Внимание ваше особенно привлекают деревья вокруг и позади дома, сгущающиеся в лес на отдаленном острове с правой стороны. Это мы делаем из веток, взятых нами с деревьев и кустов нашего сада, втыкая их в дырочки досок.
Возле прежнего нашего дома была небольшая роща, и тогда наши игрушечные леса были чу-
десны; теперь же мы довольствуемся садом в Гомстэде
вымершим теперь родом, скелеты которого попадаются порою на о. Мальте; встречаются и свиньи (или, вернее, — к стыду все тех же непредприимчивых фабрикантов— единственная драгоценная свинья!), красный попугай и другие животные, оловянные и деревянные.
Ветки грушевого дерева прелестны. Они-то и привлекают белых поселенцев (которых я подозреваю там), чьи тростниковые хижины виднеются и па берегу, и внутри страны. Возле первых лежит масса дров грушевого дерева. Но набег чернокожих дикарей с соседнего левого острова надвигается, и единственный поселенец, ясно видимый, это—человек в форме карабинера, убегающий за помощью внутрь страны. А там вдали,
посреди ветвей, виднеется и та самая помощь, которую он ищет.
Отвага этих чернокожих дикарей равняется разве их жестокости. Они носятся по морю в своих грубых челноках, попросту сделанных из полоски картона. Их собственный остров (одни из лежащих на юге с левой стороны) представляет из себя скалистую пустыню, изобилующую пещерами. Главная пища жи-
телей—мясо диких коз, но в погоне за этими животными вы наталкиваетесь порою и на бурого медведя (ценою в 6 пенсов), сидящего у входа в свою пещеру. Тут же вы видите и маленьких деревянных животных, напоминающих гвинейских свинок, населявших когда-то, в более счастливую пору, ту швейцарскую ферму.
Наконец, очередь доходит теперь до левого острова. И он такой же дикий и скалистый, но населен уже не черными неграми, а краснокожими индейцами, шатры которых, сделанные Уэллсом - младшим из простой ко-
ричневой бумаги, грубо, но характерно разукрашены символическими фигурами (молом); их свирепые, хорошо вооруженные обитатели устремляются наружу при малейшем подозрении о нападении. Обратите внимание и на особенный, романтический берег этой земли, изобилующий раковинами. Я должен заметить, что в скалах этого острова заключены огромные минеральные богатства. Тут имеется серебро не только листовое и рудное, но огром-
ные самородки металла, обнаруживающиеся при плавке в железной ложке безнадежно изломанных оло-
вянных солдатиков... Остров этот представляет совсем исключительный интерес для исследователя-геолога. У индейцев, как видите, имеются две прирученные коровы,—оловянная и деревянная (см. вышеприведенные замечания о скудости оловянных животных).
Так вот как должна быть обставлена игра. Затем мы строим корабли и отправляемся исследовать эти острова. Строим мы их из наших деревянных брусков с прямыми килями, сделанными из двух деревянных обрезков в 9*4
по полу. Капитан Уэллс - старший плавает по бухте между восточными и западными островами; судно его вооружено тяжелыми орудиями и гордится своей чрезвычайно воинственной армией, пламенеющей, повидимому, уже из одной любви к искусству. (Я подозреваю их в империалистских замыслах.. ).
Капитан Уэллс - младший стоит, очевидно, на якоре между своими северными и южными островами. Судно его несколько более мирного типа. На палубе я различаю леди и джентльмена (немецкого происхождения) с чемоданом в руках,—двое из наших немногочисленных статских. В чемодане, несомненно, лежат образцы товаров и маленький разговорный словарь на негритян-
ском наречии. Быть может, капитан хочет причалить к берегу и освободить потерпевшие нападение хижины, а, может быть, высадиться "на берег и, построив плотину, приняться за разработку руды в скалах, дабы наполнить свои трюм серебром. А может случиться, туземцы убьют и съедят джентльмена с чемоданом... Все это полнейшая неизвестность для капитана Уэллса - младшего.
Вы видите теперь, как развивается игра. Мы собираем предметы и перемещаем их, строим и перестраиваем, водружаем бумажные флаги на булавках, покоряем народы, даруя все блага цивилизации их странам. Целыми днями мы наблюдаем их жизнь. И, наконец, когда все это прискучит нам, появляется старая щетка, и мы сжигаем паши деревья, разоряем острова, убираем фигурки в маленькие ящики комода; доски, изображавшие острова, прислоняем к стенке,—словом, убираем
все прочь. Но проходит несколько дней, и, смотря по настроению, мы снова затеваем какую-либо игру. Но никогда, никогда не повторится уже прежняя игра. Теперь это будет, напр., пустыня, и доски изображают уже холмы; нигде ни капли воды, кроме озер и рек, начертанных нами мелом...
Да после описанной выше игры подражать уже но трудно, и я хочу приступить теперь к рассказу о том, как мы строили города.
Рис. 2. Террасовидный холм, на котором стоит ратуша. На заднем плане—зоологический сад.
ОТДЕЛ III.
Как строить города.
Мы всегда строим двойные города, как, напр., Лондон и Вестминстер или Будапешт, так как двое из нас обыкновенно желают быть и лорд-мэрами и муниципальными советниками, и во имя местной независимости и счастья так и приходится устраивать их... Однако,, когда сюда присоединяются железные дороги или трамваи, то рельсовый путь считается общим, при чем мы выработали прекрасный закон, в силу которого рельсы должны быть уложены, а стрелки открыты таким образом, чтобы всякий желающий мог пустить со своей
станции сквозной поезд взад-вперед без особых переговоров или личного вмешательства в административную область другого. Нежелательно, чтобы другие шагали через чьи-либо дома, стояли в открытых мостах, а в крайних случаях сшибали с ног или даже наступали на кого-либо из граждан. Порою это ведет к объяснениям, в которых потом приходится раскаиваться...
Итак, мы всегда делаем двойные города или же у крайней узловой станции один город с двумя кварталами — Красный Конец и Синий Конец. Весьма тщательно мы отмечаем границы между ними, у граждан же наших хватает настолько местного патриотизма, что они очень редко сбиваются с пути у той узенькой белой полоски, которая разграничивает их муниципальную верность...
По временам у нас происходят выборы мэра. Это что-то вроде народной переписи. Правом голоса пользуются лишь граждане о двух ногах и, по крайней мере, одной руке, словом, люди, способные стоять. Голосующие могут также подавать свой голос, сидя верхом па коне; бойскауты, женщины и дети не пользуются правом голоса, хотя там и происходит усиленная агитация к устранению этой несправедливости. Зулусы и лица, производящие впечатление иностранцев, как, напр., индейская кавалерия и краснокожие индейцы, также лишены этого нрава. То же самое можно сказать и о лошадях и верблюдах без всадников; ну, а слон никогда и не добивался этой привилегии, да, по видимому, и не желает ее: он влияет па общественное мнение и так совершенно достаточно—уже одним кивком головы...
Мы построили, а я сфотографировал один из наших городов, чтобы нагляднее показать увлекательность этой игры. „Красный Конец" будет справа от читателя и занимает собою большую часть холма, на котором стоит город, тенистый зоологический сад, ратуша, железнодорожный туннель через холм, музей - церковь и лавка. В „Синем Конце" имеется железнодорожная станция, четыре или пять лавок, множество домов, трактир и примыкающая к станции тростниковая ферма. Граница, начертанная мною, точно верховным владыкой (который в одно и то же время делает холмы и туннели и заставляет произрастать деревья!), беспорядочно вьется между двумя лавками возле собора, обходит его сбоку прямо на ратушу и идет далее между тростниковой фермой и плацем для стрельбы. О природе холмов я уже говорил выше, и на этот раз у нас не было озер или другой какой придающей красу воды. Однако последнее очень не трудно сделать при помощи куска стекла (напр., из стеклянной крышки
какого-либо ящичка), положеного на серебряную бумагу. Такую воду очень легко правдоподобно населить так широко распространенными ныне целлулоидными тюленями, лебедями и утками. Бумажные рыбы находятся под поверхностью и могут быть рассматриваемы любопытными Разумеется, большая часть веселья в этой игре зависит от остроумной комбинации различных предметов. И это непременное условие, иначе все дело у вас быстро превратится в бессмысленное скопление неудачных замыслов.
С этого привлекательного места я снял две фотографии—с правой и левой стороны. Для осмотра его главных видов я позаимствую, пожалуй,
обычный стиль путеводителей : начну с железнодорожной станции. На довольно близком расстоянии я снял с нее большую фотографию, представляющую для входящего посетителя разнообразную и занимательную картину. Там и сям снуют носильщики (из коробки с носильщиками!) с тележками и ручным багажом. Некоторые из наших чересчур малочисленных статских расхаживают по платформе; особенно обращают на себя внимание два джентльмена, леди и маленький сердито поглядывающий ребенок; тут же и деревянный матрос (ценою в 1 пенни!), заплетающий ногами в таком неприлично-пьяном виде, какого теперь, по счастью, встретишь не часто. Две храбрые собаки с молчаливым презрением взирают на его оброшенность. Скамья, возле которой он пошатывается,—часть какой-то сломанной игрушки, о происхождении которой я давно уже забыл; подобный же обломок и станционные часы, равно как и металлический столб, на котором написано название станции. Мы находим, таким образом, что многие игрушки становятся пригодными лишь тогда, когда уже отчасти поломаны...
Заборы в конце платформ не что иное, как куски дерева из игры в „Матадор",—той великолепной и поучительной игры, которая, если не ошибаюсь, явилась к нам из Венгрии, и медленно, но прочно завоевала симпатии английских детей. Тут же,—и это я говорю с сожалением,—красуется и мычащая реклама о „Краске для волос" Джаба, с распущенными волосами (на фотографии волосы не вышли вполне ясно). Сделано это Уэллсом-старшим, очевидно, самим роком предназначенным стать писателем реклам для ближайшего поколения. Из своего скудного досуга он тратит немало времени на выдумку и рисование реклам о воображаемых продуктах. Оставляя в стороне много веселого, прекрасного и благородного в жизни, он увлекается изучением и подражанием рекламной литературе и подъемными машинами. Вместе с братом своим он издает газету, почти всецело посвященную этим докучливым рекламам. Обратите также внимание на плакат над входом в туннель, навязывающий мыло Джинкса проезжающим путешественникам. Продолговатый предмет на плакате представляет, несомненно, плитку этого зловредного навязываемого продукта. Над зоологическим садом красуется -надпись:
почитает обнаженные стены. Надеюсь, вы сможете прочитать его заявление над трактиром: „5 фунтов штрафа с того, кто приклеит сюда объявление".
„Возвращаясь со станции",—как гласит путеводитель,—и еще раз взглянув на пассажиров, ожидавших права объехать круг па открытой платформе, а также „обратив внимание" па замечательные платформы, сделанные нами из досок в 9*4
Эта бумага для крыш была одним из наших великих изобретений. Мы купили толстую жесткую бумагу и изрезали ее на нужные нам размеры. По окончании игры мы вкладывали эти крыши друг в дружку и клали на книжные полки. Сложенные таким образом крыши годятся и на следующий раз.
Продвигаясь по нашей дороге мимо „Вишневого Дерева", и удержавшись от искушения заглянуть туда, мы входим в торговый квартал. Товар в окнах ручной работы—из пластилина. Тут же мы видим мясо и окорока „м-ра Уодди", капусту и морковь „Тод и братья", торговый дом „Джокиль и К
". Все служащие в наших магазинах обязательно должны быть в белых колпаках. По улице взад-вперед снуют бойскауты, мимо гремит телега; большинство взрослого населения занято своими делами, а, идя по дорого, играет хор музыкантов, одетых в красное. Сравните эту оживленную картину с таинственностью моря и леса, скал и водоворота в предыдущей игре.
Далее идет обширная церковь или собор. . Здание это—утрированная подделка под готический стиль; оно очень напоминает нам церковь, которую мы когда-то видели в пути вверх по Рейну, во время нашего кратковременного пребывания в Роттердаме. Одинокий скаут, помня заветы лорда Гальдэна, входит в высокий портал храма. Пройдя собор, мы попадаем в музей. Слово это—не пустая похвальба: музей заключает в себе образцы минералов, раковин,—тех самых больших раковин, которые мы находили на берегу в нашей предыдущей игре,—исполинские черепа вымерших кроликов, кошек другие чудеса в этом роде. Второстепенные достопримечательности могут быть расположены на полу, едва видимые из окон.
„Теперь", — как говорит путеводитель,—мы возвращаемся по своим стопам к магазинам и, свернув влево, поднимаемся под деревьями на террасовидный холм, на котором стоит ратуша. Это великолепное здание увенчано колоссальной статуей серны; оно двухъэтажное с зубчатой крышей и склепом (вход направо, по лестнице), служащим для заточения преступников; тут же городская стража в костюмах старинных лейб-гвардейцев.