— А что это было за дело, когда он вывернулся? — поинтересовался отец.
— В аэропорту «Шереметьево-2», в международном, задержали одного иностранца с несколькими иконами, — объяснил Миша. — Разрешение на вывоз было у него в полном порядке, но таможню насторожило то, что на такие редкие и старые иконы разрешение обычно не дают, и они решили проверить. Вызвали своего эксперта по произведениям искусства — на любом таможенном пункте есть такой. Дело и закрутилось. Эксперт сверил разрешения на вывоз этого иностранца с другими разрешениями на вывоз последнего времени — и оказалось, что все разрешения на вывоз икон, литых изделий шестнадцатого-семнадцатого веков, вышивок бисером, изделий фирмы Фаберже и прочего подписаны одним и тем же человеком — работником того управления в министерстве культуры, которое дает разрешения на вывоз. Нет, все правильно, разрешения зависели от него, и право ставить государственную печать он имел… Но, сами понимаете, нехорошо это пахло. С таможни нам сразу и позвонили. Мы примчались, побеседовали с иностранцем. Нормальный мужик оказался, честный коллекционер, гражданин Дании, ничего не знал. Рассказал, что бродил по московским галереям и антикварам в поисках интересных вещичек для своей коллекции. И в одной галерее на Старом Арбате пересекся с молодым человеком, который рассказал ему, что неподалеку есть галерея, предлагающая просто замечательные вещи на продажу — и главное, эта галерея имеет право оформлять разрешения на вывоз. Молодой человек даже проводил его до этой галереи…
— Это и был Желтовский? — спросил я.
— Он самый, — кивнул Миша. — Дальше он в этой истории не участвует. Проводил и все. Прицепиться не к чему. Мол, случайно знал об этой галерее и хотел человеку услугу оказать. Так и увильнул в тот раз. А датчанина приняли со всем почетом, показали все, выставленное в открытую продажу, а потом сказали ему, что для самых хороших клиентов у них есть особые предложения. Мол, кое-какие вещи, слишком ценные, в торговые залы не выставляются. Провели его в заднюю комнату, очень уютную, с мягкими креслами, и там, за чашечкой кофе, показали ему такие иконы, что он просто обалдел. Да и стоили иконы по-божески. Как ему объяснили, в Москве сейчас настолько шаткий рынок искусств, что за более крупную цену самые лучшие вещи не продаются. Вот он и отобрал три иконы. Затем зашел через три дня, оплатил иконы, забрал их вместе с разрешениями, а на следующий день выехал в аэропорт…
— И что было дальше с этим датчанином? — поинтересовалась мама.
— Вот и предстояло решить вопрос, как с ним быть, — ответил Миша. — Вроде, мужик ни в чем не виноват, и разрешения в полном порядке, выданы человеком, обладающим властью и правом выдавать такие разрешения. Задержать иконы до выяснения обстоятельств — шум может начаться, а нам лишнего шума не надо. Николай Михайлович прикидывал, звонил начальству, советовался… В итоге решили так. Датчанину оставили иконы как законно приобретенные и законно оформленные к вывозу, но взяли у него подписку о неразглашении всей этой истории в аэропорту и беседы с ним. Сказали, что, мол, его никто не теребит и всегда добро пожаловать в нашу страну, но если он разболтает эту историю, его, во-первых, навеки лишат права въезда в Россию, и, во-вторых, в Европе оповестят, что он оказался пособником контрабандистов — вольным или невольным, это пусть они там разбираются. Втолковали ему, что пока необходимо сохранить секретность в интересах следствия. Датчанин согласился на эти условия, подписал все нужные бумаги и улетел. А дальше — дело завертелось. Там много чего всплыло. И коррупция, и огромные взятки за разрешения на вывоз — с тем чиновником делились щедро. И незаконная предпринимательская деятельность, и перепродажа краденых икон, и соучастие в контрабанде и расхищении культурных и исторических ценностей… Упекли, в общем, всю честную компанию, по целому букету статей.
За окном мелькали заснеженные поля и леса, современные, сверкающие яркими красками бензоколонки и старые, покосившиеся избы деревень, красивые новые кафе для автолюбителей с тугим кошельком и обшарпанные забегаловки для шоферов-дальнобойщиков.
— А меня продолжает волновать вопрос, почему этот «рыбак» нас преследует, — сказал я. — Понятно, что, выходит, ему некуда спрятаться и нужно идти ва-банк. Но почему? И разве он сам не должен соображать, что если я ехал в поезде по просьбе милиции, чтобы опознать преступников, то и его фоторобот давно у вас имеется? А может, вы знаете, кто он такой, и не арестовываете по каким-то своим причинам — чтобы проследить, на кого еще он вас выведет? В любом случае, я ему получаюсь уже не нужен, нисколечки не нужен… Мне кажется, следя за мной, ему надо выяснить что-то совсем особенное, совсем неожиданное… Что-то такое, что нам и в голову не приходит.
— Факт! — сказал Ванька. — Я и сам ломаю голову, что бы такое это могло быть… А тот чиновник, который за взятки разрешения на вывоз давал — что с ним стало? — поинтересовался он.
— Восемь лет получил, — усмехнулся Миша. — До сих пор отдыхает на сибирском курорте за колючей проволокой.
— А не может быть такого, — сказал отец, — что этот «рыбак» был одним из тех, кто поставлял краденые ценности галерейщикам? Оттуда он и Желтовского может знать. Ведь вполне возможно, что он, как хитрый колобок, который и от дедушки ушел, и от бабушки ушел, ускользнул тогда незамеченным, как чуть не ускользнул сейчас…
— Ну, на всякого колобка лиса найдется, — ответил Миша.
— «Рыбак» вполне может быть государственным чиновником, связанным с музеями, — сказал я. — Поэтому ему и линять некуда. Ему надо оставаться на своем месте, чтобы и дальше ворочать своими темными делами.
— Эта версия тоже проверяется, — сказал Миша. — Выясняем, например, кто имел доступ к фондам музея, из которого были украдены экспонаты, и твой гребень в том числе. И кто мог знать о музейных системах сигнализации и прочем.
— Так что твои подсказки не требуются! — отец, обернувшись, подмигнул мне. — Как ты видишь, работа кипит по всем направлениям! Все учтено!
— А я и не подсказываю, — я немного надулся.
— На самом деле, нам требуются любые подсказки и любая информация, — сказал Миша. — Конечно, многое приходится отсеивать, но никогда не знаешь, где среди мусора блеснет жемчужина или золотое зернышко.
Эти слова меня немного приободрили и я опять задумался, глядя в окно. Странным было поведение этого «рыбака», очень странным… Он словно нарочно подставлялся… Но зачем?
Глава шестая
Великий день Фантика
На привокзальную площадь мы приехали где-то без десяти одиннадцать. Дядя Сережа уже ждал нас. Он стоял у своей машины и поглядывал в сторону станции и здания автовокзала, где парковались прибывшие автобусы. Увидев нас вылезающими из жигуленка, он удивился:
— Ба, как это вы так?
— Знакомые подбросили, — сказал отец. — Здорово, Серега!
— Здорово, Ленька! — они обменялись крепким рукопожатием. — Перегружайтесь в мою машину.
— Спасибо вам огромное, — обратилась мама к Мише. — Ради нас пришлось ехать в такую даль…
— Что вы, мне нравится быть за рулем! — весело ответил Миша. — Хлебом не корми, дай покататься. И потом, я своего тоже не собираюсь упускать. Раз уж я здесь, погляжу выступления фигуристок.
— Надеюсь, это не из-за нас… — начал отец.
— Нет, нет, — поспешно заверил Миша. — Просто я очень люблю фигурное катание. Надеюсь, билетик еще можно достать? — обратился он к дяде Сереже.
— Вроде да, — ответил дядя Сережа. — Народу полно, но дворец огромный, так что билетов хватает.
— Вот и замечательно! Вы ко дворцу? Тогда я поеду вслед за вами!
Мы перенесли вещи в машину дяди Сережи, сели в нее и поехали. Миша тронулся следом, стараясь не отставать.
— Кто это? — полюбопытствовал дядя Сережа.
— Работник угрозыска, — хмуро ответил отец.
— Вот как? — дядя Сережа присвистнул. — Ребята опять какую-то кашу заварили?
— Угу, — ответил отец. — Но, слава Богу, ничего особенного. Потом расскажем.
Мы подъехали ко дворцу, и дядя Сережа провел нас со служебного входа, предварительно объяснив Мише, где билетные кассы.
— А мы проходим бесплатно, как родители одной из главных конкурсанток, — сказал дядя Сережа. — Мы и наши друзья. И места нам отведены замечательные! Давайте зайдем к Фантику, вы ее поприветствуете. Только ненадолго, она вся на взводе.
Фантик сидела в комнате для конкурсанток, серьезная и сосредоточенная. Она была уже в костюме для выступлений, зеленом с золотом, который ей очень шел. Только коньки она еще не надела, а держала в руках. Она беззвучно шевелила губами, будто повторяя про себя то, что ей ни в коем случае нельзя забыть.
Увидев нас, она искренне обрадовалась.
— Привет! Как здорово, что вы добрались!
— Привет! — сказала мама. — Забежали пожелать тебе успеха!
— Спасибо! — сказала Фантик. — Я… я уж постараюсь!
— А под какую музыку ты будешь выступать? — с подозрением спросил Ванька.
Фантик была без ума от «Титаника», и говорила, что будет выступать под мелодию песни из этого фильма. Учитывая, что этой мелодией она нас летом просто извела, постоянно ее напевая, беспокойство Ваньки было вполне оправданным. Он успел возненавидеть эту мелодию до глубины души и ни за что не пожелал бы услышать ее еще раз.
— Не под «Титаник», не беспокойся, — улыбнулась Фантик. — Мы с тренером, Надеждой Сергеевной, еще в сентябре решили, что слишком это расхожая сейчас мелодия. Мы подготовили две композиции. Одну — под музыку из «Щелкунчика», ведь там все дело на Рождество происходит, и музыка самая что ни на есть рождественская, как раз к случаю. И вторую — на музыку очень хорошего танго, чтобы, как она говорит, «повеяло знойной Аргентиной посреди русской зимы». Надежда Сергеевна считает, что контраст будет впечатляющим и очень выигрышным. Вот за танго я больше всего волнуюсь. Резковатая получилась композиция, а мне резкие движения даются хуже, чем плавные. Жутко волнуюсь, честное слово!
— Да все у тебя будет хорошо! — сказал я.
Тут появилась тетя Катя — мама Фантика.
— Мы пойдем, — сказал отец. — Не будем докучать Фантику. После выступлений полно будет времени, чтобы все пообщались.
Дядя Сережа отвел нас на наши места, потому что уже начинались выступления.
На противоположной стороне мы разглядели Мишу и помахали ему рукой, а он помахал в ответ.
Заиграла музыка, по громкоговорителям объявили начало выступлений. Сначала нам показали «Ледовую феерию».
Это был целый спектакль в исполнении взрослых артистов! Дед Мороз собирался в путь, в окружении медведей, зайцев, лис и других своих друзей. Сделано все это было очень здорово и красочно, и мы хлопали от души.
После «Ледовой феерии» выступали клоуны, потом акробаты, потом дрессированные медведи.
В общем, удовольствия мы получили кучу. Но, конечно, мы с нетерпением ждали гвоздь и завершение программы: выступления юных фигуристок, учениц знаменитой местной школы. И вот великий миг настал!
Диктор объявил, что начинается финальная часть конкурса юных фигуристок и назвал имена восьми финалисток, которые будут сражаться за главный приз.
Все восемь финалисток выехали в центр ледовой площадки и встали в ряд. На белом ледяном пространстве все они казались такими маленькими, тоненькими и хрупкими! И каждая была в красивом костюме. Все костюмы были разных цветов, так что настоящая радуга в глазах сияла.
И вот, после приветствий и представления фигуристок, начались выступления.
Такие вещи бывает трудно описывать. Это, наверно, как танцы: чтобы их хорошо описать, надо сочинять стихи, а обычными словами пойди, расскажи, что это такое. Одно могу сказать: выглядело это здорово, и девчонки крутили самые сложные фигуры с такой легкостью, как будто летать умели.
Фантик была настоящей феей — или зелено-золотой, невесомой как снежинка, рождественской елочкой, когда порхала под музыку Чайковского, и действительно ощущалось, что она на волшебном празднике, и что по всей земле люди радуются Рождеству.
А потом Фантик исполнила танго. Она остановилась в центре, сосредоточилась, пристукнула одним коньком, будто каблучком — и закружилась.
Ох, это было танго так танго! Фантик неслась в каком-то ошеломительном ритме! Потом, когда я пытался вспомнить ее выступление, у меня перед глазами стоял только зеленый огонь ее костюма, летящий так, как будто Фантик и не касалась льда.
…И вот она замерла, вскинув голову и подняв руку.
Пауза, потом аплодисменты. Потом опять пауза — жюри размышляло, и все ждали его решения.
А потом члены жюри стали поднимать таблички. Мы с Ванькой бешено считали в уме средний результат.
Фантик на пять сотых балла опередила основную соперницу и взяла главный приз! Потом три победительницы выехали на коньках в центр ледовой площадки, и им вручили призы. Фантику — большой хрустальный кубок, остальным девочкам — кубки поменьше; и всем — по хорошему фотоаппарату и по большому новогоднему набору конфет в коробках в виде Деда Мороза.
— Теперь, наверное, можно пройти и поздравить Фантика, да? — спросил я у взрослых.
— Разумеется! — ответил дядя Сережа. — Пойдемте, я вас отведу.
Фантик сидела, сняв коньки и держа в руках кубок. Фотоаппарат и конфеты лежали рядом с ней. На мир вокруг она смотрела совершенно пустыми глазами. По-моему, она была и ошеломлена, и растеряна, и до сих пор не могла уразуметь, что с ней произошло. Тренер стояла рядом, поглаживала ее по спине и говорила ласковые слова.
— Поздравляем, Фантик! — кинулись мы к ней.
А папа и мама Фантика подошли к тренеру.
— Поздравляем вас, Надежда Сергеевна! Спасибо вам! Это и ваша победа! И ваша, наверно, больше, чем Фантика!..
— Да что вы!.. — стала отмахиваться явно довольная Надежда Сергеевна. — Если бы не она…
А Фантик подняла на нас глаза и сказала:
— Получилось!.. Вы представляете, у меня получилось!..
— Еще бы у тебя не получилось! — сказал Ванька. — Ты у нас такая молодчина!
— И вы тоже, — сказала Фантик. — Я не знаю, удалось бы мне станцевать так здорово, если бы вас не было в зале…
— Конечно, удалось бы… — уверенно сказал я.
— А какой красивый кубок! — сказала мама.
— Да, — проговорила Фантик. — Очень красивый. Это копия одного из самых престижных мировых кубков… Руководство школы расстаралось, заказало…
— Копия? — переспросил я.
— Ну да, — кивнула Фантик. — С отличиями, конечно. Ну, смешно было бы, если бы копию сделали совсем точной… — она вздохнула. — В общем, это главный приз в моей жизни.
И она прижала кубок к груди. А Ванька поглядел на мое изменившееся лицо и спросил обеспокоено:
— Что с тобой?
— Со мной… со мной ничего, — ответил я. — Со мной все просто замечательно! Только мне надо побыстрее найти этого Мишу! Или — позвонить Николаю Михайловичу, если мы его не найдем!
— Ты догадался о чем-то важном? — с энтузиазмом спросил мой братец.
— Догадался! Слово «копия» замкнуло цепочку, понимаешь? Оно давно во мне скреблось… И я еще раньше должен был догадаться… Но никак не всплывало, а тут всплыло!
— Что всплыло? — отец повернулся ко мне. — О чем ты догадался?
— Потом объясню! — сказал я. — Сейчас мне надо срочно Мишу найти!.. Этим коридором я выйду в фойе? — спросил я у дяди Сережи.
— Выйдешь, — несколько удивленно ответил он.
А отец подмигнул ему: мол, все в порядке!
— Тогда я побежал! Если что — ждите меня на улице, возле машины! — сказал я, уже стартуя.
— И я с тобой! — крикнул Ванька, срываясь мне вдогонку.
Мы пробежали через коридор, сделали несколько поворотов, попали в фойе. Я стал оглядываться — и увидел Мишу, который у стойки кафе покупал кофе и бутерброды.
— Миша! — заспешил я к нему. — Миша!
Он повернулся к нам.
— А, вот и вы уже. А я решил вас тут подождать, и заодно перекусить. Да, замечательная у вас подруга. Всем утерла нос! Поздравляю! Я тоже за нее болел!