Глава десятая, в которой демон торгуется с гномлинами
Демон сидел под какой-то елью, прямо на земле — и переживал. Ему было стыдно и горько, его душила злость, он скрежетал зубами и в бессильной ярости сжимал кулаки, вновь и вновь вспоминая и переигрывая в свою пользу столкновение с подлым магом-дознавателем. В общем, он махал кулаками после драки. А что ему ещё оставалось делать? Его победили, да, победили, оставили его с носом, и не помог ему ни хвалёный страж ни демонское происхождение. Не бывает на свете самых крутых, всегда найдётся кто-то ещё более крутой. Вот и нашёлся.
Опять не сумел он Смаклу защитить. А как похвалялся, со стражем, мол, нам бояться нечего и некого! Стыдно вспоминать. Эх, дать бы этому Стодару, как тому колдуну в лесу дал, чтобы в кусты унесло вверх тормашками! Впору было завыть по людоедски — у-у-у-у!
А Смаклу-то ведь они и допросить могут. С пристрастием. И даже наверняка будут расспрашивать о нём, о демоне: кто он, что он и откуда? И на что способен? Смакла, конечно, не слишком много знает, но всё же… Ох, и доберусь я до кого-то! Нет, ну какие же гады все эти весичи! Ну, или почти все. Страж им, видите ли, не нравится! Конечно, не нравится, ведь пока он на Стёпкиной шее висит, не видать им демона как своих ушей. Чёрт, и чего они ко мне привязались! И главное — сразу все! Других демонов им, что ли, мало? Навызывали бы их себе, сколько влезет, и беседовали бы по душам и с пристрастием, если так приспичило.
Хорошо хоть Дрэга вернулся. Отыскал как-то в тёмном лесу, по запаху, видимо, прошуршал по хвое, толкнул сухим носом в ладонь, уселся на котомку и уснул, засунув голову под крыло. Крепко он к Стёпке привязался, а ведь мог бы на воле остаться… Впрочем, он и так на воле, кто его держит. Это Смакла сейчас в неволе, и вот его-то как раз крепко держат. Стёпка вновь сжал кулаки. У-у-ух!!!
Прекратил заниматься пустыми переживаниями он только тогда, когда замёрз. До того замёрз, что буквально трясся от холода и стучал зубами на весь лес. И не сразу вспомнил, что в котомке лежит тёплый плащ и шапка. Осторожно переложив дракончика на колени, он развязал котомку, долго шарил в её тёмных недрах, вытащил плащ, сразу накинул на плечи, затем нахлобучил и шляпу. Сразу стало заметно теплее, зубы по крайней мере больше не стучали. Тонкий на ощупь плащ согревал изумительно. Шапка была, конечно, не такая прикольная, как у Смаклы, но голову прикрывала.
Потом ему надоело сидеть в темноте и таращиться во мрак, ничего перед собой не видя. И он решил развести костёр. И для начала, подражая Смакле, пощёлкал пальцами. Но поскольку с заклинаниями у него было туго, свечи, обнаруженные на дне котомки, зажигаться не пожелали. Тогда он достал огниво. Фитиль с готовностью вспыхнул от первой же искры. И похоже было, что он так гореть может сколько угодно, потому что он не обугливался и не уменьшался. Наверное, он был такой же магический, как нож и увеличительное стекло. Очень удобно, когда в запасе такое огниво имеется. Жаль только, что с его помощью нельзя вызывать тех огромных собак, что в сказке все желания исполняли. Узнал бы тогда Стодар, как воровать друзей у демонов.
Пламя с готовностью принялось пожирать сухие ветки. Стёпка не сразу сообразил, что развёл костёр прямо под деревом. Пришлось торопливо сдвигать уже пылающие ветки подальше от низко нависающий еловых лап, чтобы не устроить лесной пожар.
С костром было теплее и веселее. Стёпка кутался в плащ, смотрел в огонь… однако покоя в его душе всё равно не было. Да и какой тут покой! Смаклу надо спасать, погубят ведь его весские чародеи. Вон как Стодар его пинал, словно колоду бесчувственную. Гоблинов за людей не считают, а сами на людей только внешне похожи… Вот тебе и демон, всех друзей растерял: Ваньку, Смаклу. Всех спасать придётся. Ваньку из элль-фингского плена, Смаклу из весского. Не так как-то всё пошло, не задалось с самого начала, и приключения почему-то не слишком весёлые получаются. Потому что, наверное, других приключений в настоящей взрослой жизни и не бывает. Потому что, наверное, приключения — это всегда что-то трудное, жестокое и даже кровавое.
Стёпка понятия не имел о том, как будет выцарапывать гоблина из рук магов-дознавателей. Смутно рисовалось ему что-то вроде подземного хода в темницу, представлялась жестокая рубка со стражниками, выломанные решетки, погоня, крики в темноте, красивая финальная схватка с главным гадом и что-то ещё столь же глупое и неправдоподобное. А когда он пытался придумать что-нибудь настоящее, серьёзное, у него сразу портилось настроение, потому что ничего настоящего не придумывалось. Потому что если даже один маг сумел переиграть его здесь, в лесу, то что будет, когда они встанут против него всей своей чародейской палатой! Уроды!!!
Он вспомнил метнувшийся взгляд Стодара. Что он такое во мне увидел? Полыня тоже тогда в замке заметно смешался. Словно чудище узрел омерзительное, чешуйчатое и клыкастое. Стёпка повертел перед глазами руки с растопыренными пальцами. А вдруг эти маги могут видеть его виртуальную кошмарность? Видеть её даже без магического кристалла? Забавно. Не оттого ли они меня и боятся и исчадием поганых недр называют. Ну и пусть видят что хотят, я-то точно знаю, что я нормальный. И Серафиан ничего такого во мне, кажется, не разглядел. Уж он-то мне бы сказал.
Никто не потревожил его до самого утра. Ни Людоед, ни хищники, ни даже Старуха. Возможно, она и проезжала где-то неподалёку, но Стёпка её не видел. Он свернулся калачиком под плащом и заснул. Рядом с ним на котомке чутко спал Дрэга. И когда что-то трещало в кустах или в костре звучно стрелял сучок, дракончик поднимал голову и прислушивался. И его глаза пронзительно посверкивали в темноте чистейшими изумрудами.
* * *
Проснулся он, что называется, ни свет ни заря. Костёр давно догорел, было зябко и неуютно. От долгого лежания на твёрдой земле затекли руки и ноги, одежда казалась влажной; хотелось горячего чая и булки с маслом, хотелось просто нормально умыться с мылом, с тёплой и холодной водой, с сухим пушистым полотенцем… Хотелось домой. Он покопался в котомке, сжевал всухомятку кусок хлеба с мясом, поскоблил зубами твёрдый сыр, съел на сладкое несколько изюмин, накормил Дрэгу — и побрёл себе потихоньку штурмовать уже совсем недалёкий перевал.
Идти одному было невесело. Неуютно было одному. Даже Дрэга его покинул: сорвался с плеча, пометался туда-сюда среди кустов и исчез по каким-то своим неотложным драконским делам. Стёпка знал, что он всё равно вернётся, но ему хотелось, чтобы сейчас рядом был хоть кто-нибудь свой. Да разве объяснишь это дракончику.
Тропинок здесь не было, и он шёл напрямик, вверх, по всё круче и круче вздымающемуся склону. Иногда он оглядывался назад. Почему-то ему казалось, что он сможет увидеть вдали башни Летописного замка. Но везде был только лес, со всех сторон лес, волнами взбегающий на пологие сопки.
Специально он не искал, но ему повезло выйти на то место, где прошедшей ночью пленили Смаклу. Стёпка сразу узнал эту полянку. Вот и бревно, и потухший костёр, и примятые кусты, в которых прятались два амабала. Вон и шляпа Смаклы. Нарочно лежит на самом видном месте. Смотри, мол, демон, твой гоблин у нас, и мы тебя оченно ждём. Стёпка затолкал шляпу в котомку, покрутился вокруг, ничего больше не нашёл и двинулся дальше. Дождётесь вы меня, гады, себе на голову. Оченно пожалеете, слово демона-экзепутора.
Быстро светлело. Стёпка ёжился от холода. Промокли не только кроссовки, промокли до колен и уже почти целиком вернувшие себе заколдованный вид джинсы. Серафианова простейшая магия оказалась самовосстанавливающейся. Была бы она ещё и водонепроницаемой, цены бы ей не было.
Ноги за ночь нисколько не отдохнули, они гудели и шагали через силу, и поэтому Степке приходилось то и дело устраивать себе небольшие привалы. За один день не сделаешься бывалым путешественником — это он уже понял. И ещё у него появилось страшное подозрение, что им не сделаешься даже за неделю.
Прямого пути вверх не получалось. Приходилось то скалу обходить, то заваленное упавшими стволами место давнего лесного пожара, то непролазные заросли орешника. Однако заблудиться Стёпка уже не боялся, потому что Братние сопки возвышались прямо перед ним — при всём желании не промахнёшься.
…Из-подо мха бежал ручеёк, прозрачный, холодный до ломоты в зубах, с необыкновенно вкусной, почти сладкой водой. Стёпка напился вволю, посидел, глядя вниз, на раскинувшуюся до горизонта тайгу, подышал во всю грудь свежим воздухом, собрался вставать, чтобы продолжить своё нелёгкое восхождение — и не встал. Неподалёку отчётливо брякнуло о камень что-то металлическое. Щит или окованные ножны меча.
Вжавшись во влажный мох, он напряжённо прислушивался. Вот ещё раз брякнуло, уже поближе, и голоса вроде бы послышались, приглушённые, осторожные — так разговаривают, когда не хотят выдавать своё присутствие. Стёпке почему-то подумалось, что это маги-дознаватели в засаде сидят, демона дожидаются, сети ловчие приготовили или заклинания безотказные, против которых ни одному демону не устоять, будь он хоть семи пядей во лбу. Встречаться с магами не хотелось совершенно. Они могли победить, их там могло быть слишком много даже для рассвирепевшего демона. Да и страж болтался на шее как-то равнодушно, ни в бой не звал, ни помощи магической не обещал, как будто ему была глубоко по барабану притаившаяся за кустами вражеская засада.
И Стёпка благоразумно отполз вниз как можно дальше и взял ещё правее, стараясь держаться так, чтобы его от засады скрывали кусты. И после того шёл уже не беспечно, а всё оглядывался да прислушивался, и шуметь старался поменьше, хотя это ему, честно говоря, почти не удавалось.
А потом Дрэга упал неожиданно сверху на котомку и здорово напугал, и будь дракон человеком, несдобровать бы ему за такие фокусы, но с бессловесной твари что возьмёшь… Он куснул Стёпку за ухо и вдруг сделал то, что от него никак не ожидалось: спланировал на землю, сложил крылья и скрылся в траве, только хвост мелькнул. Оказывается, дракончики не только летать умеют, но и бегать по земле, словно ящерицы, да ещё как ловко.
Стёпка, не ожидая ничего плохого, двинулся за ним… Откуда он мог знать, что дракончик покусыванием предупреждал его: подожди, мол, я сначала сам проверю безопасен ли путь. Он и подумать ни о чём таком не догадался, он был твёрдо уверен, что вражескую засаду оставил далеко позади, внизу, у ручья, и потому топал вслед за Дрэгой смело, сквозь кусты, по камням, в небольшой густо поросший можжевельником распадок, прекрасное место для отдыха перед ещё более трудным и крутым подъёмом…
Там они его и ждали. Словно заранее знали, что он выйдет именно сюда. Стёпка остановился, тяжело дыша и глядя на них, и не было у него ни сил ни желания отступать.
Перед ним расположилась широким фронтом целая армия. Весь распадок от края осыпи до небольшой берёзовой рощицы, был заполнен стоящими плечом к плечу воинами. Словно подгадавшее к этому моменту солнце осветило их шлемы, кольчуги, наконечники копий, чёрные щиты. Ну и что, что это были не весичи и не оркландцы; ну и что, что это были всего лишь мелкие гномлины? Зато их было много, даже навскидку — явно больше тысячи. Слишком много даже для почти непобедимого демона. Который, между нами, в своей непобедимости уже оченно сомневался.
Они стояли и угрюмо смотрели на Степана из-под низко надвинутых шлемов; бороды воинственно топорщились, глаза сверкали. «Попался, ворёныш!». Не сбрехал Зебур, не зря грозился отомстить. Выследил.
Стёпка вздохнул, скинул котомку на землю. Он понятия не имел, что ему делать. Бежать было стыдно и, наверное, поздно. Бросаться сдуру на копья и геройски погибать в битве с этими сердитыми коротышами? Несерьёзно как-то… Может, получится миром разойтись… Хотя, вряд ли.
Качнулись над гномлинским войском двухвостые, зелёные с золотом флаги, дружно захлопали крылья, и из-за спин воинов поднялись в воздух сотни драконов со всадниками. Недавно таким же был и Дрэга. Всадники потрясали арбалетами и носились над войском словно оглашенные, непостижимым образом ухитряясь не сталкиваться друг с другом. Они были похожи на готовящийся к последней атаке рой рассерженных пчёл. Очень больших и очень рассерженных пчёл, которые могут зажалить до смерти любого врага.
Стёпке стало совсем тоскливо. Ещё и эти, с отравленными стрелами. Вот от них точно никуда не скроешься, как стрельнут разом — никакой страж не спасёт.
Из мельтешащего драконьего облака вырвался один, видимо, самый отчаянный гномлин-наездник. Он заливисто гикнул и прянул на Стёпку, вскидывая арбалет.
Степан знал, что от одного-то болта он всяко увернётся… Но уворачиваться ему не пришлось. Из кустов можжевельника навстречу гномлину внезапной стрелой выметнулся Дрэга. Он встретил врага грудь в грудь, смело распахнув крылья и выгнув шею. Гномлинский дракон испуганно вильнул, избегая неминуемого столкновения, всадник нелепо взмахнул руками; болт сорвался и унесся в небо. Посрамлённый лихач бесславно вернулся к войску, а Дрэга, торжествующе курлыкнув, перевернулся через голову, и уселся на Степаново плечо. И опять куснул его за ухо, словно укоряя: что ж ты, хозяин, не послушался, не подождал моего возвращения, а теперь я и сам не знаю, как выкручиваться будем.
В гномлинском войске удивлённо заохали, загомонили, не могли поверить, что у демона есть свой дракон. И Стёпка им всем назло почесал у Дрэги спинку, и дракончик презрительно стрельнул глазками влево-вправо, явно гордясь своим, таким высоким хозяином, который не на драконе ездит, а наоборот — возит его на своём плече. И по гномлинскому войску опять прокатился удивлённый ропот, из одного конца в другой.
Строй воинов раздвинулся, и вперёд выехал на крупном драконе разодетый в пух и прах гномлин. Именно выехал, неторопливо и значительно. Доспех на нём сверкал золотом, шлем был больше похож на корону. И дракон его тоже был весь увешан позолоченными висюльками, налобниками какими-то, нашейниками, накрыльниками и подлапниками. Даже на хвосте болтались золотые кольца.
Гномлин поднял забрало, долго смотрел на Стёпку. Он был безудержно бородат и яростно краснощёк. Его обтянутый кольчугой живот очень представительно выдавался вперёд. Видимо, это был царь. Гномлинский царь. Большая шишка маленького роста.
Царь чуть шевельнул рукой, и к нему с готовностью подлетели два гномлина, настолько увешанные оружием, что были похожи на стальных дикобразов. Они приземлили своих драконов по обе стороны царя, и с нескрываемой враждебностью уставились на Степана, нарочито держа руки на арбалетах. Это явно были телохранители, только зачем же на них так много оружия и как они со всеми этими острыми железяками будут управляться, если, скажем, на их расфуфыренного царя нападёт вдруг какой-нибудь не слишком уважающий мелких коронованных особ демон?
Стёпка смотрел на гномлинов, и ему было ясно, что он опять вляпался в очередное так называемое приключение. Недолго длилась спокойная жизнь. Всего несколько часов. И некуда податься — а ведь тайга казалась такой необъятной, такой нехоженой, такой безлюдной, безгномной и безоркимажной, что затеряться в ней маленькому демону ничего не стоит. Скрылся за деревьями — и ищи меня свищи… Ан нет, не получается, всюду находят, словно по запаху, словно демона за сто вёрст и днём и ночью видно.
Гномлинский царь пришпорил дракона и тот заковылял, переваливаясь вперёд, волоча по земле брюхо и увешанный кольцами хвост. Телохранители ползли следом. Царь остановил дракона шагах в пяти от Степана, и дракон сразу облегчённо поджал лапы. Умаялся бедняга этакую сиятельную тяжесть на себе таскать.
Дрэга повозился на Стёпкином плече, нервно подёргал хвостом и затих. Но чувствовалось, что он готов сорваться с плеча в любой миг.
Стёпка смотрел на царя. То был толстый дородный гномлин, с головы до ног упакованный в кольчугу. На поясе топор и меч, копьё за спиной, всё как полагается. Он был бородат до косматости, но ещё не сед. В лице — надменное презрение и ни капли страха. Ещё бы — с таким-то войском за спиной! Лицо щекастое, неприятное, вредный, сразу видно, царь у гномлинов.