у вас, Борис Чернов, на каком уроке вы отличились?
— На английском, — пробурчал Борис.
— Ну что ж! — со, вздохом произнес Глеб Николаевич и зашагал к столу. — Пора мне браться за воспитательную работу, не так ли? Для начала расскажу, как я получил в школе обидную кличку.
Он взглянул на часы.
— Обещаю уложиться в две минуты… У нас в школе тоже был английский… Переводил я на уроке какую-то фразу. Она уже давно забылась, а два слова я буду помнить вечно: янг орейндж… Как их перевести, кто скажет?
Ребята не торопились с ответом. Глеб Николаевич вопросительно посмотрел на Чернова.
— Вообще-то это, — произнес Борис неуверенно, — вроде молодого апельсина… Только, так не говорят… Свежий, что ли, апельсин?
— Завидую вам! — воскликнул Глеб Николаевич. — Вы бы на моем месте кличку не заслужили!.. Правда, не свежий, а незрелый апельсин… Ну а я тогда перевел эти слова так: молодой орангутанг… Легко догадаться, как меня прозвали в школе!
Смеялись все. Глеб Николаевич снова взглянул на часы и поднял руку.
— Постарайтесь не попадать в мое положение… А теперь вернемся к нашим математическим играм!.. Дежурный! Раздайте, пожалуйста, контрольные работы!
Опять встала Маша, разнесла тетради по партам. Двоек Hit у кого не было, и диаграмма после уроков густо покрылась красными, устремленными вверх, ступенями. Борис стер резинкой черное пятно внизу своего столбца и снова очутился на нулевой отметке, потому что его пятерка по математике как бы покрыла двойку, полученную в кабинете английского языка.
— Что же это за диаграмма! — возмутился Андрей. — Был крот — и не стало! Что-то тут не то… Это вроде как явный гол не засчитали!
Его никто не поддержал, а новое предложение Гриши понравилось всем. Художники на большой перемене внесли в диаграмму поправку: вместо слова «крот» написали «орангутанг». Это звучало лучше, и Гриша гордился, что сумел использовать рассказ Глеба Николаевича.
И еще одно небольшое событие порадовало Гришу в тот день. На школьной доске объявлений совет дружины вывесил «молнию» с итогами подписки на газеты, Перечислив отстающие отряды, совет призывал их равняться на пионеров 6-го «А» класса.
Не знал Гриша, что Виктор Петрович не без внутреннего сопротивления разрешил вывесить такую «молнию». Ему не хотелось расхваливать Гришин отряд, но и возражать не было причины. Факт бесспорный: в 6-м «А» раньше всех провели подписку и никто не отказался от газеты. Вожатый побоялся поступить необъективно, и «молния» появилась. Отряд Гриши Грачева впервые официально был назван передовым. Пока только по подписке, но передовым.
Деревянная голова
В воскресенье, завернув сосновую голову в бумагу, Гриша после завтрака спустился с девятого этажа на восьмой. Он не знал, в какой квартире живет Марина, — забыл спросить номер. Здесь было четыре двери. Три самые обычные, а четвертая сразу обращала на себя внимание и цветом — веселым, оживляющим лестничную площадку, — и номером. Он был крупно написан на полированной пластмассовой пластинке, в которую чьи-то умелые руки вмонтировали кнопку звонка.
Гриша выбрал эту дверь и позвонил. Он ничуть не сомневался, что попал туда, куда нужно, и поэтому не удивился, когда Марина открыла дверь.
— Нашел все-таки! — обрадовалась она. — Ты же не спросил номер квартиры!
— Зато знал этаж, а дверь — она на тебя похожа!
— Ну и сравнение! — воскликнула Марина. — Сверток можешь оставить в прихожей.
— Нет! — возразил Гриша. — Когда узнаешь, что в нем, сама заставишь внести в комнату!
Марина заинтересованно взглянула на сверток, провела по нему рукой.
— Неужели?.. Покажи скорей! — Она притопнула от нетерпения ногой и втащила Гришу в комнату. — Показывай!
Гриша снял бумагу и поставил деревянную голову на журнальный столик.
Пока Марина, забыв на минуту о госте, с восторженным удивлением рассматривала голову, Гриша оглядел комнату. По стене полз метровый Змей Горыныч из верескового корня. Баба Яга в ступе прицепилась к люстре и грозила метлой толстому бегемоту, восседавшему на стеклянной горке. Под ним на полках были выставлены другие пеньки и корешки, похожие то на чайник, то на сахарницу, то на блюдце — целый чайный сервиз.
На каждом предмете белел ярлычок с указанием, кто и когда нашел этот корень или нарост. Чаще всего встречалась короткая пометка «мама», но попадались ярлычки с надписью «папа», «Марина» и с другими именами.
Гриша подумал, что теперь и его имя появится и останется в этой комнате, и пожалел, что лично у него никакой коллекции нет. Андрей собирает шайбы, Марина — деревянные фигурки. Болтают, что даже у Бориса Чернова есть хороший набор записей гитаристов-виртуозов. Только у Гриши — ничего. Собирал когда-то марки — бросил и больше ничем не увлекся.
А Марина уже бегала по комнате — выбирала место для деревянной головы и приговаривала, с благодарностью поглядывая на Гришу:
— Это же чудо!.. Она похожа на ту, с которой Руслан сражался!.. Помнишь у Пушкина?.. Вот если бы и Руслана найти! С мечом! В шлеме!..
— Найдем Руслана! — убежденно сказал Гриша.
— Где?
— Объявим весной поход в лес всем отрядом — и наверняка попадется что-нибудь похожее!
— Кому интересно искать для меня!
— Мне интересно!
Марина смутилась и, чтобы скрыть это, взяла голову и поставила на горку рядом с бегемотом.
— А бумажку повесишь? — спросил Гриша.
— Конечно! — Марина оглянулась. — Трудно пилить было? И как ты до нее добрался? Высоко же!.. Я ее тогда видела, но подумала — не достать.
— Достал! — коротко ответил Гриша.
Ему не хотелось говорить об этом. Не мог же он сказать, что все сделал отец: съездил, спилил и привез сосновую голову.
— Достал! — повторил Гриша и с облегчением подумал, что не соврал: достать можно по-разному, не обязательно для этого самому залезать на сосну.
— Открыть тебе один секрет? — спросила Марина и тут же, испугавшись чего-то, воскликнула: — Нет! Потом!.. Ты подожди — я сейчас!
Она выскочила за дверь и вкатила столик на ножках с колесиками.
Гриша едал всякие пирожные, но никогда не видел, чтобы они были подобраны и расположены на блюде так оригинально — в виде большого подсолнуха. Рядом, как два голубых колокольчика, стояли чайные чашки. Ложки мелодично позвякивали на блюдечках.
— Это для меня? — удивился Гриша. — Так красиво…
— Я и для себя стараюсь красиво делать.
— Для себя можно и попроще!
— Сначала попроще, потом похуже, а затем и скверно! — Марина улыбнулась. — Так мой папа говорит… И еще добавит: сначала в одежде, потом в поведении, а затем и в мыслях.
— Сам себе человек всегда хорошим кажется! — возразил Гриша. — Если он личность.
— И конечно — сильная?
— А то какая же!.. Слабый — не личность!
— А вдруг, — с лукавинкой произнесла Марина, — вдруг этой сильной личности только кажется, что она хорошая?
— А как проверить — кажется или на самом деле?
— Это нетрудно. Надо только представить, что тебя всегда видят люди и читают твои мысли. И если тебе не захочется ничего спрятать от них, значит, на самом деле, а не только кажется.
— Это тоже папа?
— Папа!
— Ну, знаешь!.. Такой жизни, когда за тобой следят и мысли читают, не выдержит никто. Даже твой папа!
— Выдержит! — уверенно сказала Марина. — Мой папа удивительный!.. Он даже человека от смерти спас!.. Не веришь?
— А ты мне поверишь?.. Мой отец каждый день от смерти спасает!.. Едет по улице, а люди — видела, наверно — сами под колеса лезут… Как отец затормозит, так и считай, что спас человека!
Марина тряхнула копной рыжих волос и засмеялась. Она часто смеялась, но всякий раз по-разному, с каким-то новым, неповторяющимся оттенком в голосе и выражении лица.
— Ты шутишь, а я — серьезно!.. На работе кто-то кислотой облился, а папа его спас.
— Кровь дал?
— Нет… Больнее… Я скажу, только ты без шуток, а то обижусь! Папа ему, — Марина понизила голос до шепота, — кожу дал — целых шесть сантиметров!.. Ты бы мог это сделать?
— Смотря для кого.
— Хотя бы… — Марина задумалась. — Хотя бы для Арбузовых.
— Моя к ним не приживется. Мы совсем разные… Вот тебе бы и целого метра не пожалел!
— Ты считаешь — мы совсем одинаковые?.. — Марина очень серьезно посмотрела Грише в глаза и, не дождавшись ответа, заговорила сама: — Ты очень хороший… Почти все тебя любят… И я, когда ты делаешь или говоришь что-нибудь, смотрю и думаю: вот и я бы так сделала… А иногда чего-то не понимаю… Не туда куда-то у тебя получается, не так, как бы я… Редко, а бывает такое.
— Ничего удивительного! — возразил Гриша. — Ты не мальчишка и к тому же не… не председатель… А если что не нравится или не понимаешь, так ты спроси.
— Хорошо! — ответила Марина. — Теперь буду спрашивать.
Гриша взял пирожное.
— Ты про это думала, когда говорила, что у тебя секрет?
— Нет! — Марина замотала рыжей головой и низко склонилась над своей чашкой. — Я загадала тогда, в кино… Если ты выполнишь, что обещал, то я до самого… до конца школы с тобой сидеть буду… Хочешь?
Щеки у Марины зарделись, и Гриша тоже вдруг почувствовал, что ему стало жарко.
— Про это могла бы и не спрашивать.
Копилка
Как Гриша и предполагал, пришло время — и школа включилась в соревнование по сбору макулатуры.
Сразу же после уроков он провел оперативное совещание совета. Всех озадачило его требование — придумать что-нибудь такое, чтобы бумажный поток сам хлынул в их отряд. Предложения были, но все они не отличались остроумием и оригинальностью. Ходить по магазинам и выпрашивать бумажную тару или бродить по этажам жилых домов и собирать старые газеты — все это делалось и раньше.
— Так мы быстро сползем с первого места! — сказал Гриша.
— А кто нам его присуждал? — спросил кто-то из звеньевых.
Гриша осуждающе взглянул на него.
— Про подписку забыл?.. Кого в пример ставили? Нас!.. Ударим по макулатуре, а потом еще нажмем на металлолом — вот и лучший отряд по всем показателям!.. Только придумать надо, как побольше собрать бумаги!
И ребята честно думали, но свежих мыслей не было. Пришлось Грише доказать, что он недаром возглавляет отряд. Его предложения сначала показались спорными. Он сказал, что начинать нужно с самих себя: пусть вечером каждый собирает в своей квартире все газеты, а утром приносит их в школу. Кое-кто засмеялся. Много ли потянут газеты, которые получает одна семья?
Гриша подошел к доске и спросил:
— Сколько весит одна газета?
Ответы были самые разные: грамм, два грамма. Кто-то даже крикнул:
— Ничего не весит!
— Сорок граммов! — заявил Гриша. — Две газеты наверняка есть в любой квартире. В день — восемьдесят граммов.
Он взял мел и молча помножил 80 на число учеников в классе, затем — на тридцать, и все увидели, что в месяц у них накопится 60 килограммов отличной макулатуры. Цифра звучала солидно, и совет принял решение: поручить звеньевым взять под контроль это дело.
— А где будем хранить газеты? — спросила Марина.
— Это я беру на себя! — ответил Гриша. — И еще предлагаю поставить в домах ящики для прочитанных газет.
И снова членам совета Гришина идея показалась неосуществимой.
Во-первых, где взять такие ящики, а во-вторых, кто будет бросать туда газеты? Ведь почти в каждой квартире есть пионеры из других отрядов. Они, конечно, все разузнают и после этого ни одна газета не попадет в ящик, а если и попадет, то будет вынута. Не поставишь же круглосуточный караул около ящиков!
У Гриши на любой вопрос был ответ.
— Школьники не во всех квартирах, — сказал он. — Есть целые дома без единого пионера!.. Плохо вы знаете свой район! Общежитие метростроевцев помните?.. Кто видел там хоть одного мальчишку или девчонку?.. А в семнадцатом доме кто живет?.. Старые большевики! У них газет навалом, а детей нет — уже выросли, взрослые стали! Там наш ящик каждый день доверху полный будет!