Он захлебывался от волнения.
Видимо, все эти чувства испытывал и Коля Демин, потому что он повторил вслед за своим другом: «Сама… сюда… положила…»
— Интересно! — сказал Буданцев. — Очень интересно!
— Гриша, дорогой… — зашептал Игорь ласково-умоляющим тоном. — Попроси разрешения у Ивана Никанорыча открыть корзину…
— По-про-си… — протянул за ним жалобно Демин. Буданцев взглянул на Игоря, потом перевел взгляд на Колю и улыбнулся. У обоих на лицах застыло умильно-просительное выражение.
— Хорошо, — сказал Буданцев. — Сейчас, подождите!
Он стал пробираться к выходу.
— Ребята! Сюда! Скорей! — заорал Бунчук, срываясь на высоких нотах.
— Ребята, сюда! — так же истошно повторил за ним Демин. — Эй-эй-эй!
Услышав крики, в котельную заглянули Саша Кудрявцев, Костя «трах-бах» и Виктор.
— Что вы ползете, как черепахи! Скорей! — подгонял их в азарте Бунчук. — Зовите Аню Баранову. Немедленно! Мы нашли «Зимнюю канавку». Она здесь! Перед нами!
Котельная быстро наполнялась тимуровцами. Ребята толкались, удивленно спрашивали друг у друга, что случилось. Узнав, в чем дело, зашумели:
— Где картина? Покажите! Кто нашел? Да ну, заслонили, — не видно ничего! Пустите же!
Костя «трах-бах», встав у входа и сложив руки рупором, уже кричал на двор резким, зычным голосом:
— Ка-а-а-арти-ину нашли! «Зии-им-ню-ю ка-а-ана-авку!»
Вскоре прибежала запыхавшаяся Аня. Ее пропустили вперед.
— Где? — взволнованно спросила она Бунчука.
— Здесь! — обвел он корзину широким жестом и застыл в торжествующем безмолвии.
Сзади послышался голос Ивана Никаноровича.
— Сюда… Сюда… — приглашал его Буданцев. Ребята расступились.
— Вот эта корзина? — спросил Иван Никанорович. — Мне дворники как-то говорили, что там просто хлам. Ну, открывайте, ребята!
— Нож! — коротко бросил Бунчук и протянул руку к Демину.
Тот мгновенно вытащил из кармана перочинный ножик и открыл его.
— Внимание! — сказал Бунчук.
Двумя — тремя ловкими, быстрыми движениями он перерезал веревки и сбросил рогожу. В нос ему ударил столб пыли. Он отмахнулся и стал вытаскивать из корзины вещи. Сначала он делал это медленно и осторожно, потом все быстрей и быстрей. Здесь были старые кастрюли и чугунки, две сковороды, утюг, банки с остатками красок, помятые тюбики, молоток и топор, запачканный красками халат, диванные подушки, большой таз и много мелких вещей домашнего обихода. Наконец… корзина была пуста.
Игорь пошарил руками по сырым дранкам, ощупав все ее дно, хотя этого совершенно не требовалось, — всем было ясно видно, что в корзине больше ничего нет.
— Как же так? — произнес Бунчук и чихнул.
— Будь здоров! — сказал Иван Никанорович.
— Я не понимаю… — прошептал Бунчук. — Где же она? Где «Зимняя канавка»?
Все молчали. Одни — подавленные неудачей, другие — из вежливости и великодушия, не желая огорчать тех, чьи мечты и надежды не осуществились.
Часть третья
Приезд отца
Ленинградская зима неустойчива: подует южный ветер, и наступает ростепель, словно юг находится где-то здесь под боком — в районе Пулковских высот или Славянки. Но стоит вздохнуть Ладоге или пошуметь карельским лесам, как в город приходит полярная стужа. Она сковывает реки, каналы и залив. Завывая на разные голоса, носятся вьюги по вздыбленному в торосах невскому льду. Раньше срока гаснет день, и тогда кажется, что Северный полюс рядом, — так ощутимо ледяное дыхание арктической пустыни.
Аня не заметила, как прошла зима, — неделя за неделей пронеслись в трудах и заботах. Надо было подгонять запущенные во время болезни занятия рисованием. В этом году, с переходом в восьмой класс, она собиралась оставить школу и поступить в художественное училище. Мечта стать художником ее не оставляла.
Дружба с тимуровцами и вступление в отряд не ограничивались только встречами. Аня выполняла тимуровские поручения. Как правило, они имели отношение к живописи. Стенгазета, хоть и раз в месяц, но требовала настоящего художественного оформления. Аня сделала, наконец, рисунки к давно обещанным ребятам значкам. На одном из них, который больше всего понравился тимуровцам, был изображен крутой обрыв над бурным потоком. В гордой позе победителя стоит знаменосец, сжимая двумя руками древко красного флага. Ветер натянул полотнище и алой дугой опоясал плечи знаменосца. Искусный орнамент украшает значок тонкой бронзовой резьбой, а вокруг выгравирована миниатюрная золотая россыпь: «Герою-тимуровцу за спасение жизни».
Были и другие работы: к весенним каникулам Аня вновь оформляла тимуровский каток. Откуда ни возьмись, в конце марта ударили морозы, и ребята решили отметить прощание с зимой спортивным праздником.
В один из этих студеных, но уже обласканных весенним солнцем дней ледокол привел в порт «Новую Ладогу». Встреча с отцом, как всегда, была очень радостной.
— Что же произошло с тобой такое, папа? — спрашивала после Аня. — Шел, шел домой, поднимался наверх по Атлантике, и вдруг… как говорит один мой знакомый тимуровец, «трах-бах»… скатился вниз к берегам Бразилии.
— Не понимаю, милая, что тебя удивляет…
— Ну, как же, папа! Острова Зеленого Мыса вон где, — провела Аня рукой по карте, стоя на цыпочках. — А Сан-Паулу? Смотри-ка, мне приходится чуть не на корточки садиться.
— Далеко! — согласился отец. — Ну, а что тебя удивляет? Вначале Сан-Паулу, а потом Зеленый Мыс.
— Э нет, папочка! Вначале радиограмма была с Зеленого Мыса.
— Какая радиограмма?
— Как какая? От тебя!
— С Зеленого Мыса я не посылал никакой радиограммы…
— А это что? — вынула Аня из стола телеграфный бланк.
Отец повертел его в руках, удивленно пожал плечами:
— Странная история! Ничего не понимаю… «Прошли острова Зеленого Мыса…» — прочитал он, потом поднес телеграмму поближе к лампочке и еще больше удивился: — Вот тебе на! Да ведь это фальшивка!
— Что значит фальшивка?
— Не настоящая, а поддельная. Таких телеграмм не бывает. Она напечатана на обыкновенной пишущей машинке прописными буквами. Фальшивка — и все. Интересно: кому понадобилась эта подделка? — недоумевал он. — С какой целью? Невероятный случай!
Отец рассказал, что, выйдя из Буэнос-Айреса в обратный рейс, «Новая Ладога» попала в полосу сильного шторма. Когда корабль находился у островов Фернанду-ди-Норонья, радист «Новой Ладоги» принял сигнал о бедствии с португальского корабля, который находился в ста милях восточнее. «Новая Ладога» пошла на помощь и в тяжелых штормовых условиях спасла весь экипаж гибнущего судна. Застигнутый бурей, португалец потерял рулевое управление, потом из строя вышел главный двигатель. Судно несколько суток носилось по океану. Досталось и «Новой Ладоге», — из-за порчи радиорубки была утрачена связь. Португальцев благополучно доставили в Сан-Паулу. Отсюда и была послана отцом радиограмма. «Новая Ладога», исправив повреждения, пошла прежним курсом — домой.
Отец снова повертел в руках загадочную телеграмму и, помолчав немного, добавил:
— Ничего не понимаю!
Пока отец рассказывал, Аня уже догадалась о том, кто был автором телеграммы. Вспомнилось, как однажды Игорь, Толя и Буданцев зашли к Ане во время болезни. Кто-то из них, кажется Буданцев, спросил об отце: когда он приедет или где он сейчас, — что-то в этом роде. И тогда Аня и мать — обе выразили свое беспокойство по поводу молчания капитана Баранова. Ребята, конечно, начали успокаивать, а потом… через два часа после их ухода в почтовом ящике Николка обнаружил эту телеграмму.
— Ну и хитрецы! — воскликнула с восхищением Аня.
— Кто это? — спросил отец.
— Тимуровцы, папа. Такие хорошие ребята!..
Она рассказала отцу об отряде, о мальчиках, которые оберегали ее от нападения.
— Действительно молодцы! — согласился отец. — Передай своим дружкам, что, когда у них будет этот самый клуб, — я их отблагодарю: организую уголок моряка, помогу сделать приборы, подарю морские карты, прокладочный инструмент — все как следует!
— Правда? — обрадовалась Аня. — Спасибо, папа!
Утром в школе Аня рассказала девочкам про случай с телеграммой.
Тося и Люда удивленно ахали, а Наташка почему-то печально вздыхала.
Девочки уже давно заметили, что при упоминании фамилии Буданцева Наташка всегда так вздыхала, печально и мечтательно.
Ночная беседа
Почти половина двора превратилась в склад строительных материалов. Под двумя временными навесами хранились свежеоструганные бревна, штабеля досок, горбыля и «вагонки», легкий штакетник. Он предназначался для нового забора на пустыре. Предприимчивый Иван Никанорович выклянчил пустырь, как он говорил, «навечно», пообещав создать здесь образцовую детскую спортивную площадку. Весной предстояли большие работы по дренажу, установке различных сооружений, посадке деревьев и кустарника, разбивке клумб.
— Но имей в виду, командир, — говорил Иван Никанорович Грише Буданцеву, — без твоих тимуровских, орлят я тут ничего не сделаю. Взяли мы с тобой вдвоем грех на душу, — давай и действовать сообща. Не справимся — пустырь весной улизнет, и уже навсегда.
— Не беспокойтесь, Иван Никанорыч! Я за ребят ручаюсь, — убеждал Буданцев. — Они не подкачают. Все летние планы отряда предусматривают работу на этой площадке. Не подведем! Вы же видите, как мы помогаем строительству клуба?
— Точно! — соглашался Иван Никанорович и удовлетворенно похлопывал Буданцева по плечу. — Молодцы! Верно говорит инженер товарищ Крылов, что ребята: — великая сила. Без вас бы… Э, да куда там к Первому мая!.. — усмехался он.
Строительство клуба шло полным «ходом. «Веселые подсобники», как называл ребят инженер Крылов, делали всё, чтобы облегчить труд строителей и ускорить сроки. Штаб тимуровского отряда создал три сменные бригады и укомплектовал их самыми надежными и физически сильными ребятами. Они таскали кирпичи, доски и песок, разогревали и месили глину. Ребята из звена «содействия технике» выполняли даже мелкие плотничьи, столярные и малярные работы. Родители не протестовали, наоборот, — были даже рады: делом занимаются. Если не во вред учебе, — пусть! Они мирились с душераздирающим воем электропилы, которая заготовляла для клубного пола плитки дубового паркета, мирились с пылью и мусором двора, заваленного заготовками и отходами строительства. А кое-кто из родителей и сам охотно помогал на стройке, понимая, какую пользу детям принесет будущий клуб.
Игорь после своей неудачи с злополучной корзиной не оставлял надежды найти «Зимнюю канавку». Ребята щадили его самолюбие и не напоминали о случае в котельной. Только Костя «трах-бах» и Виктор, видимо сговорившись между собой, подпускали иногда «шпильки». Особенно Виктор. Встретится с Игорем и начнет:
— Вот какое дело, Игорек… Послушай… — а сам Костю подталкивает и подмигивает ему. — Топаем мы с Костей сегодня по улице. Смотрим, — тетенька с Балтийского вокзала идет. Надрывается, тяжелые вещи тащит: чемодан и корзину. Ну, мы, конечно, как тимуровцы, на выручку: «Разрешите, поможем». Она говорит: «Ах, спасибо, ребята! В Ленинграде все такие внимательные… Возьмите корзину». Мда… Вот несем мы с Костей корзину, а сами думаем: «Эх, жаль, нет с нами Игорька, — посмотрел бы, а вдруг в корзине-то… «Зимняя канавка».
И Виктор начинает хохотать, а Костя ему вторит, да так зычно и заливисто, что прохожие оглядываются.
А то, случается, вдвоем опять же разыщут где-нибудь Игоря, схватят его под руки и начнут с двух сторон таинственно шептать, перебивая друг друга:
— Тсс! Пес! Ни слова! Сейчас на третий двор новые жильцы приехали. Грузовик мебели, рояль и… две бельевые корзины.
Игорь стойко сносил эти насмешки, говорил:
— Ладно! Смеется тот, кто смеется последним.
Вместе со своим помощником Деминым он за зиму немало покатался по городу, разыскивая, в какой артели «Реммебель» работает Василий Кузьмич Горохов — управхоз, сменивший после войны Галину Алексеевну Москвину. Наконец, удалось такого найти. Василий Кузьмич сказал, что действительно он такую корзину знает. Даже интересовался ее содержимым и нашел две очень запачканные картинки. Дал их посмотреть знакомому художнику-плакатисту, ценные они или нет. Тот обещал разобраться, да видно забыл, а может, картинки бросовые.
Василий Кузьмич дал им адрес плакатиста, и ребята покатили на Петроградскую сторону. Но здесь их ожидала неприятность. В квартире сказали, что художник вот уже несколько лет как уехал работать в Благовещенск.
Получив адрес, Игорь и Коля написали художнику в Благовещенск подробное письмо и попросили ответить.
Из всех тимуровцев в это дело были посвящены только Буданцев и Толя Силаев. Буданцев даже перепечатал письмо на пишущей машинке, и все вчетвером подписались: «Члены совета штаба наследников Тимура…» такие-то… Обратный адрес был дан Игоря Бунчука, и Буданцев частенько спрашивал его, нет ли каких-нибудь известий.
Гриша в эти дни был полон особой энергии. Еще бы! Ведь мечта о клубе становилась действительностью. Он пользовался каждой свободной минутой, чтобы сбегать на стройку: помочь перетащить какую-нибудь бадью с цементным раствором, горку кирпичей или вынести из котельной строительный мусор. В мечтах он уже видел будущий клуб таким, каким он был на проекте: маленький зрительный зал с эстрадой, кинобудкой и экраном, три комнаты для кружковой работы. Но Гриша не просто мечтал, а уже прикидывал, как интереснее развернуть будущую деятельность тимуровцев. Он завел «Тетрадь предложений» и пустил ее по рукам. Через две недели она вернулась мятая и разбухшая, испещренная записями. Ребят интересовало все: наука и техника, искусство и спорт, литературный кружок и военное дело, токарное ремесло и художественная вышивка, фотография и школа танцев. Одни хотели научиться играть на рояле и баяне, требовали открыть музыкальный кружок; другие желали участвовать в спектаклях. Гуляев писал: «Нужен стрелковый тир с хорошими винтовками и настольный теннис». Саша Кудрявцев ратовал за шахматную секцию и секцию радиосвязи. Он даже приложил чертежи для клубной коротковолновой приемочно-передаточной радиостанции. Юннаты требовали целую оранжерею для домашнего разведения цитрусовых. Вкусы, мечты и желания ребят совпадали, пожалуй, только в одном: «Нужна большая клубная библиотека с интересными книгами».
Раздумывая над записями, Буданцев решил сделать несколько вариантов плана и поставить его на обсуждение совета штаба.
В школе Гриша пользовался всяким удобным случаем, чтобы посоветоваться с Громовым. Не забывал иногда забежать и к Клавдии Петровне. У инспектора детской комнаты был большой опыт работы с ребятами.
К сожалению, все эти планы несколько расстроило одно неожиданное обстоятельство. Как-то уже поздно вечером в комнату Гриши вошел отец.
Сергей Назарович держал в руках ящик с табаком, коробку гильз и машинку для набивки папирос. Видимо, разговор предстоял серьезный и долгий.
— Что скажешь, сын, относительно жизни в Москве? — неожиданно спросил он.
Нет, такого разговора Гриша не ожидал. Он даже присел от изумления.
— Тебя переводят в Москву? Совсем?
— Представь, да. Министерство, собственно, давно имело такое поползновение. Но настойчивой необходимости не было. А сейчас создается новое научно-исследовательское бюро. И я с большим интересом буду в нем работать…
— Когда? — только и спросил Гриша.
— Разумеется, не завтра… Закончишь учебный год, а десятый класс придется уже начинать в Москве…