— Похитили ребенка? — изумился инженер. — Зачем?
— Я уже тысячу раз задавал себе этот вопрос!
— Могу ли я узнать какие-нибудь подробности?
Инспектор покачал головой.
— Только когда все кончится… Сейчас я не имею права рассказывать об этом.
Он пересек комнату и машинально взял какую-то книгу со стола инженера.
— У вас хорошая память? — спросил он его тихо.
— Даже отличная, — ответил молодой человек. — Среди моих однокурсников были студенты куда способнее меня, но материал никто не знал так, как я. Этим я обязан исключительно своей памяти.
Инспектор взглянул на него с какой-то смутной надеждой.
— Вспомните-ка хорошенько вашу предпоследнюю встречу. Сколько примерно времени вы пробыли на улице в то утро?
— Минут двадцать…
— Не мало… И за это время не произошло ничего такого, что бы привлекло ваше внимание? Ничего особенного вы не заметили?
— Нет! — ответил инженер после небольшой паузы.
Инспектор вздохнул.
— Не видели ли вы мальчика лет пяти — шести с белой фарфоровой миской в руках?
— Да, очень хорошо помню это, — кивнул инженер.
— Значит, вы его видели? — встрепенулся инспектор.
— Мальчик в коротких штанишках. Да, да. Помню, он поставил на тротуар миску, положил в нее что-то, наверное, деньги, и запрыгал на одной ноге.
— Что же, он один играл?
— Нет, просто у него отстегнулся ремешок сандалии.
— Ах, вот что… Ну, а потом?
Инженер глубоко задумался.
— Право, не помню… Я перестал на него смотреть.
— Улица-то, как вы знаете, товарищ Христов, очень тихая… Если бы по ней, скажем, проехала машина, вы бы ее обязательно заметили.
— По ней действительно проехала машина! — поспешно отозвался молодой человек. — Я уже уходил, когда она показалась. Навстречу мне шла…
Инспектор в волнении приблизился к нему.
— Не помните, что это была за машина? Какой марки?
От напряжения на лбу у инженера обозначились глубокие морщины.
— Это был «Москвич» — очень хорошо помню. Голубовато-синего цвета.
— Вы уверены?
— Я — химик. Цвет был на редкость красив и привлек мое внимание. Поэтому я и запомнил машину.
— А не вспомните, висела ли за передним стеклом какая-нибудь игрушка?
— Что-то не припомню, — произнес в раздумье инженер.
— А водителя вы не разглядели?
— Так, смутно его помню… Во всяком случае, он не был похож на шофера-профессионала.
— Молодой, старый?
— Пожилой человек. Худощавый, кажется, в пиджаке кирпичного цвета.
Инженер усиленно рылся в памяти.
— Как будто бы с проседью, но я не уверен… А пиджак кирпичного цвета — это, кажется, точно… — продолжал он. — Вообще, человек очень приличного вида.
— В какую сторону шла машина? В ту же, что и мальчик, или навстречу ему?
— За ним. Но водитель не смотрел вперед, а в сторону, направо, как будто высматривал кого-то или что-то.
— Быстро она шла или медленно?
— Скорее медленно.
— Медленно?
— Кто едет быстро, тот не смотрит по сторонам.
— Потом вы что-нибудь видели?
— Нет, я ушел.
— А могли бы вы узнать этого человека?
— Может быть… Но не уверен…
— Это все, что вы можете мне сказать?
Молодой человек задумался.
— Если я еще что-нибудь вспомню, то сейчас же вам сообщу. Но это, кажется, все… Улица была совсем безлюдна. Она всегда безлюдна.
Инспектор пробыл у инженера еще минут десять, но ничего другого не узнал. Он оставил ему номер своего телефона, извинился за беспокойство и сердечно попрощался. В коридоре, однако, Табаков внезапно остановился и, немного помявшись, сказал:
— Вы уж меня простите, но и я бы хотел быть вам чем-нибудь полезен… По-моему, эта девушка не подходит вам…
— Знаю… — тихо сказал инженер и покраснел.
Заметив грусть в его глазах, инспектор тотчас же искренне пожалел о своих словах. Хороша благодарность — так опечалить человека! Но, может быть, мука, что гложет сейчас молодого человека, — ничто в сравнении с тем, что его ожидало бы впереди? Всегда лучше знать правду, даже если ты не в силах расстаться в ложью…
С такими мыслями в голове подходил Табаков к районному отделению милиции, где у него была встреча с участковым уполномоченным. Вид у лейтенанта, как и во все эти дни, был удрученный и даже какой-то виноватый. Инспектор видел, что его помощник доведен до отчаяния бесплодными поисками и просто мечтает о той минуте, когда, наконец, сможет доложить ему о чем-нибудь более или менее приятном.
— Есть какие-нибудь новости? — спросил Табаков, сдерживая улыбку.
— Совсем свежие! — с горечью ответил лейтенант. — Мы установили, чья машина останавливалась перед мастерской армянина…
— Серьезно? — поднял брови инспектор. — Это очень интересно!
— И еще как, — криво усмехнулся лейтенант. — Это была служебная машина Министерства внутренних дел…
Табаков на мгновение опешил, затем вдруг разразился громким хохотом. Не в силах остановиться, он бросился на один из старых расшатанных стульев и продолжал трястись всем телом, покуда на глазах у него не выступили слезы. Когда он снова взглянул на помощника, сидевшего с унылым лицом, его охватил новый приступ неудержимого смеха, и, чтобы успокоиться, он встал и прошелся по комнате.
— Да, это действительно смешно! — проговорил с глубоким вздохом лейтенант. — Стоит, стоит посмеяться, товарищ майор…
— Видишь, куда нас занесло? — заговорил наконец инспектор. — Видишь теперь, что значит произвольно оперировать фактами?
— Без гипотезы, товарищ майор, вообще ничего не сделаешь! Это все равно, что вслепую… По мне, уж лучше с плохой гипотезой, чем вообще без ничего…
— Так оно, так, не сердись! — принял наконец серьезный вид инспектор. — Только не следует забывать, что гипотеза это всего-навсего гипотеза… Никогда не следует стремиться доказать ее во что бы то ни стало, любой ценой. Пусть сама действительность докажет ее. Действительность, к которой мы подходим без предубеждения.
— Однако исключение одного факта еще не значит, что должна рухнуть вся гипотеза!
— Разумеется! Но если отпадет не один факт, а много?
Инспектор подробно рассказал лейтенанту о своей встрече с молодым инженером. Лейтенант слушал с напряженным вниманием, лицо его пылало от возбуждения.
— Вот находка! — воскликнул он, когда инспектор умолк. — Теперь мы знаем куда больше, чем вчера!
— А как же быть с гипотезой?
— А что? Гипотеза-то и привела нас к инженеру. Если бы не она, мы бы не стали разыскивать человека в желтых ботинках! А следовательно, не узнали бы этих важных для нас фактов…
— Сумел-таки вывернуться! — проворчал инспектор.
Он глубоко задумался, потом потер лоб рукой.
— Нам надо пораскинуть умом! Следует искать более простое, но более реальное объяснение. Я уже убежден, что в этой загадочной истории большую роль играет случайность… Но какова эта случайность? Вот что я хотел бы знать!
— Все узнаем, товарищ майор! — бодро отозвался лейтенант. — Мы и так уже немало знаем! И будем самыми никудышными людьми, если не откроем в ближайшие два-три дня эту проклятую машину!
Инспектор Табаков вышел из отделения милиции с таким чувством, будто он должен был сделать еще какое-то дело, но забыл какое именно. Что же это могло быть? Он остановился, достал записную книжку и заглянул в нее. Ах, да! Дети!.. Хотя теперь он и не ждал от них ничего, но все же чувствовал себя обязанным проведать их, сказать им что-нибудь хорошее, ласковое в награду за долгое бдение у дощатого забора… Да, это будет его последним делом на сегодня. Последним и, быть может, самым приятным! Положа руку на сердце инспектор не мог не признать, что никто ему так не помог в этой запутанной истории, как его маленькие друзья. Только благодаря им добрался он до ряда неоспоримых фактов. Да, он должен их обязательно повидать, хотя бы уж для того, чтобы выразить им свою сердечную благодарность!
Вскоре он уже разговаривал с матерью Зарко, которая, увидев его, радостно всплеснула руками:
— О, как хорошо, что вы пришли! Мальчики с ног сбились — не могут вас найти!
— Что случилось? — встревожился инспектор.
— Не знаю, ничего не сказали… Но, кажется, что-то важное. Такими их я еще не видела — бегают как угорелые и все о вас спрашивают!
— Где они сейчас?
— Кто их знает! Сказали только, чтобы вы непременно их подождали, если придете.
Инспектор в нетерпении вошел в комнату и присел на стул. В чем дело? Что еще могло случиться? Минуты текли медленно, прошло четверть часа, а никто не появлялся. Подождать ли еще? Или сходить посмотреть, нет ли их на наблюдательном пункте? Да, так, пожалуй, будет лучше… Если ребят там не окажется, он вернется обратно.
Табаков уже встал, когда из коридора вдруг донесся торопливый топот детских ног. Дверь с шумом распахнулась, и на пороге показался запыхавшийся Зарко. Из-за его спины выглядывало бледное, возбужденное личико Филиппа.
— Товарищ инспектор! — крикнул Зарко. — Машина, машина, товарищ инспектор!
— Какая машина?
— Ну эта… Та же самая! Сегодня она увезла еще одного мальчика!
Инспектор опешил. Такой новости он не ожидал услышать от них.
— Сядьте-ка сперва, а потом и рассказывайте! — с деланным спокойствием сказал он.
Нерадостным и тревожным был этот день для Зарко. Преследование человека в желтых ботинках закончилось, а результата пока никакого. Да и выйдет ли вообще что-нибудь из всей этой истории? Теперь он уже не был в этом вполне уверен. Лихорадочная деятельность последних дней так увлекала его, было так неспокойно и так интересно! Вдруг все сразу кончилось. Уже никто не наблюдал за улицей через щели в заборе, надобность в этом отпала. И Зарко, который все эти дни был так необходим, вдруг почувствовал себя ненужным, лишним. Почему инспектор не дает ему какое-нибудь новое задание? Ведь Васко еще не нашли, значит, еще не все сделано, и, следовательно, есть для него работа. Или инспектор недоволен им? Нет, это невозможно. Он отлично справился с поставленной ему задачей, выполнил ее точь-в-точь, как требовалось, без заминки, без единой ошибки.
Мрачный и злой, Зарко просидел дома все утро. Часам к четырем он, наконец, не выдержал и вышел. Куда пойти? С кем посоветоваться? Разумеется, лучше всего с Филиппом, самым умным из всех ребят. Но как идти к нему после того, как он, Зарко, так сурово с ним обошелся? И, быть может, совсем несправедливо… Зарко побродил по пышущей зноем улице и наконец решился отправиться к Филиппу.
Он застал его дома. Увидев Зарко, Филипп в первый момент смутился, но все же повел его к себе в комнату. Войдя туда, Зарко сразу понял, почему смутился его приятель. На столе лежала раскрытая тетрадь, а рядом с ней карандаш. Мелким, немного кривым почерком была исписана почти вся первая страница. Поспешно закрыв тетрадь и убрав ее куда-то, Филипп сразу успокоился.
— Садись! — сказал он.
Зарко оглядел комнату и сел на кровать. Он был здесь не в первый раз, но, казалось, только сейчас заметил обстановку. Почти вся правая стена была занята новым книжным шкафом, с полок которого смотрело пестрыми корешками множество книг. Слева на стене висел в дорогой рамке портрет Христо Ботева. Вид Филиппа, немного бледного и худого, удивительно гармонировал и с книгами и с портретами. В этой, столь чуждой ему, обстановке, Зарко вдруг почувствовал себя неучем, совершенным ничтожеством.
— Эти книги твои? — спросил он, продолжая оглядывать комнату. — Или отца?
— Мои! — ответил не без гордости Филипп. — Папины — у него в кабинете…
— Ты их покупал?
— Нет, что ты! Я очень мало купил… Некоторые папа мне подарил, а некоторые из его библиотеки.
Зарко снова обвел их взглядом — немало!
— И ты их все читал? — спросил он недоверчиво.
— Все…
— Как это возможно? Когда же ты учишь уроки?
— Когда… — Учу — сам знаешь!
Зарко знал, что это правда. Филипп был сильным учеником, хотя и не круглым отличником. Зато он знал столько других вещей, которых не знал никто из ребят. Когда затевали какой-нибудь спор или из-за чего-нибудь ссорились, всегда шли к нему — чтобы он сказал свое веское слово и рассудил их. Филипп терпеливо выслушивал товарищей, глядя при этом куда-то вдаль, и под конец всегда говорил что-нибудь такое, чего никто из них не знал. В такие минуты ребята всегда чувствовали его превосходство, и им казалось, что Филипп старше их и голова его полна каких-то необыкновенных мыслей. Может быть поэтому у него не было особенно близких друзей, ни с кем он подолгу и задушевно не разговаривал.
И сейчас разговор был несколько натянутым и поддерживался только благодаря Зарко. Наконец он совсем заглох, и воцарилось тягостное молчание.
— Знаешь, зачем я к тебе пришел? — сказал внезапно Зарко.
Филипп посмотрел на него вопросительно.
— Чтобы попросить у тебя роман.
— Какой роман?
— Твой.
— Это не роман… — покраснел Филипп. — Это просто сочинение.
— И роман тоже сочинение, — сказал Зарко. — Только хорошее.
— Но это совсем не то… Настоящий роман может написать только писатель. Ты слыхал, чтобы мальчик был писателем? Не слыхал. И не услышишь. Есть скрипачи художники, шахматисты… Даже изобретатели. Но малолетних писателей нет.
— Верно! — согласился Зарко. — А почему их нет?
— Не знаю! — вздохнул Филипп. — Должно быть, это очень трудно.
Зарко задумался.
— А помнишь, к нам приходил один писатель? Во время недели детской книги?
Глаза Филиппа заблестели.
— Помню, — ответил он тихо.
— По правде сказать, он вовсе не был похож на писателя…
— Нет, почему же? Он так хорошо говорил!
— Я это и хотел сказать… Мы его тогда спросили, когда он написал свою первую книгу. А учительница на нас прикрикнула. Зачем, говорит, зря спрашиваете, когда это в учебнике написано. Очень хорошо помню. А писатель рассмеялся… Нет, говорит, в учебнике не совсем точно… Первую книгу я написал, когда мне было двенадцать лет. Конечно, она не увидела свет (это он так сказал), а потом где-то потерялась…
Оба приятеля улыбнулись и погрузились в свои воспоминания.
— Филипп! — нарушил молчание Зарко. — Знаешь, Филипп, ты бы тоже мог стать писателем!
Мальчик покраснел и в смущении встал.
— Сказал тоже! — нахмурился он. — Думаешь, это так легко! Никто не может знать. Может, желание есть, да таланта нет… А, может, есть талант, да ума недостает…
— Д-а-а-а, — протянул Зарко.
— А вот ты кем бы хотел стать? — неожиданно спросил Филипп.
— Не знаю, — замялся Зарко. — Я про разное думал… Но теперь мне хочется стать таким, как инспектор…
Филипп быстро взглянул на него.
— Инспектор очень умный, — сказал он.
— Не только умный! — горячо воскликнул Зарко. — Он еще благородный и добрый! И какой внимательный. Нет, таких, как он, я еще не видел! Разговаривает с тобой, точно с большим, слушает, не перебивает… Нас даже учителя на уроках так не слушают.
— А способный он? — как-то тихо и задумчиво, словно говоря самому себе, спросил Филипп.
— Ну как же! Он ужасно способный!
— Так почему же он еще не нашел Васко?
— Думаешь, легко? Но он его найдет, я уверен! Только и мы, Филипп, должны ему помочь… Но как? Все не могу придумать! Вот о чем я хотел с тобой посоветоваться.
Филипп медленно покачал головой.
— В этом я меньше всего смыслю! — сказал он. — По-моему, надо спросить инспектора. А то еще можем напортить ему.
— Правильно! И я тоже так думал! — вздохнул Зарко и стал прощаться. Выйдя на улицу, он, задрав голову, инстинктивно отыскал глазами окно Филиппа. Мальчик по-прежнему стоял там, но не смотрел на своего товарища, — взгляд его был устремлен куда-то вдаль, точно он весь ушел в свои размышления… «А кажется, Филипп обрадовался, когда я собрался уходить, — подумал с огорчением Зарко. — Просто за человека меня не считает!» Почесав затылок, он не спеша побрел по пустынной улице. Лучше всего пойти домой. Может заглянуть инспектор… Да, надо быть дома!