…Но сегодня днем ей снова не повезло. Она схватила большую сорожку, только начала ее заглатывать, как почувствовала, что острый крючок уколол в челюсть. Попробовала выплюнуть сорожку, но крючок засел глубоко.
Стремянная щука начала бросаться из стороны в сторону. Ей никакого труда не составляло порвать любую жилку. Но ссученный Колькой Синицыным шнур из суровых ниток очень крепкий. Долго Стремянной пришлось повозиться с ним, пока перепилила его своими острыми зубами.
Хорошо, что крючок сидел сбоку челюсти и не мешал щуке охотиться. Все утро Стремянная ничего не ела. А когда уже с голодом нельзя было совладать, бросилась на водяную крысу.
…Стремянная щука тащила свою добычу в глубину. Темнобурый ощутил страшную боль. Острые зубы рвали ему хвост. Бобр изогнулся и когтями хватил щуку по боку, сдирая чешую. И тут же вонзил острые резцы. Стремянная почувствовала, что ей не справиться с противником. Видно, она в самом деле постарела и плохо видит. В один день столько испытаний: попалась на животка и схватила неизвестного зверя. Она открыла пасть. Неизвестный рванулся, и щука снова недосчиталась нескольких зубов.
Темнобурый выполз на берег, тяжело дыша. Быстро шмыгнул в яму под корни упавшей сосны. Немного придя в себя, осмотрел порванный хвост. Он был в крови.
Бобр еще раз убедился, что днем опасность подстерегает на каждом шагу. Недаром мать и отец постоянно напоминали об этом и не выпускали гулять! Темнобурый несколько раз всхлипнул. Глаза сами собой закрылись, и он стал засыпать.
Река тихо накатывала небольшие волны на песок. Изредка посвистывали птицы. В новой норе было сухо и удивительно спокойно. Темнобурый больше не мог бороться со сном и закрыл глаза.
Глава 8. Первая ночевка в лесу
Первый день плавания по реке подходил к концу. Колька это понял, когда за дальним лесом опустилось солнце и неторопливо стало укладываться спать. Сначала оно расстелило красное одеяло, а потом взбило такие же красные подушки.
Река и лес на короткое время озарились дрожащим закатом. С луга молочно-белыми лентами плыл туман, потянуло прохладой и сочным запахом прогретой земли.
Мальчик очень обрадовался, когда салка ткнулась в мель. Он еще дальше протолкнул плот шестом. Бревна заскребли по крупному песку. Пока Колька укреплял салку у берега, надвинулась темнота. Где-то рядом ударила тяжелая рыба. По воде пошли волнами круги.
Лобастый голавль, вспыхнувший в ярком закате большими пятаками чешуи, вылетел из воды. Колька чуть не задохнулся от волнения. Ему не приходилось видеть такого огромного голавля. Вмиг он забыл обо всем на свете.
Мальчик быстро вырезал гибкий орешник и привязал жилку. Под корнями дерева отыскал толстую личинку майского жука. Торопливо наколол ее на крючок.
Взмах — и сторожкий поплавок из ноздреватой коры медленно поплыл по течению. Колька несколько раз перебрасывал свою насадку, но клева не было. Стая голавлей, словно издеваясь над мальчиком, продолжала все так же шумно выскакивать из воды и хватать насекомых.
Но Колька был терпелив. Толстая личинка с расплющенной головкой, как капля сургуча, то уплывала по течению, то вдруг возвращалась и косо двигалась к спокойной заводи; через минуту она шла вполводы, чтобы второй раз уже тащиться по самому дну.
— Посмотрим, кто хитрей! — сказал мальчик. Он порылся в полевой сумке и достал обманку. Это был острый крючок, любовно убранный пестрыми перьями сойки.
С лески мальчик снял наплыв и грузило. Ореховая палка была жесткой, и первый заброс вышел неудачным. Обманка упала около его ног. Еще один бросок — легкая обманка, просвистев в воздухе, мягко коснулась воды.
Колька потряс палкой, и обманка вдруг оторвалась от воды, как бабочка, и попробовала взлететь. Подлет был небольшой, и перышки снова чиркнули по воде.
Раздался удар. Но его Колька услышал позже. Леска натянулась, и ореховая палка протяжно заскрипела. Лобастый голавль вылетел из воды и молнией прочертил воздух. Палка согнулась колесом. Леска тонко запела.
Колька изо всех сил вцепился в палку. Широко расставил ноги. Давно уже погасла заря, но у самой воды еще просвечивала тонкая полоска неба. Голавль дернулся вправо. Колька поднял палку, и рыба заходила на кругах. Мальчик то чуть отпускал леску, то снова подтягивал ее к себе.
Голавль последний раз выпрыгнул из воды. Глотнул воздуха. Мальчик хотел вытащить его на берег таском, но тот сделал отчаянный прыжок и бросился в осоку.
Колька навалился на рыбу и сжал пальцами толстый хребет. Уставший голавль часто хлопал крышками жабр.
Пока Колька возился с голавлем, стемнело. Лесистый берег отодвинулся. Светлой оставалась только река, но от берегов уже ползли к середине густые тени.
Ночь становилась все гуще, и черные тучи все ниже и ниже опускались над рекой.
На охоте Кольке не один раз приходилось ночевать в лесу. Но тогда рядом с ним был отец. Колька спокойно укладывался спать на лапнике. В ногах свертывалась чуткая Тайга. А сейчас он оказался один в незнакомом лесу. Куда ни глянешь — темнота. Тихо перешептываются молчаливые деревья. Нет сил обернуться и посмотреть назад. Мальчику даже начало казаться, что за ним кто-то следит. И хотя он знает, что медведь и рысь сами на него не нападут, со страхом нельзя было совладать.
Одно спасение в костре. Колька быстро отыскал в полевой сумке завернутый в клеенку коробок со спичками. Чиркнул — серая головка раскрошилась. Чиркнул второй раз — неудача. Он изломал много спичек, прежде чем красный огонек перекинулся на бересту. Она сразу вспыхнула и стала завиваться маленькими колечками.
Колька подбросил сухих веток. Огонь набрал силу, разгорелся. По мере того как пламя вытягивалось, отодвигалась пугающая темнота. Около костра Колька почувствовал себя увереннее. Стало даже стыдно за свой недавний страх.
— Гу, гу, гу, гу, гу-цит! — закричала серая сова неясыть.
Но Колька уже ничего не боялся. Сова пролетела рядом, и мальчик ощутил дуновение ее широких крыльев. Он срубил две рогатульки, на палке повесил ведро. Пока закипала вода над костром, очистил голавля. Никогда ему не приходилось ловить таких красавцев на удочку. Даже удивился, как такую рыбину выдержала тонкая леска.
Как там без него на кордоне? Что подумали о нем бородатый егерь и Алешка? Ругали, а может быть, хвалили за сообразительность. Теперь уже поняли, что он отправился догонять бобра.
— Амик, где ты прячешься? — громко сказал Колька и посмотрел в сторону глухого леса.
Мальчику послышался хрипловатый голос Константина Федоровича. Вспомнил звучные строчки. Они явились неожиданно.
Если спросите — откуда
Эти сказки и легенды
С их лесным благоуханьем,
Влажной свежестью долины…
Колька подбросил в костер новую охапку веток. Пламя ярко вспыхнуло, и он продолжал громко читать:
Голубым дымком вигвамов,
Шумом рек и водопадов,
Шумом, диким и стозвучным,
Как в горах раскаты грома? —
Я скажу вам, я отвечу…
Вода в ведре закипела и выплеснулась на огонь. Угли зашипели и зачадили. Поплыл белый дым.
Мальчик быстро оттащил ведро. Пока остывала уха, он неторопливо стал припоминать длинный день. Захотелось узнать, какая щука взяла животка. Жалко, что ему не удалось ее вытащить! Потом он представил, что делает сейчас Тайга. Интересно, вернулась ли она на кордон или продолжает бежать за его салкой по берегу. Хоть бы узнать, что поделывает сейчас бобр. Миха-пчеловод стоял у него перед глазами. Жалко, что он подробно не расспросил его, трудно ли получать витаминный мед. Шиповника у них в лесу хоть отбавляй, а елок еще больше. Вернется, попробует дрессировать пчел. Витаминный мед можно будет сдать в колхозную больницу.
Размечтавшись, Колька совсем забыл, что он находится на реке и очень далеко от кордона. Невольно он снова подумал о матери и сестре Ольге. Вспомнив маленькую сестренку, Колька еще больше взгрустнул. Он представил, как она вечером плакала. На ночь он рассказывал ей сказки. Сказки Колька придумывал сам. Сказки у него двух сортов: смешные и страшные. Страшные Колька рассказывает днем, а смешные — вечером. Вернется он и расскажет Оле, как догонял бобра.
Эти сказки и легенды
С их лесным благоуханьем,
Влажной свежестью долины,
Голубым дымком вигвамов.
Расскажет он девочке о лобастом голавле, которого ему удалось поймать на обманку. Колька жадно втянул наваристый запах. Очень хотелось есть. Чтобы скорей остудить уху, поставил ведро в воду.
Колька ложкой поймал рыбу. Положил ее на толстый пень и, крепко посыпав солью, откусил. Покончив с рыбой, обсосал все косточки и выпил юшку. От сытости потянуло в сон.
Среди ночи Колька проснулся от холода. Гудели комары. Сияли звезды, и узкий серпик месяца плыл лодкой по облакам. Отражение звезд и месяца дробилось в воде.
Было удивительно тихо. Костер погас. Под серым налетом пепла едва теплились угли.
Колька наломал сухих веточек и подул. Пламя взметнулось и выкинуло длинные языки. Когда огонь разгорелся, мальчик в стороне развел новую теплину. А сам лег поспать на горячий песок, где был недавно костер. Так делать научил отец. Скоро Колька снова пригрелся и заснул.
Три раза он переносил свою теплину и укладывался спать на новых местах. Колька проснулся, когда из-за черных верхушек елей брызнули лучи солнца. Дунул ветер, и отражение в заводи реки дрогнуло и ожило.
Колька неторопливо прошелся по песчаной отмели. Река лизала песок, выбрасывая веточки и листья деревьев.
В лесу заливались птицы. Где-то недалеко застучал черный дятел. Сухое дерево тонко запело, разнося громкие удары по лесу.
На песке перед Колькой были набиты четкие строчки птичьих следов.
— Амик, Амик! — несколько раз прокричал Колька, приставив свернутые ладошки ко рту. — Амик!
В лесу Колька наломал веточек смородины, чтобы заварить чай, и вернулся к костру.
Скоро мальчик напился чаю, закусил куском хлеба. Когда он оттолкнул салку, перед самым плотом проплыла большая стая голавлей.
Глава 9. Капустный календарь
Шел второй день Колькиной погони за бобром. Порой мальчику начинало казаться, что ничего особенного с ним не произошло, и он не спустился от кордона по течению на двадцать пять километров, не было встречи и знакомства с пчеловодом Михой, не вытаскивал он на обманку и лобастого голавля, не ночевал холодной ночью около теплины. Но больше всего он с тревогой думал о доме, об отце, матери и Ольге.
А между тем салка все так же боком двигалась по реке, шлепая расчалившимися бревнами, поскрипывая мокрыми связями. Навстречу выплывали незнакомые берега: левый — весь залитый солнцем, а правый — в тени лесистых круч. С болот подымался густой, опаловый туман и, растекаясь в безветренном воздухе, нес запахи воды и трав.
Иногда салку сносило под кручу, и тогда мальчик зябко ежился в сумрачной прохладе леса, настывшего за долгую ночь.
Шлепая босыми ногами по воде, Колька прошел на край плота. Зарываясь тупыми комлями в воду, бревна гнали от себя воду.
На толстом шершавом стволе сосны мальчик увидел ночную бабочку. Он накрыл ее ладонью. С мохнатых крылышек облетала пыльца. Когда Колька разжал пальцы, бабочка не взлетела и продолжала все так же крепко спать. Ночная бабочка лишний раз напомнила, что уже прожиты день и ночь и впереди еще долгая дорога и новые тревоги.
Особенно внимательно мальчик осматривал песчаные отмели и заливы. Не пропускал он заросли камыша и рогоза. На мелководье вырастали они островками. Вокруг круглыми блинами плавали листья желтой кувшинки и лилий. А навстречу им от потопляемых берегов двигались вербейник, чистец и водяной перец.
Но ни на отмелях, ни около густых зарослей растений мальчику пока не удалось обнаружить следов бобра.
Устав осматривать берега, Колька присел отдохнуть. Тревожные мысли перенесли его на кордон. Как там без него? Небось все беспокоятся его отлучкой? Что думает отец? Что говорят бородатый егерь и шофер Алешка? Если мама вернулась с Олей из района, ей все рассказали. Она, наверное, не спала всю ночь. Очень она пугливая!
Знакомая картина предстала перед ним. Загремев подойником, мама идет доить корову. В избе еще темновато. Небольшие оконца пропускают мало света. В печи весело потрескивают дрова. В чугунах варится обед. В деревянной деже подходит тесто. Пока они с Олей спят, мама вымесит тесто и посадит на горячий под печи хлебы.
Проснутся они с Олей, а на столе дымится еда. От чугуна со щами идет наваристый запах мяса. Вареная картошка в пару.
— Продрал глаза, помощник? — Отец вскинет голову и улыбнется. — Я в обход собираюсь, пойдешь?
Дожидаясь ответа, он, как всегда, примется неторопливо хлебать щи.
— Пойду! — Колька помчится умываться, а потом будет, обжигаясь, глотать горячие щи, уплетать картошку.
Может быть, мама сегодня затерла картофельные деруны? Или напекла пшенные блины из толченого зерна?
Вспомнив так некстати о еде, Колька судорожно проглотил слюни. С каким бы удовольствием он пожевал корку свежего, душистого хлеба, умял бы несколько штук здоровых дерунов и выпил бы корчажку ряженки!
Салка проскребла по песку. Развернулась на месте и, сносимая течением, медленно обогнула кривулю.
Впереди на лугу показалось стадо. Коровы, отмахиваясь от наседавших слепней, торопливо входили в воду.
Старик пастух в толстом брезентовом плаще, топорщившемся на нем, как лист железа, приставил ладонь ко лбу и негромко прокричал:
— Ты чей, парень?
— Синицына Василия Ивановича!
— Не слыхал. Издалека, что ли?
На бугор вымахал мальчишка в больших резиновых сапогах. Чтобы легче было бежать за салкой, мальчишка взмахнул ногой, и сапог, кувыркаясь в воздухе, полетел в траву. Еще взмах ногой, и второй сапог в траве.
— Куда плывешь? — звонкий голос мальчишки пронесся по реке. — Скажи!
— Не знаю.
— Катаешься?
— Бобра ищу. Не видел? Убежал с кордона.
— Не приметил. Кто будет — зверь аль птица?