— Ну, пока все спали, — стал объяснять словоохотливый Кузнечик, — я вытащил из фотоаппаратов все пленки. А то они все пытались сфотографировать русалок. А вдруг бы и меня захотели снять! Нет, думаю, шиш вам!
— Так, Кузнечик! Я уже запутался, кем я тебе прихожусь, вроде дедом! Но если ты хочешь и дальше жить в нашей семье, то запомни одно: не лезь вперед батьки в пекло! Понял? А не то выгоню к чертовой матери! — пригрозил папа и тут же сплюнул от огорчения: — Тьфу ты! Ну в общем, просто выгоню.
И тут Кузнечик обиделся по-настоящему:
— Да что вы меня все время третируете? Жить не даете! Что вам Кузнечик плохого сделал? Мне не нужны такие родственнички, которые только и умеют, что попрекать! Все! Останусь у Карповны, и пусть она мною печки разжигает, собакам скармливает! А вам будет стыдно, да уже ничего не поделать! Вот!
И с этими словами он отошел от нас и разлегся на траве под кустом смородины, сделав вид, что совсем не слушает наши разговоры. Хотя уши его, словно локаторы, были направлены в нашу сторону.
Мы сначала сдерживались, но потом не выдержали и засмеялись. Когда все успокоились, папа позвал Кузнечика:
— Ну ладно, не обижайся! Я ведь не со зла! Иди к нам!
Кузнечик как-то боком, вроде бы нехотя, вернулся, но еще долго молчал, переживая обиду.
— В общем, так! Ничего воровать у них не будем! Просто испортим двигатель, и у них не станет электричества. А это значит что? Что приборы у них работать не будут. Ура! И им придется вызывать вертолет, чтобы он забрал их отсюда. Стоп! А вдруг они тогда решат просто отдохнуть здесь? И расположатся у Серебряного озера? Нет. Похищение не отменяется. Значит, я порчу двигатель. А остальные занимаются выносом. О!.. Руководить хищением будет…
— Я! — снова встрял Кузнечик, вытягивая свои крохотные лапки. — Ну что я смогу украсть, кроме фотопленки? Зато хлебом не кормите, лучше дайте поруководить!
— Хорошо! Не будем больше тебя кормить хлебом, — сказал папа, стиснув зубы и одновременно подмигнув мне, — после обеда и начнем.
— А как назовем операцию? — не успокаивался Кузнечик.
— Ну… — задумался папа, — операцию назовем «Цунами»!
Глава XXIII Операция «ЦУНАМИ»
Я схоронилась за деревьями и следила, когда Кузнечик подаст знак с дерева. Тогда я проникну внутрь и вытащу оттуда ружье — чертенок разведал, где оно лежало. Соль мы уже утащили всю. О чем повар еще не знал. Да и спички тоже. Против ожидания, все это проделал Кузнечик, желая отличиться. Осталось только утащить несколько ружей и патроны к ним. Папа в это время находился в пещере с, как он выразился, «диверсионно — подрывной» целью. Закончив похищение, мы должны были поднять крик и вой, чтобы все ученые выскочили из пещеры, а в это время папа бы и испортил движок. Ну а после я бы забрала оттуда его. Такое вот «Цунами».
Пират нам помешать не мог, потому что бородачи взяли его с собой в пещеру. Так что операция прошла удачно. Я не знала, как называются по-правильному все эти ружья и карабины, которые я вытаскивала из палаток и передавала крестному, да и не хотела знать. Зато скоро дед Кузя стал похож на героев американских боевиков — весь увешанный оружием. Только борода все дело портила. Я смотрела на деда Кузю и завидовала ему — он такой сильный. Я тащила одно ружье, сгибаясь и кряхтя, а он стоит с четырьмя, и хоть бы хны. Хотя, с другой стороны, на то они и взрослые, чтобы быть сильнее.
Кузнечик еще раз прошмыгнул по палаткам, но ничего больше ценного не узрел и разрешил закончить операцию. Все оружие мы попрятали в лесу, а соль и спички положили в мой рюкзачок, чтобы отдать Карповне.
Вскоре повар обнаружил пропажу и спичек, и соли, и всего прочего и теперь вызывал всех из пещеры по рации.
Едва у входа показались ученые, я мгновенно перенеслась к папе. Кузнечик же остался, по собственной инициативе, следить за бородачами.
Папа у движка вовсю чертыхался, как сапожник. С гаечными ключами в перемазанных ручках, с всклокоченными волосами он был так уморителен, что я рассмеялась.
— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, — досадовал папа. — Силы-то нет у меня! Ну-ка, чем смеяться, давай ты попробуй.
И папа показал мне гайку, которую надо было открутить. Но ничего не вышло. Ни одна гайка не захотела откручиваться. Повозившись еще несколько минут, папа бессильно опустил руки, но тут же воспрял духом:
— Ника! Ты видела у Карповны сахар?
— Нет, — пожала я плечами.
— Жаль! — искренне огорчился папа и вдруг закричал: — Нет! Еще не все потеряно! Ну-ка, сгоняй в Белозеро и притащи оттуда чашку сахарного песка.
Я удивилась, зачем папе так нужен сахар, но выполнила его просьбу. В доме в Белозере все оставалось по-прежнему, только тонкий налет пыли опять начинал придавать нежилой вид горнице. Я быстро набрала в стоявшую на столе чашку сахар и вернулась к папе.
Надо сказать, что мне очень стали нравиться мои способности: я спокойно могла вернуться туда, где побывала хоть раз, пусть как далеко. Просто я еще забывала об этом. А так, р-раз — и я в Белозере! А захочу — ив Осло окажусь! И тут я поняла, что зимой смогу побывать в самых разных уголках Земли.
Тем временем папа открутил крышку бензобака и высыпал прямо туда весь сахар. И тут же плотно закрутил крышку обратно.
— Ну а теперь можно отсюда сматываться! — с довольным видом сообщил папа.
И мы вернулись в ведьмин домик.
За обедом папа был весел и строил планы:
— Я думаю, что к вечеру они поймут безнадежность своего положения, вызовут вертолет и уже завтра, собрав все свои пожитки, улетят восвояси. Так что максимум к завтрашнему вечеру их уже здесь не будет.
Когда все вышли из-за стола, Анна Карповна отозвала меня в сторонку:
— Пускай твои пока сами чем-нибудь займутся во дворе, а ты останься со мной. Я хочу с тобой немножко поговорить.
Так что папа и крестный одни пошли что-то чинить на дворе. Я же осталась в избе. Мы снова уселись за стол друг напротив друга. И я впервые рассмотрела как следует нашу хозяйку. И совсем она нестрашная оказалась. Только сильно морщинистая. Зато глаза ярко-синего цвета очень добрые и веселые. И я поняла, что ведьма просто притворялась передо мной злой и сердитой.
— Я хочу, Никочка, раскрыть тебе некоторые тайны. Но перед этим спрошу тебя: хотела бы ты стать настоящей ведьмой?
— А я разве ненастоящая? — удивилась я.
— Нет, ты — настоящая. Просто у тебя уже есть способности, но еще нет знаний и умения применить их. Так вот, хотела бы ты научиться быть настоящей ведьмой?
Тут я вспомнила, как папа шутил про ведьминскую школу, и подумала: вдруг мне предлагают поступить в такую спецшколу, где учатся только маленькие чертенята и ведьмы. Вот здорово, хоть бы одним глазком туда заглянуть! И я, конечно, согласно кивнула. Еще бы! Чем эту математику и русский учить, лучше учиться всяким разным чертовским штучкам.
Но Анна Карповна тут же разочаровала меня:
— Не бойся, долгой учебы не будет. Просто я обучу тебя тайному языку. На этом языке писали в древности волхвы. А потом я отдам тебе свою книгу. Вот и все обучение.
И хозяйка, отойдя от стола, достала из большого сундука, стоявшего под окном, маленький сундучок, сделанный из серебра, и бережно его поставила на стол. Внезапно крышка открылась сама по себе, и Карповна достала оттуда сверток из шелка, под которым угадывались очертания большой книги. Откуда-то из памяти всплыло название для подобных старинных книг — «фолиант». Оно гораздо больше подходило тому, что я увидела, — толстый кожаный, на костях переплет, серебряная застежка, и никакого названия. Анна Карповна положила руку на переплет и торжественно произнесла:
— Этой книге уже больше двух тысяч лет. Ее переписали с еще более древних. Скоро она станет твоей.
— А что там? Заклинания? — шепотом спросила я. Древность этой книги просто ошарашила меня.
— Нет! Обычные люди за долгую историю своего существования понапридумывали множество небылиц про ведьм и колдунов, в том числе и про необходимость заклинаний для волшебства. На самом деле заклинания — это так, для пущего эффекта. Пробормочешь какую-нибудь чушь, руками помашешь, когда лечишь больного или раненого, и все — он доволен. А если ничего этого он не увидел и не услышал, то что получается? Он начинает думать, что сам исцелился. Или, что гораздо хуже, что ведьме помогает дьявол. Которого, кстати, придумали сами же люди.
— Ой, ну а черти-то есть? Настоящие? Вон ведь лешие — то есть!
— Никочка! Неужели ты еще ничего не поняла? Изначально на Земле жили только люди, которые от собственного бессилия придумывали всякие сказки про нечистую силу и прочие чудеса. А потом появились те, первые, со скрытыми способностями. Такие же, как ты и я. Только им никто ничего не объяснял. Вот ты захотела, чтобы твой чертенок ожил, дунула на него, и все! Теперь он живой, настоящий. Так и те — первые, что стали для обычных людей колдунами и магами, насоздавали всяких существ, сами того не ведая. С тех пор так и повелось. Так появились и гномы, которые обзавелись уже своими тайнами, своей историей. Ясно?
— Вот это да! Так это что, мне теперь совсем мечтать нельзя? Только я представлю себе что-нибудь — и это тут же появится на самом деле?
— Увы! — подтвердила хозяйка. — Теперь тебе надо быть гораздо осторожней и осмотрительней не только в поступках, но и в мыслях, и в желаниях. Это неизбежная плата за обретенное могущество. Так вот, в этой книге описаны пределы наших способностей создавать, изменять и разрушать. Когда ты ее прочтешь полностью, тогда только поймешь про себя все: в чем заключается именно твое предназначение. Тогда только овладеешь своими способностями и станешь настоящей ведьмой. Или ведьмочкой. Но! Ты мне должна дать слово, что не откроешь эту книгу прежде, чем тебе исполнится двадцать пять лет, и не будешь пытаться самостоятельно пробовать свои силы и способности, кроме тех, которыми ты уже овладела. Я имею в виду твои перемещения. Можешь это делать, и молодец. А больше ничего не пытайся!
Ух, как я расстроилась! Я уже почти не слушала Карповну, представляя, что бы могла сделать в первую очередь. Помогать всем людям, избавить мир от болезней. И тут оказывается, что мне нельзя этого сделать сразу, а надо ждать еще много-много лет.
— А если я дам слово, а сама прочту раньше? Что будет?
— Ничего не будет. Ровным счетом ничего. Ты не мне даешь слово и не книге. Ты даешь слово себе! — хитро усмехнулась хозяйка.
Я тяжело вздохнула и, усевшись поудобней на лавке, произнесла:
— Я не буду открывать и читать эту книгу до тех пор, пока мне не исполнится двадцать пять лет. Я не буду пытаться применять свои способности, кроме одной — способности к перемещению, до достижения этого же возраста.
— Ну и молодец! Ишь как складно-то получилось у тебя, — обрадовалась Анна Карповна. — Так, а теперь иди ложись на кровать, чтобы удобнее было.
Я сделала, как мне было велено, и вытянула руки вдоль тела. Хозяйка достала с полки какую-то глиняную баночку и вскоре уже мазала мне виски очень пахучей мазью. Затем я проглотила невкусный настой, и Анна Карповна, подсев рядом, прижала правую ладонь к моему лбу, а левой стала водить кругами над моим лицом, и я почти сразу стала проваливаться в сон…
…Когда открылись глаза, день за окном уже клонился к вечеру. Никаких изменений в себе я не чувствовала. Хозяйка все так же сидела рядом со мной на кровати и лишь теперь отняла руку ото лба.
Я честно призналась, что ничего не чувствую.
— Пошли, — ведьма потянула меня за руку к столу, — открой любую страницу!
Я осторожно раскрыла книгу на первом попавшемся месте. Страницы пожелтели от времени, но все еще были глянцевыми и прочными. На них столбцами были нанесены непонятные закорючки. И вдруг я поняла, что эти закорючки мне знакомы, а столбцы уже складывались в слова: «…За пределы тела нет выхода чаще двух раз в лунный месяц. Если же трижды, то демоны…»
Но тут Анна Карповна закрыла книгу:
— Ну вот. Пока вы здесь, она полежит у меня, а после ты ее заберешь с собой. Давай собирай свое войско на ужин. — И с этими словами книга была опять надежно укрыта в сундучке.
Крестный закончил выкладывать камнями родничок, бивший во дворе. Получилась небольшая запруда, от которой отходил теперь каменный желобок к лесу. И уже вовсю по новому руслу весело струилась вода. Рядом с родничком угнездилась новая скамья с деревянной подставкой под ведро, а сбоку висел черпачок. Папа стоял рядом весь измазанный в глине, но довольный! Будто уже снова большим стал.
Я им крикнула, чтобы мыли руки, а сама отправилась прихватить Кузнечика с боевого поста. Впрочем, папа и крестный еще не успели и шага сделать в сторону рукомойника, а я уже вернулась. Кузнечик соскочил с моих рук и побежал, продираясь сквозь траву, к папе:
— Командир, незадача! Бородачи и не думают собираться. Они вызвали вертолет. Так он прилетел и привез им какие-то ящики и мешки. И там еще двое новеньких осталось. Что делать будем?
Папа аж на траву сел:
— Ну паразиты! Они хотят войны? Так будет им война!
И Кузнечик тут же приложил ладонь к рожкам:
— Так точно! Пленных брать будем?
Папа непонимающе взглянул на чертенка, потом до него что-то дошло, и он махнул рукой:
— Будем, будем. Только потом!
Но тут подал голос Кузьмич:
— Слышь, Тимофеич, может, я ничо, конечно, в стратегии не смыслю. Но пришла мне одна мысля. А какого рожна мы все это тут затеваем, ежели ты давно уже мог спокойно триста раз окунуться в это Мертвое озеро? И не надо было бы у ученых ружья тырить! А? Я не прав? Ника тебя туда оттащит и вмиг обратно. Дорога-то дочке твоей теперь известна!
— Да? — папа явно поразился услышанному.
Я тоже остолбенела, переваривая эту гениальную мысль крестного.
Кузнечик сразу понял, что войны не будет. Он махнул рукой в сторону деда Кузи и с горечью произнес:
— Эх! И кто тебя, Петрович, за язык-то тянул!
Папа с Кузнечиком так смотрели на крестного, что я бы на его месте со стыда провалилась под землю. Но поскольку я была на другом месте, то всего-навсего решила высказать свою мысль:
— И тем не менее ученых надо убрать подальше от Мертвого озера. Так что операцию «Цунами» никто не отменял.
Лучше всех в нашей компании явно соображал Кузнечик. Он опять понял все первым и заплясал вокруг меня:
— Ур-ра! Ур-ра! У меня самая мудрая в мире мамочка!
Я потянула за собой папу, и мы пошли ужинать. Чуть позже я, улучив минутку, спросила совета у хозяйки:
— Анна Карповна! А можно я сама этих ученых заставлю уйти отсюда и забыть все? Ну один только раз, как сумею. Я и книгу-то еще не получила от вас. Ну так хочется попробовать настоящее колдовство.
— Нет, моя девочка, — мягко сказала хозяйка, покачав головой. Потом надолго задумалась чему-то своему и опять повторила: — Нет, моя девочка. Я сама завтра прогоню незнакомцев из пещеры и леса. А ты вообще выбрось всякие такие мысли из головки.
Я захотела опять ночевать на сеновале. Так что папе, ну а с ним и крестному, ничего не оставалось, как составить мне компанию.
И снова звезды светили мне через чердачное окошко. А я вдруг задумалась: а что, если мне попробовать отыскать свою звезду? Смогу ли я это сделать, когда вырасту? И что я там увижу? А вдруг там будут разумные существа, похожие на нас? Или, наоборот, ужасные монстры?
Но тут я вспомнила слова хозяйки о том, что надо быть осторожнее в своих фантазиях. Испугалась, что вдруг уже натворила чего-нибудь лишнего, и еще раз дала самой себе слово: отныне — никаких мечтаний. С тем и заснула.
Разбудили меня непонятные звуки со двора. Дед Кузя и папа еще спали. Я выглянула в окошко и увидела, что во дворе вовсю развлекался Кузнечик. Он горланил какие-то песни и учился маршировать на крыльце ведьминой избы. Второй день подряд я поражалась чертику. Откуда у него такая тяга ко всему военному? Но потом дала самой себе ответ: «Конечно, от дедушки, от его дедушки, то есть от моего папы!»
Все собирались в поход, гадая попутно, что же сделает с учеными Анна Карповна. Поскольку она ничего объяснять не стала, то сразу же посыпались невероятнейшие предположения.
Начало положил крестный, заявив, что ведьмы обычно всех ученых превращают в змей. На мой вопрос: «А почему в змей?» — крестный ответил, что змея — это символ мудрости, потому что все змеи — это на самом деле заколдованные ученые.