Лизка стояла на крыльце и кивала, как китайский болванчик, в ответ на то, что говорит ей мама. Я подошла поближе и поздоровалась. Чуть позже мне стало ясно, что мой папа привез какие-то лекарства для лесника Николая, и Лизу как раз снаряжали в путь. Естественно, я увязалась с ней. В жизни не видела настоящей заимки с живым лесником!
Вначале все было хорошо. Золотистые стволы сосен изредка перемежались березовыми рощицами, солнце, тепло, даже комары почти не донимали. Тропка вилась меж стволов деревьев, пересекала многочисленные ручейки, ныряла во впадины и поднималась на взгорки. Мы с Лизой шли и болтали о том о сем. А потом она вдруг, в ответ на мой рассказ, сказала, что я врунья. Хотя я действительно сама видела по телевизору, как козы лазают по деревьям. Короче, мы поссорились. А еще она стала утверждать, будто я одна в этом лесу заблужусь. Хм… Будто я с папой ни разу за грибами не ходила. А у нас на даче тоже настоящий лес. Только, может, не такой красивый.
Мы было остановились, а потом Лизка недовольно топнула ногой:
— Ну ты идешь или нет?
Я не люблю, когда так со мной разговаривают, и, конечно, сказала, что нет. Вот так я и осталась одна. Лизка скоро скрылась за поворотом, а я села на пенек и стала думать, что же мне делать: идти позади Лизки, потихоньку, чтобы все же посмотреть на заимку, или вернуться в деревню.
Лизка не вернулась, чтобы помириться, и я двинула обратно. В одном месте, я хорошо это помнила, тропка делала большой крюк, так почему бы его и не срезать? И я тут же стала первооткрывателем, пробирающимся в джунглях Африки.
Хотя делать этого не следовало. Пока я воевала с дикими обезьянами, залитый солнечным светом сосновый бор незаметно сменился глухим ельником. Серые стволы с иссохшими сучьями, до макушек поросшие голубоватым мхом, обступили меня. Вокруг все замерло. Только молчаливые мураши из окрестных муравейников спешили по своим делам да пауки сидели на своих паутинах, поблескивавших то тут то там. Мне показалось, что кто-то наблюдает за мной, но обернувшись, никого не увидела.
Вот это влипла, что называется! В первый же день заблудилась в лесу. Когда меня найдут, ну и попадет же мне от папы. А потом в голове зародилась мысль, не понравившаяся мне гораздо больше первой: а если не найдут? Я стала вспоминать все, чему нас учили по ОБЖ в школе, но оказалось, что ничего путного в памяти не всплыло, кроме одного: если вы потерялись, то оставайтесь на этом же месте и кричите о помощи. Но, во-первых, мне это место совершенно не нравилось, здесь даже посидеть негде; а во-вторых, я долго кричать не могу: сразу садится голос. Поэтому я решила пойти обратно, чтобы выйти на тропку туда, где мы расстались с Лизой.
И, естественно, эта затея провалилась. Хоть я и твердила себе, что найду тропинку, но уже успела два раза прореветься, разбить коленку, а лес вокруг лишь становился все гуще и гуще. И самое неприятное, что начинало смеркаться. В очередной раз упав, я не стала подниматься, но только приготовилась немножко поплакать, как услышала чье-то хныканье. Кто-то неподалеку тоже то ли поскуливал, то ли всхлипывал. Не понять. Неужели еще кто-то заблудился? Пусть даже не человек, а хотя бы собака. Все равно, собака — друг человека, а мне сейчас очень нужен настоящий друг, а не такой, как Лизка. Я поднялась на ноги и пошла на звуки.
По мере приближения стало понятней, что звуки доносятся как бы из-под земли. И вскоре стал заметен темный провал. Когда я подошла вплотную к краю, мне стало не по себе, поскольку яма оказалась очень странной. Я сразу представила себе, что это великан ткнул пальцем и пошел дальше. Только палец его был в два моих роста. А на дне ямы копошилось что-то маленькое. Оно сразу затихло, заметив меня. Ну точно, щенок упал в эту дыру и не может выбраться.
— Сейчас, маленький, я тебя вытащу, — постаралась я его успокоить и стала придумывать, что сделать. Тут я вспомнила, как мы на даче вылезали из ямы. А вскоре нашлась и подходящая упавшая сосенка. Обломанная так, как было нужно: не слишком толстая, сухая, с крепкими ветками. Конечно, пришлось повозиться, чтобы дотащить ее до ямы. И парадно-гуляльное платье, сшитое мамой перед поездкой, оказалось порванным в двух местах, но ради спасения живого существа настоящий спасатель пожертвует всем, даже сыром (ой, опять меня заносит).
Наконец бревно оказалось рядом с ямой, и я стала аккуратно спускать его вниз. Но рваный край платья незаметно зацепился за сук и, когда ствол стал заваливаться, то потянул и меня. Я не успела испугаться, как оказалась внизу. Отфыркиваясь и отплевываясь, я вскочила и поняла, что упала очень удачно. Ничего не сломано, правда, опять разболелась коленка. Настала пора спасать пленника земли. Ой, мамочки! Это оказался не щенок, а медвежонок, опять захныкавший при моем появлении. Совсем-совсем маленький.
— А где же твоя мама? — пожалела я малыша и стала примеряться к подъему наверх. Медвежонка я на всякий случай положила в рюкзачок, а чертика пересадила за пазуху, так что он теперь торчал у меня под подбородком. Сосну я выбрала удачную, было за что цепляться, и скоро мои глаза поровнялись с поверхностью. И вот тут я поняла, что теперь пора заплакать по-настоящему. У края ямы нас поджидала мама малыша. Она стояла на четырех лапах, и ее пасть была совсем рядом. Медведица заревела, и мне стало совсем дурно. Я чуть не свалилась обратно, и только мысль, что могу придавить в падении малыша, помогла удержаться на ногах.
Внезапно медведица замолчала, хотя продолжала внимательно смотреть.
— Пожалуйста, не трогай меня, — дрожащим голосом начала я свою речь, — я ведь только хотела помочь твоему ребенку. Я тоже ребенок, и у меня тоже есть мама, которая будет плакать, если ты меня съешь.
С этими словами я вытащила малыша, безуспешно до этого возившегося в рюкзачке, и протянула матери. Она покатала его по хвое и затем, отшлепав, отчего тот опять захныкал, пошла было прочь. Но, пройдя несколько шагов, повернулась ко мне и мотанула головой. Если я не ошибаюсь, меня куда-то пригласили? Мне подумалось, что хуже не будет. И я храбро пошла навстречу неизвестности.
Чертик занял свое место в кармане. Медведица неспешно потрусила впереди, причем медвежонок болтался, зажатый клыками за шкирку в маминой пасти, а я из последних сил бежала, пытаясь не отстать.
По счастью, бежать оказалось недолго. Вскоре мы выскочили на небольшую, но очень уютную полянку. Медведица остановилась, рыкнула на меня так, что я замерла от неожиданности, и быстро исчезла меж деревьев. Я попробовала ее догнать, но она словно растворилась среди елок. Уже стремительно надвигалась темнота, мне было страшно, живот сводило от голода, и ужасно хотелось пить. Тут я вспомнила, что на полянке, где я отстала от медведицы, был ручей, и вернулась. Полянка словно специально поджидала меня. Деревья расступились, и стало хоть чуточку, но светлей. Я отыскала ручей и опустилась на траву, чтобы напиться. Неожиданно трава оказалась удивительно мягкой и нежной. Лежать на ней было так приятно, что я, напившись, не стала подниматься на ноги, а отползла чуть-чуть от ручья и разлеглась на траве. От земли исходило какое-то доброе, надежное тепло. Я незаметно успокоилась и уставилась ввысь. Тьма окончательно поглотила лес. Круглая ярчайшая луна в окружении сверкающих звезд, о каких и не подозреваешь в городе, давала достаточно света, чтобы мне не было страшно. Тут я вспомнила о подарке деда Кузи, вытащила чертика из кармана и положила его рядом, чтобы он тоже мог полюбоваться на все это…
…Мне снился сон о том, что утром дорога домой легко отыщется. Или добрая фея леса, пожалев меня, взмахнет волшебной палочкой и сделает так, что, когда я вернусь, никто еще не будет меня искать, а тем более ругать. А быть может, эта фея даже сумеет вернуть меня в тот момент, J когда я еще не поссорилась с Лизой. Мне было так хорошо во сне, меня окружали всякие смешные существа, они ве- — J селились на поляне, плясали и пели песни. Я понимала, что вижу сон, и жалела, что их нет наяву, такие они были
…Мне стало щекотно, и я открыла глаза, в тот же момент вспомнив весь вчерашний день. Но настроение от этого не ухудшилось. Выспалась я прекрасно, даже лучше, чем дома. Есть не хотелось совершенно. Я напилась и умылась у ручья и спокойно пошла в лес, выбрав направление наугад. Вокруг снова был хороший бор, идти было легко. И солнце еще не успело достичь зенита, как я уже вышла на какую-то тропку. Я двинулась по ней и за ближайшим поворотом наткнулась на Лизку, стоявшую руки в боки:
— Ну чего ты там застряла? Нам еще идти и идти.
Я бросилась было к ней:
— Ой, Лиза! Со мной такое случилось, такое… — и вдруг вспомнила сон про фею. Я остановилась и глянула на подол — платье снова было целым. Сунув руку в карман, я обнаружила там чертика. — Представляешь! Я вчера, то есть сегодня, ну… — тут я запуталась окончательно. — Да! Я вчера потерялась и заблудилась…
Тут я та-ак укололась ладонью о чертика, что вскрикнула от боли. Выпростав руку, я слизнула капельку крови и замолчала. Что-то расхотелось посвящать Лизку в свои приключения.
Она с недоумением смотрела на меня, потом, видимо решив, что не стоит обращать на это внимания, махнула пренебрежительно рукой и двинулась дальше. Но я теперь не обижалась на нее, а идя следом, размышляла, что же это со мной приключилось.
Глава III
На заимке лесника
Больше в дороге ничего интересного не случилось — и хорошо. Вчерашнего хватило за глаза и за уши. Или же мне все это привиделось? Могло ведь случиться так, что я отошла в сторонку, вдруг потеряла сознание и за несколько мгновений успела все это как бы «увидеть». Я где-то читала о таком. Да и как доказать, что все было на самом деле? Тут я вспомнила про разбитую коленку, тут же задрала подол, но и здесь меня постигло разочарование. Конечно, уж если платье целое, то что говорить о какой-то ссадине.
Заимка мне представлялась маленькой опрятной избушкой, почему-то обязательно торчавшей из-под огромного валуна. На самом деле ничего подобного я не обнаружила. На большой поляне, в самом центре, стояла крепкая изба, окруженная сараями вперемежку с грядками и теплицами. От леса все хозяйство отделялось хлипкой изгородью. Я сразу вспомнила привидевшуюся медведицу и зябко поежилась.
У калитки молча застыли две громадные черные немецкие овчарки. По мере нашего приближения они все громче урчали, так что я невольно остановилась.
— Вы что, негодники, а ну-ка на место, — замахала на них руками Лиза. — Это Ника из города, она у нас будет гостить еще долго.
На удивление, собаки ее послушались и поплелись к будкам у крыльца, правда, пару раз оглядывались на меня.
Я прищурилась из-за солнца, бившего прямо в глаза, когда смотрела вслед овчаркам, и вдруг ощутила какую-то неправильность. Я потрясла головой, чтобы в глазах прояснилось, но тщетно, и тут вдруг я поняла, что меня смущало у того пса, что побольше. Еще весной, когда он сломал левую заднюю лапу, кости срослись нормально, но маленький осколок (из-за того, что хозяин проминал поврежденное место чересчур сильно перед постановкой шины) сместился и врос в мышцу. Чулак, так звали пса, старался не показывать виду перед хозяевами, что он не может двигаться как раньше, — он, бедняга, постоянно терпел боль. Естественно, это привело к тому, что Чулак стал раздражительным и угрюмым.
Я смело направилась к нему, не обращая ни на что внимания. Пес заворчал, но не стал сопротивляться, когда я вытащила его из будки за ошейник. Он улегся на бок, и только когда я прикоснулась к поврежденному месту, обернулся и обнажил клыки. Я стала водить руками и почти сразу ощутила под ладонью жар, исходящий от постоянно воспалявшейся мышцы. Самым легким решением было прирастить осколок обратно к кости, что я и сделала. Чулак взвыл, взвился в воздух и стал носиться по двору.
Ой-ой-ой! Что же это я сделала? Я ведь вылечила собаку. А как я это, интересно, сделала?
— Ника! — я обернулась на голос Лизки. Та смотрела на меня совершенно круглыми глазами. — Ты чего с ним сделала?
— Сама не знаю, — искренне ответила я.
В это время ко мне подбеяшл Чулак и, подсунув свою голову мне под ладонь, замер.
— Странно, Чулак ведь никогда незнакомых не признает! — продолжила Лизка. — Ой, здравствуйте тетя Нина!
К нам приближалась высокая полная женщина, на ходу расправляя подол платья. В ее глазах прятались веселые огоньки:
— Ну, здравствуйте, здравствуйте, коли не шутите. А это, значит, и есть Ника. А что сам Вовка не пришел?
Я сначала даже не поняла, что за Вовка. Лизка сообразила быстрее:
— А они с моим папой остались мотоцикл чинить.
— А-а, — протянула хозяйка. — Вот какое дело. Ишь ты. Ну ладно, пошли в дом, у меня еще самовар не остыл.
Мы взошли на высокое резное крыльцо.
— Хозяин все сам, своими руками делал, — похвалилась тетя Нина.
И действительно, присмотревшись, я разглядела, что столбы были сплошь покрыты вырезанными змейками, жуками, бабочками и прочей живностью.
В доме, накрывая на стол, хозяйка засыпала меня вопросами. Я, как могла, отвечала на них, продолжая рассказывать и во время чаепития. Вот это было здорово, я имею в виду чаепитие с настоящим огромным самоваром. Тетя Нина разожгла в нем угли сапогом, и он почти тут же запел. Дорога по лесу пробудила во мне аппетит, и я стала с удовольствием есть блинчики.
Через какое-то время я остановилась, чтобы перевести дух. И тетя Нина, и Лизка сидели молча, облокотившись на стол, и как-то странно смотрели на меня.
— Ты откуда ж такая голодная? — нарушила затянувшееся молчание тетя Нина. — А может, у тебя солитер завелся?
Я не знала, кто такой солитер, но на всякий случай отрицательно мотнула головой. Затем, разглядев пустую тарелку из-под блинчиков, хотя еще недавно на ней была целая горка, перевела взгляд на хозяйку:
— Это что? Все я съела?.. Ой, извините, я не хотела… Честное слово, совершенно случайно… Я больше не буду.
Извинившись по полной программе, я потупилась. Мне действительно стало стыдно за свое поведение. Прямо не девочка, а Робин Бобин Барабек какой-то. Что скажет мама, когда узнает? Вот тут я в первый раз поняла, что значит «готов под землю провалиться от стыда».
— Ты точно больше ничего не хочешь? — зачем-то спросила тетя Нина. — А то я мигом.
Я покраснела как рак и стала выбираться из-за стола.
Лизка догнала меня уже на крыльце:
— Да перестань ты, тетя Нина не хотела тебя обидеть.
Я буркнула, что и не думала обижаться, и уселась на перила, свесив ноги. Лизка пристроилась рядом. Хорошо хоть не стала болтать, можно было спокойно пораскинуть мозгами и подвести первые итоги. Вокруг меня явно что-то происходило. А может быть, со мной? И поговорить-то не с кем. Папе тоже не расскажешь, он сразу начнет смеяться да потом еще полгода подкалывать будет. Была бы мама рядом, она бы успокоила, объяснила все. Придется самой разбираться, немаленькая уже.
Тут я повеселела. Действительно, что это я раскисла? Все нормально, здесь как в компьютерных играх-«ходил — ках»: сначала ничего не понятно, а потом замечаешь странность какую-то или вроде сначала незаметную подсказку, начинаешь пробовать — дальше, дальше, так и проходишь весь этап. Пусть не за раз, но ведь здесь и таймера никто не поставил для меня. Ничего, и здесь разберемся.
Теперь можно было и осмотреться, узнать, как живут настоящие лесники. Но на задворках в загоне копошились вполне обычные свиньи, такие же, как и в Белозере. Да еще пестрая корова лежала у раскрытых ворот в хлев, уткнувшись мордой в поленницу дров. От нее исходила такая грусть, что ее никогда бы не стали перерисовывать для новой коробки «Воймикса». Я снова сощурилась из-за внезапного порыва ветра и тут же, сквозь опущенные ресницы, увидела, что корова очень мучилась от боли в желудке.
Я покосилась на Лизку, но та продолжала думать о чем-то своем, не обращая внимания ни на что. Тут как раз вышла из избы тетя Нина. Видимо, она перехватила мой взгляд на корову, потому что тут же вздохнула: