— Джимоти…
— Я глубоко уважаю нашу гостью. Признаю, что это предрасполагает меня думать о ней хорошо, но если бы я искреннее верил, что она, как сказал Зупрек, «наша погибель», никакие сентименты в Абарате не смягчили бы мое сердце.
— Хорошо, Зупрек, — сказала Ниритта. — Думаю, ты должен чем-то подтвердить свои слова.
— Забудь о подтверждениях, — ответил Нибас. — Речь не о них. Речь о вере. Те, кто верит в будущее Абарата, должны действовать, чтобы его защитить. Нас будут критиковать за наши решения…
— Ты говоришь о лагерях, — сказала Ниритта.
— Не надо, чтобы девочка нас слышала, — возразил Зупрек. — Это не ее дело.
— Какая разница, — ответил Гелио. — Люди уже знают.
— Пришло время обсудить это, — произнес Джимоти. — Коммексо строит один на острове Простофиль, но никто не задает вопросов. Никого это не волнует, пока Малыш продолжает говорить, что все в порядке.
— Ты не поддерживаешь лагеря, Джимоти? — спросила Ниритта.
— Нет, не поддерживаю.
— А почему? — поинтересовался Йобиас. — Твоя семья чистокровная на все сто. Посмотри на себя. Чистокровный абаратец.
— И?
— Ты в полной безопасности. Как и все мы.
Кэнди чуяла в их разговоре нечто значимое, но постаралась задать свой вопрос тоном вполне обыкновенным, несмотря на неприятное ощущение в животе:
— Лагеря?
— К тебе это не имеет отношения, — отрезала Ниритта. — Ты вообще не должна знать об этих вещах.
— Такое впечатление, что вы их стыдитесь, — сказала Кэнди.
— Ты слышишь в моих словах то, чего в них нет.
— Ладно, значит вам не стыдно.
— Совершенно не стыдно. Я просто выполняю свою долг.
— Рад, что ты гордишься, — вставил Джимоти, — потому что однажды нам придется отвечать за каждое принятое решение. Этот допрос, лагеря. Всё. — Он посмотрел на свои когти. — Если дела пойдут плохо, им понадобятся шеи для петель. И это будут наши шеи. Должны быть наши. Мы знали, что делали, когда это начинали.
— Боишься за свою шею, Джимоти? — спросил Зупрек.
— Нет, — ответил Джимоти. — За свою душу. Боюсь потерять ее, поскольку был слишком занят, создавая лагеря для чистокровных.
Зупрек издал скрежещущее ворчание и начал подниматься из-за стола, сжимая кулаки.
— Нет, Зупрек, — сказала Ниритта Маку, — встреча закрывается. — Она бросила на Кэнди косой взгляд. — Иди, дитя. Ты свободна!
— Я с ней еще не закончил! — крикнул Зупрек.
— Зато закончил комитет! — сказала Маку. На этот раз она толкнула Кэнди к дверям. — Иди же!
Двери были открыты. Кэнди взглянула на Джимоти, благодарная ему за все, что он сделал, и направилась к выходу, слыша крики Зупрека, эхом раздававшиеся в стенах зала:
— Она станет нашей погибелью!
Глава 3
Мудрость толпы
Шалопуто ожидал ее у Палат Совета. Облегчение, возникшее на его лице при виде Кэнди, стерло у нее все отрицательные эмоции, вызванные этой крайне неприятной беседой. Она быстро рассказала ему о допросе, который только что выдержала.
— Но они тебя отпустили? — спросил он, когда она закончила.
— Да, — ответила Кэнди. — А ты думал, они собирались меня в тюрьму посадить?
— У меня была такая мысль. Здесь никто не питает любви к Иноземью. Только послушай, что говорят люди…
— А будет только хуже, — кивнула Кэнди.
— Еще одна война?
— Так думает Совет.
— Абарат против Иноземья? Или Ночь против Дня?
Кэнди поймала на себе несколько подозрительных взглядов.
— Думаю, нам лучше поговорить где-нибудь в другом месте, — сказала она. — Не хочу больше никаких допросов.
— И куда ты собираешься? — спросил Шалопуто.
— Куда угодно, только подальше отсюда, — ответила она. — Не хочу, чтобы мне задавали вопросы, пока сама не получу ответы.
— И как ты собираешься это сделать?
Кэнди посмотрела на Шалопуто с беспокойством.
— Ну давай, что у тебя в голове?
— У меня в голове принцесса, Шалопуто. И теперь я знаю, что она была там с самого моего рождения. Это всё меняет. Я думала, что я Кэнди Квокенбуш из Цыптауна, и в каком-то смысле так оно и было. Снаружи я жила обычной жизнью. Но внутри, здесь, — она указала пальцем на висок, — я изучала то, что знает она. Это единственное объяснение, имеющее смысл. Боа выучилась магии у Тлена. А я забрала магию у нее и спрятала.
— Но ты говоришь об этом вслух.
— Потому что она знает. Никому из нас нет смысла играть в прятки. Она во мне, у меня есть все то, что она знает об Абарате. И ей это известно.
Я бы сделала то же самое, сказала Боа. Но думаю, нам пришло время расстаться.
— Согласна.
— С чем? — спросил Шалопуто.
— Я говорила с Боа. Она хочет освободиться.
— Ее трудно винить.
— Я и не виню. Просто не знаю, с чего начать.
Пусть тылкрыс расскажет о Лагуне Мунн.
— Ты знаешь кого-нибудь по имени Лагуна Мунн?
— Лично нет, — ответил Шалопуто. — Но в одной из книг Захолуста о ней был стишок.
— Помнишь его?
Шалопуто помедлил, а затем произнес:
— У Лагуны Мунн был сын — просто идеал.
Загляденье, как работал, и еще лучше играл!
Но как она с ним обошлась, я не осмелюсь рассказать.
— Это все?
— Да. Судя по всему, один из ее сыновей был создан из всего хорошего, что в ней было, но оказался занудой. Таким занудой, что она не хотела иметь с ним ничего общего. И она родила другого сына…
— Дай догадаюсь. Он был создан из всего плохого.
— Кто бы ни написал этот стишок, об этом он рассказать не осмелился. Наверное, именно так нам и следует думать.
Она очень могущественная женщина, сказала Боа, и использует свою силу, чтобы помогать людям, если в настроении.
Кэнди сообщила об этом Шалопуто. Боа добавила: Конечно, она сумасшедшая.
— Почему всегда есть подвох? — спросила Кэнди.
— Что?
— Боа говорит, что Лагуна Мунн — сумасшедшая.
— И что? А ты, Кэнди, нормальная? Почему-то мне так не кажется.
— Хорошо.
— Пусть безумцы найдут мудрость в своем безумии ради нормальных, и пусть нормальные будут благодарны.
— Это какая-то известная поговорка?
— Если я буду часто ее использовать…
Тылкрыс говорит довольно разумно… для тылкрыса.
— Что она сказала? — спросил Шалопуто у Кэнди.
— Откуда ты знаешь, что она что-то сказала?
— Вижу по твоему лицу.
— Она сказала, что ты очень умный.
На лице Шалопуто отразилось сомнение.
— Ну да, конечно… — проговорил он.
Дорога, пролегавшая по множеству улочек куда более мелких, чем те, по которым они поднимались к залу Совета, вывела их на пристань. Узкие улицы и крошечные дворы были наполнены беспокойством. Люди занимались своими делами, нервничая и суетясь. Такое впечатление, думала Кэнди, что все они ожидают чего-то очень плохого. В темных комнатах за приоткрытыми дверями она замечала, как жители собирают вещи, готовясь к поспешному бегству. Шалопуто воспринял это точно так же, как Кэнди, и спросил:
— Совет что-нибудь говорил об эвакуации Гигантской Головы?
— Нет.
— Тогда почему люди собираются?
— Понятия не имею. Если где и безопасно, то на Веббе Гаснущий День. Это же одна из самых старых существующих построек!
— Вероятно, старый возраст — уже не то, чем он был раньше.
Они молча шли к гавани. Здесь была дюжина рыбацких лодок, и еще больше пыталось найти место у причала, чтобы разгрузить собранный мусор.
— Остатки Цыптауна, — мрачно заметила Кэнди.
— Не тревожься. Все эти годы люди слышали о вас столько разного. Теперь у них есть что-то, что можно подержать в руках.
— Большая часть этих вещей выглядит как мусор.
— Да.
— И что они подумают о Цыптауне? — грустно спросила Кэнди.
Шалопуто не ответил. Он пропустил ее вперед, и она подошла взглянуть на вещи, что рыбаки достали из вод Изабеллы. Неужели жителям Абарата кажется, что это может представлять какую-то ценность? Два пластиковых фламинго из чьего-то сада, множество старых журналов и баночек с таблетками, куски сломанной мебели, большой знак с глупой лупоглазой курицей. И еще один, объявлявший о воскресной службе в лютеранской церкви на Уитмер-стрит: «Много дверей у дома Господнего».
Золотоглазый тип с зеленой бородой, принявший несколько бутылок Лучшего эля Малыша, решил воспользоваться возможностью и заявить о том, как опасно человечество и его дикие технологии. У него оказалось множество последователей и друзей: они нашли ему пару ящиков от рыбы, он встал на них и разразился ядовитой тирадой.
— Если прилив принес сюда их сокровища, — говорил он, — то может принести и их обладателей. Мы должны подготовиться. Все мы знаем, что сделают люди из Иноземья, если вернутся. Они снова начнут грабить Абарат.
Когда он это говорил, Кэнди услышала, как кто-то поблизости произнес ее имя.
Оглядевшись, она встретила дружелюбный взгляд Изарис, женщины, которая позаботилась о Кэнди, когда та впервые попала в хаотическую конструкцию Гигантской Головы. Она накормила Кэнди, обогрела и даже подарила ей первую абаратскую одежду. Изарис была скизмутом — ее народ вышел из глубоких вод, которые называл мамой Изабеллой. Теперь она направлялась сквозь толпу к Кэнди. На голове у нее была самодельная шляпа, сшитая из разнообразных водорослей, одной рукой она укачивала малютку Назаре, а другой держала дочку Майзу.
Она разволновалась, вновь встретив Кэнди, и ее глаза наполнились серебристо-зелеными слезами.
— Я столько о тебе слышала после того, как ты покинула мой дом. Обо всем, что ты сделала, — она посмотрела на Шалопуто. — И о тебе я тоже слышала, — добавила она. — Ты тот, кто работал на волшебника, верно? На Острове Простофиль.
Шалопуто слегка улыбнулся.
— Это Изарис, Шалопуто, — представила ее Кэнди. — Она была очень добра ко мне, когда я попала сюда впервые.
— Я просто сделала то, что сделал бы на моем месте любой, — ответила Изарис. — Может, зайдете ко мне и расскажете, правда ли то, что о вас говорят? По-моему, вы проголодались.
— Да, немного, — сказал Шалопуто.
Но за это краткое время настроение толпы изменилось: она заразилась гневом оратора с зеленой бородой, направленным против человечества.
— Мы должны отыскать их всех до одного и повесить, — продолжал он. — Если мы этого не сделаем, скоро они вернутся, чтобы вновь похитить нашу магию.
— Знаете, у нас, кажется, нет времени на еду, хотя мы бы очень хотели остаться.
— Ты беспокоишься из-за Китомини?
— Это тот, кто говорит, что меня надо повесить?
— Он всех ненавидит. Сейчас это ваш народ, Кэнди. А через пять минут могут быть тылкрысы.
— С ним многие согласны, — сказала Кэнди.
— Люди любят кого-то ненавидеть. Но лично я слишком занята своими детьми.
— А ваш муж?
— Руфус сейчас занимается лодкой. Латает ее для продажи. Мы собираемся уехать с Веббы Гаснущий День, как только получим деньги. Здесь становится слишком опасно.
— У него хорошая лодка? — спросил Шалопуто.
— Руфус говорит, что да.
— Тогда, может, он согласится отвезти нас на Остров Частного Случая — за деньги, разумеется.
— Остров Частного Случая? — переспросила Изарис. — Зачем вам туда?
— У нас там друзья, — сказала Кэнди. Она сунула руку в карман и вытащила оттуда все патерземы, какие у нее были. Шалопуто сделал то же самое. — Вот все, что у нас есть, — сказала она Изарис. — Этого хватит для путешествия?
— Уверена, этого более чем достаточно, — ответила Изарис. — Идемте, я отведу вас к Руфусу. Лодка вполне обыкновенная… просто чтобы вы знали.
— Нам не нужно ничего особенного, — сказала Кэнди. — Мы просто хотим отсюда убраться.
Изарис протянула Кэнди свою широкополую шляпу, чтобы никто в возбужденной толпе не понял, что среди них находится представитель человечества, и повела Кэнди и Шалопуто вдоль причала мимо больших и малых судов к одному из самых маленьких.
На его борту был человек, который заканчивал какую-то работу, орудуя кистью и краской. Изарис позвала мужа и кратко объяснила ситуацию. Кэнди краем глаза следила за слушателями Китомини. У нее было неприятное чувство, что они с Шалопуто не прошли сквозь толпу незамеченными, и это ощущение подтвердилось, когда несколько человек повернулись к ней и через секунду уже шли по причалу в их направлении.
— Изарис, у нас неприятности, — сказала Кэнди. — По крайней мере, у меня. Думаю, будет лучше, если вас со мной не увидят.
— Кто, они? — спросила Изарис, с презрением глядя на приближающихся хулиганов. — Я их не боюсь.
— Кэнди права, любимая, — сказал Руфус. — Скорее бери детей и иди через задний двор рыбной лавки. Поторопись.
— Спасибо, — сказала Кэнди. — В следующий раз мы постараемся обойтись без спешки.
— Напомни моему мужу сразу возвращаться домой.
— Он вернется, не беспокойтесь, — ответила Кэнди.
Человек с зеленой бородой, который разжег своими речами гнев толпы, прорывался теперь сквозь небольшую кучку идущих к ним агрессивно настроенных граждан.
— Отправляемся? — крикнул Руфус.
— Разумеется, — сказала Кэнди.
— Тогда давай!
Кэнди прыгнула в лодку. Доски заскрипели.
— Если ты проломишь дно и утонешь, меня не вини, — ухмыльнулся Руфус.
— Мы не утонем, — сказал Шалопуто, последовав за Кэнди. — У этой девушки полно дел. Великих дел!
Кэнди улыбнулась. (Так оно и было. Что, как или когда — она не знала. Но это была правда).
Руфус побежал к штурвалу, крича Шалопуто:
— Режь веревку, тылкрыс! Да побыстрее!
Док дрожал от шагов растущей толпы, которую вел зеленобородый мужчина.
— Я тебя вижу, девчонка! — заорал он. — И я знаю, кто ты такая!
— Готово, Руфус!
— Ну, держитесь! И молитесь!
— Вперед! — крикнула Кэнди Руфусу.
— За свои преступления против Абарата ты будешь наказана…
Сотня полных ненависти глоток повторила его последнее слово:
— Наказана! Наказана! Нака…
В третий раз угроза потонула в яростном реве маленькой лодки Руфуса, который завел мотор. Облако желтого выхлопного дыма вырвалось из кормы и скрыло за собой толпу, а шум двигателя заглушил ее крики.
Но работа Руфуса была еще не закончена. Они отчалили от пристани, но не покинули гавань, в которой было много рыбаков, что привезли сюда собранный в море мусор. Будь лодка Руфуса побольше, она бы застряла среди множества суденышек. Но она была совсем крошечная и проворная, особенно если у штурвала стоял ее владелец. Когда дым рассеялся, лодка уже вышла из гавани и направлялась в Сумеречный пролив.
Глава 4
Малыш
Побег Кэнди от толпы на острове Вебба Гаснущий День не остался незамеченным. Больше всего глаз, следивших за ней, находилось на острове трех часов ночи. В самом сердце невероятного города стоял большой круглый особняк, а в центре особняка расположилась круглая наблюдательная комната, куда бесчисленные механические шпионы, разосланные по Абарату, хитроумные идеальные имитации флоры и фауны, сконструированные так, чтобы их невозможно было отличить от живых существ, и обладающие к тому же крошечной видеокамерой, сообщали о том, что видят. В Круглой комнате были тысячи экранов, скрывающих ее внутренние и внешние стены, а среди них обычно находился Роджо Пикслер, наблюдающий за миром, который он породил — за маленькими трагедиями, маленькими фарсами, маленькими спектаклями любви и смерти. Но сегодня он не ездил по комнате на своем левитирующем диске, изучая архипелаг. Ныне командой наблюдателей за островами руководил его доверенный коллега доктор Щипцоверн в своих любимых очках, создававших иллюзию, будто два его глаза слились в один. Это он замечал любые важные появления и исчезновения, одним из которых стало бегство Кэнди Квокенбуш. Щипцоверн наказал трем своим помощникам напоминать друг другу о необходимости напомнить самому Щипцоверну, чтобы тот сообщил великому архитектору о девушке из Иноземья, когда Пикслер, наконец, вернется.
Хотя фраза «когда вернется» обычно была не слишком значима, сегодня она несла важный смысл. Сегодня великий архитектор обследовал место своего грядущего великого творения — подводного города в самых глубоких трещинах моря Изабеллы. Зачем? Щипцоверн не раз задавал Пикслеру этот вопрос, на что тот отвечал всегда одно и то же: чтобы дать имена всем безымянным и созерцать чудеса, которые непременно существуют в черных глубинах. Когда эти невинные стремления будут достигнуты, а подводные создания — занесены в каталог, он сможет начать воплощение своей истинной цели (которой поделился только с Щипцоверном): основать в скрытых обиталищах доселе неизвестных жизненных форм глубоководный город, столь амбициозный по масштабам и виду, что блестящая невероятность Коммексо будет подобна грубому наброску по сравнению с работой мастера.