— А как же! — сказал Серёжа. — Конечно.
— А из чего вы сложили фундамент?
— Из кубиков. То есть из кирпичиков.
— А как вы их клали?
— Ровно-ровно! — ответил Серёжа. — Один на другой.
— Так, так, — сразу понял папа. — Кладка у вас была, видно, не такая, как надо. Вот придём домой, вы мне и покажете, как вы кирпичи клали. А сейчас пойдёмте быстрей. Скоро мама с работы вернётся, и за Володей придут. Ну, давайте по-военному: раз, два, левой!..
Дверь папа открыл своим ключом. Потом он помог раздеться Володе.
— Володя, идем! — позвал Сережа и повёл мальчика на кухню, где в уголке стоял столик с двумя полочками внизу.
— Это что? — спросил Володя, показывая на привинченный к краю столика какой-то тяжелый железный инструмент. — Мясорубка?
— Нет, что ты! — сказал Серёжа. — Это тиски. Знаешь, они могут зажать всё, что хочешь. Зажмёшь — и работай себе напильником или пилкой: обе руки свободны! А вот это кусачки.
Володя с опаской посмотрел на железные щипцы с загнутыми внутрь острыми концами.
— А кусачки кусаются? — спросил он.
— Ещё как! Они могут перекусить, как сахар, и проволоку и гвозди. А вот это отвёртка. Она винтики завинчивает и вывинчивает. А гвозди вытаскивают клещами.
— Клещи и отвёртку я видал. У нас тоже есть. А вот тиски и кусачки — никогда!
Серёжа показывал Володе одну за другой разные интересные вещи, которые умели всё делать — гвозди вытаскивать, винтики завинчивать, вывинчивать, — а Володя только смотрел и удивлялся.
— А почему на этом стуле сиденье железное? — спросил Володя.
— Оно не железное, — сказал Серёжа. — Оно алюминиевое. Мы этот стул сами с папой починили.
— А зачем?
— У нас он сломался, ну, мы и сделали такое сиденье, чтобы прочнее было. Только нам за это от мамы попало.
— За что попало?
— Да за этот самый стул. Алюминиевые стулья ей не нравятся, вот она и отдала его нам. В нашу мастерскую. А вот смотри, какой у нас домик жестяной. Мы его тоже сами с папой сделали. Спаяли. У нас и паяльник есть.
Володя не знал, на что раньше смотреть. Но больше всего понравился ему жестяной домик. В нём были и дверь и окошко, а когда Серёжа нажал кнопку на стенке домика, он осветился изнутри.
— Там лампочка от карманного фонарика, — объяснил Серёжа. — А смотри, как будет красиво сейчас!
Он погасил свет в кухне, и теперь светился только огонёк из окошка домика.
— Как фонарик… — задумчиво проговорил Володя.
— И в нашем кукольном доме можно было бы провести свет, — грустно сказал Серёжа.
— В обеих комнатах по лампочке, — добавил Володя. — Да, Серёжа?
— Да. А вот это у нас машина.
— Где?
— А вот. — И Серёжа взял в руки закрытую жестяную банку с трубочкой. На трубочку была насажена пробка, а к пробке были приделаны крест-накрест два жестяных листочка. — Знаешь, как эта машина работает, если её поставить на огонь?
— Поставь на огонь, — попросил Володя.
— Нельзя, — сказал Серёжа. — Мне не позволяют зажигать газ, когда нет больших. Я сейчас папу позову.
Серёжа побежал в комнату и вернулся вместе с отцом.
— Папа, — сказал Серёжа, — можно показать Володе, как наша машина работает?
— Отчего же нельзя? — ответил папа. — При мне можно.
Он чиркнул спичкой о коробок и открыл кран газовой плиты. Взвились язычки фиолетового пламени.
Серёжа поставил на конфорку жестяную баночку. Сначала ничего не было заметно, потом вода в банке забулькала, и жестяные листочки над трубочкой начали медленно-медленно поворачиваться. Постепенно они стали вертеться всё быстрей и вдруг закрутились с такой быстротой, что их даже не стало видно.
Володя рот раскрыл от удивления, а Серёжа обрадовался:
— Видишь, видишь? Вода закипела, и кверху пошёл пар. По трубочке. А пар сам заставляет машину работать! Сам!
Володя смотрел то на Серёжу, та на диковинную машину.
— Что, ловко наша машина работает? — спросил Серёжин папа. — Ну, молодые люди, давайте поставим на плиту чайник. А пока вода закипит, покажите-ка мне, как вы кирпичи клали.
Папа вынул из бокового кармана блокнот, карандаш и, присев на алюминиевый стул, быстро сделал два рисунка. Оба рисунка изображали кубики, сложенные в четыре ряда. Но только сложены они были по-разному.
— Как вы клали, — спросил Серёжин папа: — так или так?
— Так, — сказал Серёжа, показывая на первый рисунок.
— Вот и неправильно. Смотрите, товарищи строители. Нужно, чтобы шов ко шву не приходился.
— Папа, — удивился Серёжа, — но это же кирпичи! Какой же там шов? Где?
— А вот смотри. Где кирпичи сходятся, где они соединяются, там и есть шов.
Серёжа и Володя молча разглядывали оба рисунка.
Один был такой, а другой такой:
— Видите, в чём разница? — спросил папа. — Кирпичи кладутся вперевязку, вот этаким манером. — И он показал на второй рисунок. — А вы сложили шов ко шву. Кролик влез в дом, толкнул его, кирпичи и разъехались. Понятно?
Серёжа кивнул головой.
— А знаешь, папа, — сказал он, — у нас в группе есть близнецы, Толя и Алёша. Их папа и мальчики из школьной мастерской показывали нам, как надо строить. Только я уже забыл, как они кирпичи клали.
— Ну ничего, ребятки, — сказал Серёжин папа. — Дело поправимое. Я знаю отца Толи и Алёши. Мы с ним посоветуемся, как дом починить.
— А там окошко сломалось! — проговорил Серёжа. — И дверь. Я их принёс. Мы их сами починим, а?
— Дверь и окошко починим сами.
В эту минуту на чайнике весело запрыгала, забренчала крышка. И в то же самое время в передней раздался звонок.
— Мама, наверно… — сказал Володя прислушиваясь. — А мне ещё не хочется уходить!
Это и на самом деле пришла Володина мама. Не успела она и слово сказать, как Володя начал с жаром рассказывать ей о том, что он здесь увидел:
— У Серёжи тиски настоящие! Кусачки! Они гвозди кусают! И проволоку! У него машина! Домик жестяной с лампочкой! Пойдём, Серёжа тебе всё покажет.
Но Володиной маме было некогда. Она поблагодарила Серёжиного отца за то, что он привёл из детского сада её сынишку, и они вышли на лестницу.
Всю дорогу — до самого дома — Володя с восторгом рассказывал маме о том, какая у Серёжи мастерская и какие удивительные вещи смастерил Серёжа вместе со своим папой.
Лёка
Наступило новое утро. Потеплело, и за окнами большими мягкими хлопьями падал снег. Было еще темно. А в детском саду ярко горели лампы.
Дети вставали, одевались, помогали друг другу застёгивать пуговицы на лифчиках.
А тем временем в раздевалку входили „дневные“ дети, закутанные в платки и шарфы, засыпанные снегом.
Вот пришёл Серёжа Скворцов со своей мамой. За Серёжей пришла Ляля Брайловская, тоже с мамой. За Лялей пришёл Володя Михайлов. Привела его старшая сестра, школьница.
А вот в раздевалке появилась какая-то новенькая девочка в большом клетчатом платке. Её привела мама. И сразу к новенькой девочке и к её маме подошла заведующая, Софья Борисовна.
— Привели? Вот и хорошо, — сказала она. — Сейчас покажу вам свободный шкафчик.
На дверце шкафчика была приколота картинка — две ярко-красные вишни на зелёной веточке.
— Запомни, — сказала Софья Борисовна новенькой, — это твой шкаф.
Мама сняла с девочки платок.
— Смотри, какая у неё шапка — мохнатая, с ушами, — сказала Ляля Серёже, стаскивая с ноги валенок.
Мама сняла с девочки шапку. Под шапкой у неё оказался ещё один платок.
— Стриженая! Наверно, больна была, — тихонько сказала Ляля.
В это время мама сняла с девочки пальто, потом платок, потом фуфайку. И тут дети увидели, что это совсем не девочка, а мальчик, да ещё и в длинных брюках.
— Как тебя зовут? — спросила Софья Борисовна у мальчика.
— Лёка, — ответила за него мама, вешая в шкафчик его пальто. — Настоящее его имя Александр. Мы его называли Аликом, когда он был совсем маленьким, а он сам себя назвал Лёкой.
— А он у вас уже был в яслях или в детском саду?
— Нет, нигде не был, — сказала Лёкина мама. — Только дома. Теперь я на работу поступила, а у бабушки ноги больные. Ей с ним гулять трудно. Вот мы и решили отдать его в детский сад.
— И хорошо сделали. А в еде он у вас разборчив? Хорошо ест?
— Совсем нет аппетита, — вздохнула Лёкина мама. — Когда маленький был, мы с бабушкой чего-чего только не делали, чтобы он ел! И песни ему пели, и сказки рассказывали. Да и теперь тоже с едой мученье! Каши не ест никакой, молока не пьёт.
— Ну, у нас дети всё едят, — строго сказала Софья Борисовна.
Лёка испуганно посмотрел на незнакомую темноглазую тётю в белом халате.
— Зато наш Лёка знает много стихов! — поспешила сказать Лёкина мама. — Только застенчив немного.
— Это ничего! — чуть улыбнувшись, проговорила Софья Борисовна. — Лёка, а почему ты не вешаешь своё пальто сам?
— Что вы! — удивилась Лёкина мама. — Он же не сумеет повесить аккуратно.
Софья Борисовна терпеливо ждала, пока Лёкина мама уложит в шкафчик все его вещи.
— Уж очень вы его кутаете…
— Болеет он у нас часто, — вздохнула Лёкина мама. — Пожалуйста, я очень вас прошу, последите тут за моим ребёнком. Я так за него беспокоюсь!
— А вы не беспокойтесь. Мы за всеми детьми следим очень внимательно, — сказала Софья Борисовна. — Ну, пойдёмте, я вас познакомлю с воспитательницей. Только снимите пальто.
Заведующая и Лёка с мамой пошли вверх по лестнице.
— Скажи, Лёка, — спросила Софья Борисовна и взяла его за руку, — у тебя товарищи есть?
Но за Лёку опять поспешила ответить его мама:
— Нет, он больше один играет. Только в день его рождения собираем детей. И в гости с ним ходим, конечно.
Заведующая открыла дверь в комнату старшей группы. Там дежурные накрывали на стол к завтраку.
— Софья Борисовна! — обрадовались дети, увидев её. — А к нам сегодня опять Татьяна Ивановна пришла с самого утра.
— Я знаю, — сказала Софья Борисовна. — Татьяна Ивановна вечером будет занята. И сегодня и завтра. Она учится. Вот они с Клавдией Николаевной и поменялись. — И, кивнув на Лёку, она объяснила: — Татьяна Ивановна, это у нас новенький. Лёка Шевчук.
Лёкина мама с удивлением и даже с беспокойством посмотрела на Татьяну Ивановну:
— Такая молоденькая?
Татьяна Ивановна покраснела, как будто была виновата в том, что она всё ещё такая молоденькая.
Софья Борисовна сказала:
— Татьяна Ивановна хорошо справляется с группой. Но у нас есть и старшая воспитательница, Клавдия Николаевна.
Лёкина мама посмотрела на своего мальчика и вздохнула так, словно должна была расстаться с ним на долгие годы.
— Ну, сыночек, оставайся здесь. Вечером я за тобой приду. А может быть, бабушка придёт. Смотри не плачь!
Лёка уцепился за мамину юбку.
— Мама, не уходи! — закричал Лёка и заплакал. — Мама, не уходи!
Но мама всё-таки вырвалась от него и пошла к дверям вместе с Софьей Борисовной. Потом Лёкина мама оглянулась и помахала ему рукой. Другие дети тоже ей помахали. А Лёка закричал:
— Не надо махать! Это моя мама! Я один буду ей махать!
И, когда дверь за мамой захлопнулась, Лёка заплакал ещё громче.
— Не плачь, — сказала ему Ляля. — Я тоже была новенькая. Позавчера.
А Татьяна Ивановна спросила:
— Скажи, Лёка, ты видел когда-нибудь кролика?
— Видел, — ответил Лёка всхлипывая. — На картинке.
Он бросился к дверям и закричал ещё громче:
— Мама!
— А живых кроликов ты не видел?
— Не видел… Мама!
— А мы тебе живого покажем. Кто хочет показать ему кролика?
— Можно я? — сразу вызвался Алёша.
— И я? — спросил Толя.
— Ну, идите, — сказала Татьяна Ивановна. — А дежурные пока кончат накрывать на стол к завтраку.
Толя и Алёша повели Лёку в живой уголок.
— Хочешь, мы тебе покажем золотых рыбок? — спросил Алёша. — Или раньше серебряных?
— Хочу золотых, — проговорил Лёка, удивлённо поглядывая то на одного мальчика, то на другого, такого же.
Алёша взял Лёку за руку.
— Вот смотри, — сказал он, — тут золотые плавают, а тут — серебряные. А на дне — карасик.
Лёка посмотрел на карасика и сказал, вздохнув:
— Рыба утонула.
Мальчики засмеялись.
— Ну, что ты! — сказал Алёша. — Карасик любит лежать на дне. А когда он умрёт, он всплывёт наверх. У нас уже один карась умер и всплыл.
— Его младшая группа руками трогала, — объяснил Толя.
— А там у нас живёт снегирь, — сказал Алёша. И он показал на клетку. — Видишь, клетка открыта? Снегирь влетает и вылетает, когда хочет. Только не надо оставлять открытой дверь в коридор.
В клетке на жёрдочке крепко стояла серенькая птичка с красной грудкой и чёрной головкой.
— А вот тут в банке змея — уж, — сказал Алёша.
Лёка заглянул в стеклянную банку. В банке никакой змеи не было, а был только мягкий зелёный мох.
Лёка посмотрел на Алёшу и спросил:
— Это всё — уж?
— Что — всё?
— Да всё, что в банке.
— Это мох, а не уж, — сказал Алёша.
— А где этот самый… уж?
— Под мох подлез, чтобы теплее было.
— А ещё у нас есть лягушки! — сказал Толя. — Хочешь, покажу?
— Не хочу, — сказал Лёка. — Я их боюсь.
— А чего лягушек бояться?
— Они прыгают, — сказал Лёка.
— Ну так что ж, что прыгают? — спросил Алёша и усмехнулся. — Кролик ещё выше прыгает. Ты и его боишься?
Тут открылась дверь, и в живой уголок вошла Лида с тарелкой в руках. На тарелке лежали капуста, свёкла, морковка. Всё было мелко нарезано.
Лида открыла дверцу клетки, погладила кролика и пощупала его белую мордочку.
— Кролик весёлый, мордочка сухая. Ему всё можно есть, — сказала Лида.
— А как этого кролика зовут? — спросил Лёка.
— Можешь звать просто „кролик“, — ответила Лида.
— А он рычит?
— Ну вот ещё — „рычит“! Это лев рычит, а не кролик.
Кролик сидел не шевелясь. Тогда Лида сама вытащила его из клетки и прижалась щекой к его белой шубке.
— Как на подушке, мягко, — сказала она. — А тяжёленький какой!
Лида подержала кролика на руках, потом снова посадила его в клетку. Кролик отряхнулся и, быстро двигая носом, принялся грызть капусту и морковку.
— А почему у него такой коротенький хвостик? — спросил Лёка. — Ему отрубили?
Лида даже всплеснула руками:
— Что ты? У него всегда такой был.
Когда кролик позавтракал, Татьяна Ивановна позвала завтракать ребят, и кролика наконец оставили в покое.
Вышел кролик погулять
На другой день утром, сразу же после занятий, Татьяна Ивановна сказала:
— Одевайтесь — и гулять! А где же Лёка?
Лёка оказался в живом уголке. Он смотрел на кролика.
— Лёка, идём гулять, — позвала его Татьяна Ивановна.
— А кролик? — спросил Лёка. — Он тоже пойдёт с нами?
— Ой, правда, Татьяна Ивановна! — подхватила Наташа. — Пусть кролик тоже пойдёт с нами гулять!
— Ну, что ты! — сказала Татьяна Ивановна. — Зачем ему гулять?
— А он давно свежим воздухом не дышал, — объяснила Наташа.
— У него лапка болит, — напомнила Лида. — Нельзя его тискать… — И вдруг она придумала: — А что, если мы вынесем его прямо в клетке? Можно, Татьяна Ивановна? Пусть он и правда подышит свежим воздухом.
Татьяна Ивановна подумала немного и согласилась:
— Ну ладно! Возьмём. Только не трогать его и не тормошить!
— Не будем! — пообещала Лида. — Мы уж за ним присмотрим.