Вильбур покачал головой:
— Это что, паутина такая?
— Вроде того, — пояснила Шарлотта. — А знаешь, сколько его строили? Целых восемь лет. Подумать страшно! Я бы умерла с голоду, если бы мне пришлось столько ждать! Лично я могу сплести паутину за один вечер.
— А что люди делают на мосту Куинсборо? Ловят мух? — спросил Вильбур.
— Нет, — ответила Шарлотта. — Ничего они там не ловят. Просто ходят по нему туда-сюда, с одного берега на другой, и каждый думает, что на другом берегу лучше. Вот если бы они дошли до середины, свесились с моста и тихонько подождали бы, может, им что-нибудь хорошее и попалось бы. Но нет, им не до того. Каждую минуту снуют взад-вперед, взад-вперед, взад-вперед! Какое счастье, что я веду оседлый образ жизни!
— А что значит «оседлый»? — спросил Вильбур.
— Это значит, что я всю жизнь сижу спокойно на одном месте и не брожу по белу свету. Я знаю, что хорошо, а что плохо, по личному опыту. Моя паутина, например, — это хорошо. Я затаюсь и жду: а вдруг кто-нибудь в нее попадется? А пока я караулю добычу, я размышляю о том о сем.
— Наверно, и я веду оседлый образ жизни, — заключил поросенок. — Я вынужден торчать здесь, хочу я того или нет. А знаешь, где бы я хотел провести сегодняшний вечер?
— Где же?
— В лесу. Я бы там поискал буковые орешки, трюфели и сладкие корешки. Я бы зарылся в листву, мял бы, швырял, ковырял землю своим крепким пятачком, нюхал бы траву, которая так восхитительно пахнет…
— Это ты, что ли, восхитительно пахнешь? — вмешался в разговор ягненок, только что вошедший в сарай. — Ты так благоухаешь, что я даже отсюда чувствую. Ну и запашок от тебя — хуже всех на скотном дворе!
Вильбур понуро склонил голову, глаза его наполнились слезами. Шарлотта заметила, что поросенок смутился, и резко одернула ягненка.
— Оставь Вильбура в покое! — сказала она. — От него пахнет так, как и должно пахнуть, учитывая, что он спит на навозной куче. Ты тоже не букет роз. Кроме того, ты прервал очень приятную беседу. О чем мы с тобой Говорили, Вильбур, когда этот невежа так грубо перебил нас?
— Да я уж и не помню, — смешался Вильбур. — Какая разница! Давай немножко помолчим, Шарлотта. Что-то у меня глаза слипаются. Не обращай на меня внимания, продолжай чинить свою паутину. А я пока прилягу и буду смотреть, как ты работаешь.
Вильбур лег на бок, вытянулся и глубоко вздохнул.
Наступили сумерки. На скотном дворе стало темно и тихо. Ферн понимала, что ей пора домой, ужинать, но уходить страшно не хотелось. Над сараем бесшумно пролетели ласточки, неся корм птенцам. Вдали, за дорогой, заливалась какая-то птица:
— Фьюти-фьюти-фьють! Фьюти-фьюти-фьють!
Лерви сел под яблоней и закурил трубку: животные почуяли знакомый запах крепкого табака. Вильбур слышал, как выводила трели садовая жаба да изредка хлопала кухонная дверь. От этих привычных звуков поросенку становилось легко на сердце. Он чувствовал себя спокойно, потому что любил жизнь, и ему нравилось ощущать себя частью Большого Мира в погожий летний вечер.
Но как только Вильбур лег спать, он сразу же вспомнил, что сказала ему старая овца. Мысли о смерти мучили его, и он начал дрожать от страха.
— Шарлотта, — позвал он шепотом.
— Что, Вильбур?
— Я не хочу умирать!
— Никто не хочет, — ласково произнесла Шарлотта.
— Я хочу жить здесь, в сарае, — продолжал Вильбур. — Мне тут очень нравится.
— Я понимаю тебя, — подхватила Шарлотта. — Нам всем тут очень нравится.
В сарае появилась гусыня, за которой семенили все семеро ее птенцов. Они, вытянув шейки, издавали такие звуки, будто играл крохотный духовой оркестр. Вильбур с умилением прислушивался к мелодичному попискиванию.
— Шарлотта! — позвал он опять.
— Да? — откликнулась паучиха.
— Ты серьезно обещала, что спасешь меня от смерти?
— Совершенно серьезно. Я не допущу, чтобы ты погиб, Вильбур.
— А как ты собираешься меня спасти? — спросил Вильбур, которого распирало от любопытства, поскольку дело касалось его самого.
— Ну, я пока еще не знаю, — неопределенно ответила Шарлотта. — Но я разрабатываю план действий.
— Отлично! — обрадовался Вильбур. — Ну и как у тебя идут дела? Ты уже много сделала, Шарлотта? И сколько еще осталось? — Вильбур дрожал от нетерпения, но Шарлотта вела себя спокойно и сдержанно.
— Пока все идет нормально, — с удовлетворением ответила паучиха. — Я обдумываю одну идею, хотя детали еще не разработаны.
— Скажи, пожалуйста, а когда ты думаешь? — спросил Вильбур.
— Когда вишу на паутине вниз головой. Так мне легче думать, потому что кровь приливает к голове.
— Если бы я мог тебе чем-нибудь помочь!
— Спасибо, не надо. Я сама справлюсь. Мне легче придумывать, если я работаю одна, — отказалась Шарлотта.
— Ну ладно, — вздохнул Вильбур, — но если тебе понадобится моя помощь, тй обязательно скажи. Может, я хоть капельку смогу помочь.
— Хорошо, — согласилась Шарлотта. — А пока ты должен собраться с силами, подтянуться и как следует спать ночью. И перестань хныкать! Хватит распускать нюни! Тебе нужно съедать все до дна, ничего не оставляя в корытце — только крошки для Темпльтона. И пищу надо жевать, а не глотать целиком!
Спи побольше, ешь и пей,
И толстей, толстей, толстей!
Нервы попусту не трать, —
Встал, поел — и лег опять!
Только этим ты сейчас мне сможешь помочь. Ты меня хорошо понял, поросенок?
— Да, понял, — ответил Вильбур.
— Тогда иди скорее спать! — приказала Шарлотта. — Крепкий сон — залог здоровья!
Вильбур прошлепал в самый темный угол своего загончика, лег и закрыл глаза. Но через минуту заговорил снова.
— Шарлотта! — позвал он.
— Ну что, Вильбур?
— Можно я пойду посмотрю, не осталось ли в корытце чего-нибудь от ужина? Кажется, я немножко не доел картофельное пюре.
— Хорошо, иди, — разрешила Шарлотта. — Но сразу же возвращайся и ложись спать.
Вильбур опрометью выбежал во двор.
— Не спеши, не спеши, — крикнула ему вслед Шарлотта. — Поспешишь — людей насмешишь.
Вильбур остановился и медленно прошествовал к корытцу. Он нашел кусочек картошки, тщательно его прожевал, проглотил и вернулся в свой угол. Поросенок закрыл глаза и замолчал на несколько секунд.
— Шарлотта, — прошептал он.
— Да?
— А можно я схожу попью молока? Там еще немножко осталось на дне корытца.
— Нет, в корытце пусто. Я хочу, чтобы ты скорее заснул. Хватит болтать! Закрой глаза и спи.
Вильбур закрыл глаза. Ферн встала со стульчика и отправилась домой, полная впечатлений от всего, что она увидела и услышала на скотном дворе.
— Спокойной ночи, Шарлотта!
— Спокойной ночи, Вильбур!
— Спокойной ночи!
— Спокойной ночи!
Глава 10. Взрыв
День за днем паучиха висела на паутине вниз головой, в надежде, что у нее появится идея. Она часами не сходила с места, погруженная в мысли. Пообещав Вильбуру, что спасет его от смерти, паучиха была намерена выполнить свое обещание.
Шарлотта была очень терпелива. Она по опыту знала: если долго ждать, муха обязательно попадется в сети. Паучиха была убеждена: если долго думать о том, как спасти поросенка, в голову непременно придет хорошая мысль.
И вот однажды утром, в середине июля, ее осенила чудесная идея.
— Как это просто, — сказала она самой себе. — Чтобы спасти Вильбура, нужн<? одурачить Цукермана. И если я могу перехитрить жука, то обмануть человека ничего не стоит. Люди не такие сообразительные, как жуки.
Вильбур в этот момент пришел со двора.
— О чем ты думаешь, Шарлотта? — спросил он.
— Я думаю о том, что людей легко провести.
— А куда провести?
— Провести — значит обмануть.
— Просто счастье, что люди такие доверчивые, — ответил Вильбур и прилег в тени у забора.
Он быстро заснул, а паучиха не спала. Она с нежностью смотрела на поросенка, обдумывая планы на будущее.
Лето уже наполовину прошло. Шарлотта знала, что времени у нее оставалось немного.
Этим утром, когда Вильбур крепко спал в тени у забора, во двор к Цукерманам забрел Эвери Эрабл. Ферн шла следом за ним. На ней был венок из маргариток. Эвери держал в кулаке живого лягушонка. Дети заглянули на кухню.
— Как раз вовремя! — воскликнула миссис Цукерман. — Сейчас я вас угощу пирогом с черникой.
— Смотрите, какая у меня лягушечка! — похвастался Эвери и, посадив свою пленницу в кухонную раковину, протянул руку за куском пирога.
— Сейчас же убери отсюда эту гадость! — рассердилась миссис Цукерман.
— Лягушка перегрелась, — сказала Ферн. — Она уже полудохлая.
— Ничего подобного! — возмутился Эвери. — Видишь, ей нравится, когда я ее глажу по головке.
В этот момент лягушка прыгнула и угодила прямо в миску с мыльной водой, приготовленную для мытья посуды.
— Эвери, у тебя с пирога варенье капает! Ты уже весь измазался. — Ферн сделала замечание брату. Потом она спросила: — Тетя Эдит, а можно я пойду поищу яйца в курятнике? — Выйдите-ка вы оба вон отсюда! И не смейте лезть в курятник! — запретила тетушка Эдит.
— Ну, Эвери, ты и грязнуля! — воскликнула Ферн. — Ты уже с ног до головы в чернике.
— Пойдем, лягушечка! — закричал Эвери, схватив свою жертву.
Лягушка брыкалась, разбрызгивая мыльную воду на черничный пирог.
— Ну что ты делаешь! — простонала Ферн.
— Ладно, пойдем качаться на качелях! — позвал сестру Эвери.
Дети побежали к сараю. У мистера Цукермана были лучшие качели во всей округе. Они были сделаны из куска толстого каната, привязанного к брусу в дверном проеме сарая, с северной стороны. Канат кончался большим узлом, на котором можно было сидеть верхом.
Качели были так устроены, что раскачивались сами по себе. Чтобы влезть на качели, нужно было сначала забраться по приставной лестнице на сеновал, встать на самый край загородки и подтянуть к себе канат. Вниз лучше было не смотреть: захватывало дух и кружилась голова. Затем нужно было крепко ухватиться за канат руками, а после — собраться с силами, сделав глубокий вдох, и — оттолкнуться ногами от края загородки. Сначала кажется, будто падаешь в пропасть и непременно разобьешься. Но нет, ты уже соскользнул вниз и сидишь на узле, канат раскачивается, ты вылетаешь из дверного проема со страшной скоростью, ветер бьет тебе в лицо, свистит в ушах и треплет волосы! Ты взлетаешь высоко в небо, канат натягивается и дрожит, и ты тоже дрожишь, и тут же стремительно падаешь вниз, и снова взлетаешь почти до самого сеновала под крышей сарая, потом опять вверх-вниз (но уже не на такую высоту), вверх-вниз (еще пониже), вверх-вниз, и еще раз, и еще, пока качели не остановятся, и тебе пора слезать, чтобы уступить место другому. Ты соскакиваешь с качелей и, бывает, падаешь на землю.
Матери всех детей в округе волновались, когда их сыновья и дочери ходили кататься на качелях мистера Цукермана. Они считали, что их дети обязательно свалятся и расшибутся. Но пока никто еще не упал. Дети всегда очень крепко держатся за канат, и только их родители считают, что они ничего не умеют.
Эвери сунул лягушку в карман и полез по лестнице на сеновал.
— Когда я последний раз качался, я чуть не врезался в ласточку! — крикнул он.
— Вынь лягушку! — приказала Ферн.
Эвери ухватился за канат обеими руками и прыгнул. Он как на крыльях выпорхнул из сарая и взлетел высоко в небо. Лягушка раскачивалась вместе с ним: вверх-вниз, вверх-вниз, вперед-назад, вперед-назад!
— А у тебя язык синий! — крикнула брату Ферн.
— У тебя тоже! — ответил Эвери, пролетая мимо нее.
Лягушка тоже пролетела мимо.
— А мне соломинка за шиворот попала! Щекотно! — сообщила Ферн.
— А ты почешись! — посоветовал Эвери, качнувшись в обратную сторону.
— Слезай! Теперь моя очередь! — потребовала девочка.
— Щекотно! Щекотно! Хи-хи-хи! Щекотно! — распевал Эвери.
Эвери слез с качелей и бросил канат сестре. Она крепко зажмурилась и прыгнула. У нее сердце екнуло, когда она соскользнула вниз, но узел на конце каната не дал ей упасть. Когда девочка открыла глаза, она уже парила высоко в голубом небе. Мгновение спустя она уже влетела в сарай через дверной проем. Дети качались по очереди около часа. Потом им надоело качаться, и они пошли на пастбище. По дороге они забрались в малинник и наелись ягод. Языки у них из синих сделались красными. Ферн нечаянно взяла в рот червивую ягодку, и ей стало противно. Эвери нашел пустую конфетную коробку и посадил в нее лягушку. Казалось, лягушка слегка притомилась, проведя все утро на качелях. Дети медленно пошли обратно к сараю. Они тоже устали и брели еле-еле: силы их иссякли.
— Давай построим шалаш! — предложил Эвери. — Я хочу жить в шалаше вместе с моей лягушечкой.
— Я собираюсь навестить Вильбура, — объявила Ферн.
Они перелезли через забор и не спеша пошли по дорожке к свиному хлеву. Вильбур услышал шаги и встал. Вдруг Эвери увидел паутину, а подойдя поближе, и саму Шарлотту.
— Эй, посмотри, какой огромный паучище!
— Оставь его в покое, — скомандовала Ферн. — У тебя уже есть лягушка. Тебе что, мало?
— Ай да паук! Сейчас я его поймаю! — пообещал Эвери.
Он снял крышку с конфетной коробки, затем подобрал палку.
— Я его стряхну прямо в коробку, — сообщил Эвери.
У Вильбура сердце замерло, когда он увидел, что происходит. Если мальчишка поймает Шарлотту — ей конец!
— Эвери, прекрати немедленно! — закричала Ферн.
Эвери одной ногой встал на загородку свиного загончика. Он уже почти дотянулся палкой до Шарлотты и хотел подцепить ее, но внезапно потерял равновесие. Он поскользнулся, закачался и шлепнулся прямо на борт Вильбурова корытца. Корытце подскочило, перевернулось и упало: блям! А прямо под корытцем лежало тухлое гусиное яйцо. Раздался взрыв! Яйцо треснуло, и сарай наполнился отвратительным запахом.
Ферн взвизгнула. Эвери вскочил на ноги. В воздухе мерзко запахло тухлятиной. Удушливый газ вырывался из скорлупы. Темпльтон, который отдыхал в своей норке под корытцем, вскочил и со всех ног бросился к сараю.
— Господи Боже мой! — закричал Эвери. — Какая вонь! Пошли отсюда скорей!
Ферн заплакала. Затыкая нос, она побежала к дому. Эвери тоже, зажав ноздри рукой, бросился за ней.
Шарлотта с большим облегчением смотрела им вслед: ведь еще минуту назад ее жизнь висела на волоске!
Чуть позже, тем же утром, все животные вернулись с пастбища домой: овцы, ягнята, гусь с гусыней и семеро гусят.
Все жаловались на ужасный запах, и Вильбуру не один раз пришлось с самого начала рассказывать историю о том, как негодный мальчишка Эвери Эрабл пытался поймать Шарлотту и как вонь от тухлого яйца заставила его убраться прочь.
— Вот так: тухлое яйцо спасло жизнь Шарлотте, — подвел итог поросенок.
Гусыня была весьма польщена тем, что имела хоть какое-то отношение к этой истории.
— Я го-го-го-горжусь своим яйцом! Всегда го-го-го-готова помо-га-га-гать вам! — заявила она.
Темпльтон, конечно, очень расстроился из-за того, что его сокровище разбилось, но тем не менее не смог удержаться от хвастовства.
— Как хорошо, что я никогда ничего не выбрасываю! — похвалялся крысенок своим скрипучим голосом. — И от старых, никому не нужных вещей бывает польза! Крысы всегда бережливые: неизвестно, что в жизни может пригодиться, а что — нет.
— Послушайте, — вмешался какой-то ягненок. — Шарлотте сегодня повезло, но что должны делать все остальные? Запах тут омерзительный. Кому приятно жить в сарае, где воздух отравлен тухлятиной?
— Не волнуйся, ты скоро привыкнешь, — успокоил ягненка Темпльтон.