В это время в коридоре скрипнула дверь. Тетка взяла себя в руки.
— Сейчас же бери деньги! — сурово приказала она. — Теперь не время спорить. Я еще зайду, либо ты придешь ко мне в больницу. И помни, что, кроме желаний, есть еще и дисциплина. Поняла?
Нина сразу подняла голову, глянула на тетку, потом на скрипнувшую дверь, за которой слышался говор бабушки и детей. Молча взяла деньги и, нахмурившись, спрятала их в комод.
Проходят дни, проходит лето;
Настала осень, шелестит
Лист пожелтевший. Радость, где ты?
Старик, потупившись, сидит.
Яринина не слышно смеха —
Отца единая утеха
Больна; с кем будет век дожит?
Чем старость обогреть? И снова
Он вспомнил сына молодого,
Свои хорошие лета.
Вспомнил и заплакал
Седой богатый сирота.
«Боже, — удивляется Нина, — писал человек чуть ли не сто лет тому назад, а кажется, будто о нас, о сегодняшнем дне! Разметала лихая доля кого на войну, кого в могилу. И сидим осиротевшие, пытаемся заглянуть в будущее, угадать свою судьбу. Только и разницы, что на завалинке не дед, а бабушка горюет и плачет. Пора бы уже успокоиться, ведь четвертый месяц пошел, как не стало дедушки, а она все плачет и тает прямо на глазах.
— Бабуся, — громко зовет Нина, чтобы отвлечь ее от горьких мыслей, — не приходила еще Мария?
— Нет, не приходила.
— Опять где-то замешкалась. Вот квартирантку послал нам бог. Носится по городу со своим товаром, как ведьма на помеле.
В голосе девушки звучат смешливые нотки. Нет уже той настороженности и недоверия, которые сковывали Нину раньше, после первого знакомства с Марией.
Всегда веселая, приветливая, ласковая к детям молодица сумела завоевать сердца и старухи и ребят. Мария сдержала слово. Не отделываясь обещаниями, она уже через неделю поехала в село и, вернувшись оттуда, привезла полмешка гречневой и ячневой крупы для Лидии Леопольдовны — часть в уплату за комнату, а часть за деньги. За продукты взяла на диво мало и только просила старуху, чтобы та не рассказывала соседям, сколько платила за крупу.
— Как узнают, бабуся, перекупщицы, почем вам я продала, скажут, я цену сбиваю, а они народ мстительный. Постараются мне напакостить. Время такое, что со всеми надо жить в ладу. Иначе из моей торговли выйдет один пшик.
Мария, видимо, навезла немало всякого добра, потому что, поторговав на базаре, не уехала в село, а осталась в городе. «Где она шатается весь день?» — думала Лидия Леопольдовна. Соседи говорили, будто на вокзале около поездов торгует. Нина тоже не расспрашивала Марию о ее делах, но про себя не раз думала: «Ну и пройдоха! Я только раз сунулась было обменять вещи на продукты, и ничего не вышло — вещи пропали, зерно отобрали. А она любого вокруг пальца обведет, все ей удается. Такие не только переживут оккупацию, а может, еще и наживутся на ней».
Тем не менее Нина все больше и больше сближалась с Марией. Молодая женщина привлекала к себе теплотой, душевностью, лаской. Вечерами они вдвоем засиживались у остывавшей печки, когда Лидия Леопольдовна и дети уже спали.
— Тетя Мария, — спрашивала Нина, — как живут теперь крестьяне в деревне?
— Невесело, девонька. Работают. Надо же работать. Без этого и они и все мы пропадем.
— Весной засеялись?
— А как же!
— И летом собрали урожай?
— Конечно, собрали.
— Зачем? Фашисты ведь все равно забрали хлеб.
— Не весь, Ниночка, не весь.
— Разве крестьянам на трудодни давали зерно?
— Ха! Держи карман шире. Наелись бы того, что дадут. Выдали крохи, а остальное… мы свое же зерно крали прямо с поля. У нас в селе немцы не часто бывают. Орудуют староста да полицаи. А этих мы научились обводить. Много нашего хлеба и к партизанам ушло.
— Правда? — оживилась девушка. — А как вы его переправили к ним?
Мария задумалась, глядя на мигающий огонек коптилки.
— Я, признаться, сама не видела, но от людей слышала, что мужчины наши нагрузили возы зерном и повезли вроде на железнодорожную станцию. А как выехали за село, вскоре свернули в лес к партизанам. Ну, а оттуда привезли липовую квитанцию, что хлеб сдан немцам. И все обошлось чин чином.
— Вот молодцы! — обрадовалась Нина. — Староста небось и не догадался?
— Может, и догадался, но и он вскоре исчез вместе с квитанцией.
Нина удивленно раскрыла глаза.
— Ох, ты! Как ловко! А далеко от вас Елино, тетя Мария?
— Не близко.
— Вы слышали, там шли бои между партизанами и карателями.
— А как же. Не только слышала, но и видела, сколько их полегло там.
— Карателей?
— Ну да. Когда после боя партизаны отошли, оккупанты стали свозить в село своих раненых и убитых.
— Так им и нужно, собакам!
Мария внимательно и как-то необычно строго глянула на собеседницу.
— Уже поздно, девонька. Пора и спать ложиться.
Нина подумала, что сгоряча, кажется, сказала лишнее.
Впрочем, на другой день все шло, как обычно. Нина разговоров о партизанах больше не затевала. Вместе с Лидией Леопольдовной она возилась по хозяйству, а Мария в полдень отправилась в город, взвалив на плечи довольно увесистый мешок с фасолью.
Вернулась она под вечер вся в синяках. Едва переступив порог, стала ругаться на чем свет стоит.
— Кто это вас так? — испуганно кинулась к ней Лидия Леопольдовна.
— Немцы. Сволочьё это! Пусть бы их земля сырая ела, не переставая! Холера бы их взяла, паразитов! И детей их, и все фашистское кодло, аж до десятого колена!
— Как же это случилось?
— Да вот была я на железнодорожной станции, хотела продать фасоль. И всегда-то немцев я обхожу десятой стороной, а тут, как на грех, проглядела. Увидел какой-то офицер, что я торгую на перроне, подошел да бах ногой. Так и полетела моя фасоль по всей платформе. Мне бы все кинуть да смыться побыстрее, а я фасоль собираю. Ну, тут он кликнул солдат. Те подбежали и, не спрашивая, что к чему, погнали меня взашей, надавали тумаков и выбросили с перрона на привокзальную площадь.
Мария всхлипывала, потирая то бока, то шею, то встряхивая остатки фасоли в мешке.
— Хватит слезы разводить, — вдруг строго сказала бабушка. — Давай раздевайся да помойся хорошенько горячей водой и поужинай толком. А от таких дел не нагорюешься, не наплачешься. Силы надо беречь. Так-то мой старик наказывал.
Когда Нина вернулась домой, она застала Марию за ужином. Только стала было квартирантка рассказывать о происшествии на станции, как пришла Ольга Осиповна. Повторив свой рассказ, Мария ушла к себе в комнату; вслед за ней пошла и Ольга Осиповна и, побыв там недолго, ушла домой.
Утром Мария уехала в деревню, несмотря на то что был воскресный день, на базаре множество народа и можно было выгодно поторговать.
Прошло три дня. Мария не появлялась. Нина зашла в ее комнату, чтобы убрать, вытереть пыль, и увидела, что квартирантка не все продала. Под кроватью стояли мешочки с фасолью, луком, в одном было несколько килограммов муки.
— Что делать с этими продуктами? — спросила Нина бабушку.
— Пусть стоят. Она придет за ними, будь спокойна. Выждет немного, пока забудут о ней немцы, и придет.
И в самом деле, дней через десять Мария снова постучалась к ним.
— Здоровеньки булы! — весело поздоровалась она с порога. — Соскучились?
Казалось, она принесла с собой не кошелки со всякой всячиной, предназначенной для продажи на базаре, а целый мешок радостей. Глянула на обитателей бабушкиной хаты — и глаза у всех заискрились, на устах появились теплые улыбки. Даже Ляля весело потянулась ей навстречу.
— Ишь ты, малышка, видно, чует, что тетя Мария не забыла привезти ей гостинца. Ну, как тут? — продолжала Мария. — Не искали меня немцы?
— Да нет, бог миловал.
— А я, признаться, испугалась. Потому и не показывалась недели две на базаре. Что, если ищут, думаю?
Задвинув под кровать мешки и наскоро пообедав, Мария ушла в город.
А вскоре после того наведалась Ольга Осиповна. Как всегда, поиграла с маленькой Лялей, поговорила о городских новостях с Лидией Леопольдовной, а потом, воспользовавшись минутой, когда та вышла в сени, тихо сказала:
— Мне нужно поговорить с тобой, Ниночка.
— Пожалуйста.
— Здесь нам могут помешать. Выйдем куда-нибудь.
— А куда?
— Да хоть на огород. Кстати, все ли у вас там сделано?
— Да нет, картошка еще не вся выкопана.
— Вот и хорошо, пойдем на огород.
Нина накинула платок, и они вдвоем, взяв заступ и ведро, пошли тропинкой со двора на огород.
— Скажи, Нина, — прервала молчание Ольга Осиповна, — ты после той листовки ничего не писала?
— Ничего. А что, снова появились листовки?
— Нет. Я не об этом. Ты что, испугалась тогда, что листовки наделали столько бед, и решила отказаться от этого дела или просто послушалась моего совета?
Нина подняла удивленные глаза:
— Почему вы так думаете? Не было о чем писать, потому и не писала.
— Вот как… — усмехнулась Ольга Осиповна и снова замолчала.
— А почему вас это интересует? — нетерпеливо спросила девушка.
— Хочу предложить тебе работу.
— Какую?
— При железнодорожном клубе есть театральный кружок. Они, правда, называют себя громко: «Театральная труппа города Сновска» или «Труппа Чернова». Так вот, им не хватает артисток, особенно танцовщиц. А ты, насколько я помню, в этом деле мастак. На спектаклях в клубе бывают немецкие офицеры и солдаты — для них в нашем городишке это единственное развлечение.
Нина хмуро уставилась на тетку.
— Что же вы хотите, чтобы я шла веселить фашистов?
— А что тут такого? — усмехнулась Ольга Осиповна. — Веселить — не убивать. Большой смелости для этого не требуется.
— А я хочу убивать их, понимаете? — вдруг вся вспыхнув, ответила Нина и стала с ожесточением кидать в ведро собранный картофель.
— Успокойся, — Ольга Осиповна ласково прикоснулась к Нине, — не горячись. Будто ты и в самом деле способна кого-то убить. Подумай лучше, как жить будете. Семья все-таки, есть-то всем нужно. Пойдешь в клубную труппу, получишь продовольственные карточки, деньги.
— Не уговаривайте. Не пойду я работать на немцев! Да еще куда — в клуб, куда они ходят развлекаться.
— Но ведь там паек дают и кое-какие деньги все же платят…
— Ну и пусть подавятся своим пайком! Он мне поперек горла станет.
Ольга Осиповна помолчала.
— Значит, ты и меня презираешь за то, что я пошла работать в больницу. На немцев, так сказать.
Нина не отозвалась.
— Почему молчишь? Говори прямо.
— Не знаю, что сказать, тетя Оля. Может, у вас действительно нет иного выхода. Вы до войны были кандидатом партии, немцы, наверно, следят за вами, держат под наблюдением. Но мне все же кажется, лучше было бы, если бы вы пошли к партизанам.
— Конечно, лучше, — сразу согласилась Ольга Осиповна, — но ты же сама говоришь, что я кандидат партии, а партийному человеку нельзя выбирать, где лучше…
Нина озадаченно смотрела на тетку большими темно-синими глазами.
— Я вас не понимаю, — сказала она растерянно.
— Что тут непонятного? Как ты думаешь: должен быть у партизан в городе такой человек, который живет здесь тихо, незаметно и делает необходимое для них дело?
— Н-не знаю… Видимо, должен быть…
— Ну, а если бы тебе предложили помогать им?
— Кто предложил?
— Партизаны. Ты согласилась бы?
— Конечно.
— Ну вот, они тебе это и предлагают.
Нина вздрогнула.
— Вы это серьезно, тетя Оля?
— Вполне. Предлагают идти в клуб работать, в театральную труппу, и работать для партизан.
— А вы не шутите?
— Такими вещами нынче не шутят, сама должна понимать.
— Что же я должна делать?
— Сначала ты должна дать свое твердое согласие.