Коренек повёл крепким плечом, вытер ладони об живот и уставился в землю, застеснявшись.
— Весь в отца пошел, тоже лесничим вырастет, — прижмурился от удовольствия Хвойка.
Мальчика Фитилька врачебная комиссия застала дома. Высунув от усердия язык, он вычерчивал какую-то схему, придумывая необычный прожектор, который должен собирать и отражать свет звёзд.
— Способный ученик. Взгляните, одни пятёрки, — шепнул Минус, раскрывая школьный журнал, который он захватил с собой, чтоб не пропустить кого-нибудь из учеников. — Ещё только в первом классе, а уже как соображает! Из него получится хороший изобретатель.
— Только пусть не переутомляется и ест побольше витаминов, — посоветовал Гематоген.
Трое друзей-первоклассников — строгий Шишка, сын Ампулки, толстый Стружка с ушами, как вареники, сын столяра Плошки, и маленький чернявый Мушка, сын охотника Осечки, — только что вернулись из похода и устраивали в школьном уголке выставку камней.
— Я уколов не боюсь! — храбро заявил Шишка. — Мне их у-у-у сколько раз делали! Только сперва иди ты, Стружка!
— А я не люблю уколов, — неуверенно произнёс Стружка. Губы его задрожали и тоже сложились вареником.
— Это совсем не укол, а просто анализ, — успокоил сам себя маленький Мушка, покорно вздохнул и первый подошёл к Ампулке.
Снова Ампулка взяла у ребят кровь, а Гематоген внимательно их осмотрел. Доктор был доволен.
— Курс воспитательного оздоровления, уважаемый Минус, вы провели великолепно, — похвалил он учителя. — Все ваши воспитанники заняты делом.
И верно, к кому бы из первоклассников ни приходили Минус, Гем и Ампулка, всех они заставали за какой-нибудь работой. А когда Ампулка и Гем сделали анализы крови свирельчат, оказалось, что кровь у них ярко-красная и совершенно здоровая. Вирус зла их не заразил.
А Гнилушка? И от новых процедур он уклонялся, и опять на него жаловались.
— Я так не могу лечить! — нервно выкрикивал бледный Витаминчик. — Это не мальчишка, а... а... Приходишь к нему в лес, а он убегает на Волчий хребет... И я должен гоняться за ним?! Там волки! Я не могу так работать!
Вслед за Витаминчиком к Гему явился охотник Осечка.
— Всякий зверь страшится вашего Гнилушку! Ездит он по лесу на волках верхом, зубами по-волчьи щёлкает! Вчера я обознался, чуть нечаянно не стрельнул в него... — Осечка прищурил глаз, будто прицеливаясь, шепнул «пыфф» и продолжал: — У меня охота из-за него стоит. Не охотиться — волки заедят, охотиться — попаду в человека... Кто отвечать будет?
Гематоген велел привести Гнилушку из Дальнего леса и решил осмотреть его. Первый же взгляд на экран рентген-аппарата заставил доктора ужаснуться: сердце Гнилушки наполовину заросло шерстью и стало похоже на камень, покрытый мхом.
— Так и есть... Сердце поражено вирусом... — пробормотал Гематоген.
Витаминчик при этом вздрогнул и поёжился, а сестричка Ампулка всхлипнула.
Гематоген постоял, понурившись, потом снял очки, протёр их носовым платком и устало сказал:
— Попробую изготовить самые сильные микстуры, чтобы убить вирус зла...
С тех пор как все узнали про болезнь Гнилушки, прошло семь лет, и Гнилушка стал уже взрослым свирельцем. Так и жил он все эти годы в Дальнем лесу, пугал зверей и катался верхом на волках по Волчьему хребту. Но по-прежнему улыбался Гнилушка медовой улыбочкой и глядел на всех масленым взглядом. И беззаботные добряки-свирельцы не хотели думать о нём плохо. Они привыкли при виде зла закрывать глаза.
Все эти семь лет по рецептам Гема в аптеках Свирелии специально для Гнилушки изготавливали разные микстуры из трав и кореньев. Но ни одна микстура — ни самая горькая, ни самая сладкая — на Гнилушку не действовала.
Вот почему доктор Гематоген с интересом и надеждой выслушал рассказ Граната о серебряном дереве, имеющем целебные свойства.
Глава третья.
ПРО ОХОТНИКА ОСЕЧКУ И ВОЛКОВ
Гранат обулся наконец в свои походные сапоги и начистил их до блеска. Он решил отправиться сперва в Дальний лес — собрать гербарий трав и коллекцию бабочек, а оттуда подняться на Волчий хребет — не растёт ли там серебряное дерево? А уж потом, может быть, искать его по всему свету.
— А вы забыли, что в Дальнем лесу — волки? — сказал учитель Минус. — Милиционер Гарпун запретил ходить туда без разрешения!
— Я вам сделаю на всякий случай громкую свирель-рог, чтоб отпугивать волков, — предложил маэстро Тромбус.
— С волками шутки плохи. Вас должен сопровождать охотник Осечка, — добавил Гематоген.
Карало только молча покивал.
— Да, да, Осечка... С ним не страшно... — наперебой поддержали Гематогена все.
Охотник Осечка был в Свирелии довольно-таки знаменитой личностью. Он не любил ходить пешком, и потому даже в лес на охоту ездил на своём мотоцикле с прицепом. За руль Осечка садился сам, а собаки его, Гавка и Гонка, занимали места в коляске. Шустрая Гавка громко гавкала и смеялась, свесив красный язык, а Гонка держалась важно и лишь похлопывала серпастым хвостом по кожаному сиденью коляски.
На дороге возле леса Осечку обычно останавливал свисток милиционера Гарпуна — нота соль. Гарпун был приятелем Осечки, но тут, на посту, проверял его документы и вёл разговор важно, по всем правилам. А как же? Дружба — дружбой, а служба — службой.
Оставив мотоцикл на краю леса, Осечка вместе с собаками отправлялся в чащу. Он был добрый и жалостливый и никогда не убивал птиц и зверьков. Между Гонкой и Гавкой их собачьи обязанности Осечка распределил так: Гавка выслеживала зайца, утку или лисицу, а Гонка подгоняла их к хозяину. После этого Осечка отпускал перепуганных зверьков на волю.
Сперва свирельцы думали, что Осечке не везёт, что он всякий раз даёт осечку при выстреле. Но потом поняли, что добрый Осечка вроде бы играет в охоту, чтоб и зайцы были целы и собаки рады.
— Зачем понарошку охотишься? — допытывались любопытные.
— Что поделаешь, не могут же мои собаки даром хлеб есть! — отвечал им Осечка. — Должны они облаивать и гонять зверя, раз уж родились охотничьими собаками.
Однако чудаку Осечке бывало обидно возвращаться после такой охоты с пустыми руками. Поэтому на обратном пути он покупал в игрушечной лавке надувных резиновых зайцев и уток и, нацепив их себе на пояс, проезжал по улицам, громыхая коляской-прицепом.
— Гляди-ка, как славно поохотился наш Осечка! — восклицали свирельцы. — Хороший трофей взял!
А Осечка расплывался от удовольствия.
Даже хищных зверей Осечка не любил убивать и, заметив, например, волка, отворачивался, будто не видел его. Оттого волков в лесах Волчьего хребта развелось видимо-невидимо. Лес стоял здесь как чёрная щетина и глядел из черноты на Свирелию злыми огоньками волчьих глаз.
— Что это за жизнь — ни шагу в лес без разрешения! — горячился Пятьюпять и недовольно выпячивал губу. Прозвище Пятьюпять осталось за ним на всю жизнь, хотя теперь он был уже не мальчишка, а всеми уважаемый и знаменитый артист. — И всё это Осечкина жалостливость и привычка при виде зла отворачиваться!..
— Гром и молния! И правда, волки скоро начнут глотать нас живьём на завтрак, обед и ужин! — поддержал Пятьюпять милиционер Гарпун.
Отдав Осечке честь, он распорядился «навести в лесу порядок».
Пришлось Осечке охотиться по-настоящему. Он приезжал в лес на вечерней заре и начинал подвывать по-волчьи. Услыхав его, волки тотчас же откликались.
Осечка засекал, где находится логово, и уничтожал хищников.
Чтобы выть получше, Осечка дома в свободное время усердно репетировал. Он выл то за матёрого волка, то за волчицу или тоненьким голосом — за волчат. От этих репетиций у соседей волосы вставали дыбом, а у некоторых даже случались нервные припадки. Приезжала «скорая помощь», и доктор Гематоген успокаивал слабонервных каплями из цветочных настоев.
Осечка решил прекратить репетиции, но вскоре разучился выть как следует. Волки перестали ему откликаться и, обнаглев, стали разгуливать чуть ли не по всему свирельскому лесу.
Тогда к дому охотника явилась делегация.
— Ты уж, Осечка, пожалуйста, охоться как полагается, — просили делегаты. — Кто, кроме тебя, защитит нас от волков?
— Вой, милый Осечка! — великодушно соглашались Осечкины соседи. — Сколько тебе надо, столько и репетируй! Раз без этого нельзя — мы уж потерпим...
Скоро Осечка опять стал выть искусно, и охота пошла хорошо. Но пока не были перебиты все волки, никто не мог ходить в Дальний лес без особого разрешения милиционера Гарпуна. А на Волчий хребет и вовсе.
Мудрец тоже пришёл к милиционеру за разрешением.
— Если не просто так, а за делом надо в лес, тогда можно, — согласился Гарпун и дал Гранату пропуск. — Только на Волчий хребет пока ни шагу! И держитесь возле Осечки... Далеко ли до несчастного случая! — добавил он и устрашающе пыхнул трубкой.
Глава четвёртая.
ПРО НЕСЛЫХАННОЕ В СВИРЕЛИИ ЗЛОДЕЯНИЕ
Когда Осечка и Гранат на Осечкином мотоцикле с прицепом вместе с Гонкой и Гавкой приехали в Дальний лес, охотник ушёл в чащу, а мудрец остался на опушке. Он растянулся на животе и, приставив к глазам лупу, стал разглядывать травяные заросли. Потом мудрец принялся ловить сачком бабочек.
Поймав нарядную бабочку, Гранат полюбовался узором на её крыльях, посадил её в карман с клапанчиком и собрался погнаться за стрекозой.
Вдруг рядом в чаще завыл волк, а через минуту из другого конца леса ему откликнулся второй. Мудрец охнул и уронил сачок. Но вместо волка на опушку выбежали Гонка и Гавка, а вслед за ними появился и сам Осечка.
— Всё воешь? — успокоившись, спросил Гранат.
— Засек логово! Клянусь, сейчас уложу матерого! Слыхали, как он мне откликнулся?
Осечка по привычке прищурился, сказал «пыфф!» и, протяжно взвыв, скрылся в чаще.
Гранат уже подкрался на цыпочках к стрекозе, когда в лесу грохнул выстрел, потом другой. «Ага, сразу два попались! — обрадовался Гранат. — Но вас-солибас! Стреляли-то в другой стороне... Странно...»
На опушку снова выскочил Осечка.
— Кто стрелял?! Кто спугнул моего зверя?! — вскричал он, но тут же понял, что Гранат ни причём: у мудреца и ружья-то не было.
Гавка и Гонка понюхали воздух и бросились в ту сторону, откуда раздались выстрелы. Гранат и Осечка побежали за ними и сразу же наткнулись на лесного сторожа Хвойку. Вид у Хвойки был сонный и сконфуженный — ясно, что он не сторожил, а дремал где-нибудь под кустом — и спрашивать его о чём-то было делом пустым.
Досадливо махнув рукой, Осечка, а вслед за ним Гранат устремились в чащу.
В чаще, у старой сосны, лежал олень. Около головы его и у ног алели лужи крови.
— Я знаю его, это вожак стада! — воскликнул Осечка. — Во всём стаде не было оленя сильнее и красивее...
Гранат припал ухом к груди животного:
— Жив! Сердце бьётся! Но он без сознания...
— Перебита левая нога. Выстрел сделан с близкого расстояния, — быстро осмотрев оленя, произнёс Осечка.
— Опаснее ранение в голову, — сказал Гранат. — Несчастному животному грозит смерть...
Перевязав оленю раны, Гранат и Осечка с помощью услужливого Хвойки взгромоздили раненого на мотоцикл. Гранат тоже устроился в уголке коляски, чтобы поддерживать оленя. Осечка уселся за руль. Гавке и Гонке не осталось места, и они обиженно отвернулись.
Но как только мотоцикл рванулся с места, выбросив голубой хвост дыма, им ничего не оставалось, как припуститься вслед.
Хвойка проводил их виноватым взглядом.
Раненого поместили у Граната, на душистом сене, и немедленно вызвали доктора Гематогена. Гем сделал оленю укол большой иголкой, чтоб не случилось заражения крови, и прописал ему микстуру.
— Ну как, будет жить? — спрашивали свирельцы, сбежавшиеся к дому Граната.
— Большой опасности нет, но больному нужен покой и свежий воздух. Расступитесь и не дышите на оленя! — строго сказал Гематоген.
— Граждане, прошу соблюдать тишину, — распорядился Гарпун и просвистел ноту ми.
Около больного остался Гранат. Он поил оленя микстурой и терпеливо накладывал на раны примочки.
И микстура подействовала — олень глубоко вздохнул и испуганно повёл красивыми глазами.
Гранат наклонился к нему и ласково сказал:
— Не пугайся, люди — твои друзья. Мы спасли тебя от смерти. Скоро ты поправишься и сможешь уйти куда захочешь.
Ещё в молодости мудрец изучал языки разных животных и зверей, в том числе и олений язык. И сейчас он заговорил с больным на его языке.
Гранат пытался разузнать у оленя, не заметил ли он, кто в него стрелял, но олень ничего не мог припомнить. Да и не хотел вспоминать о своём несчастье. Теперь в голову ему приходили только приятные мысли, и от них он крепко спал, с аппетитом ел и быстро поправлялся.
Голова его быстро зажила, но ранение в ногу оставило след — олень стал хромым.
«Кто же всё-таки стрелял в оленя?» — спросите вы.
Об этом же в день происшествия спорили и гадали сами свирельцы, собравшиеся у дома Граната.
Больше всех горячился Пятьюпять. Он не имел привычки отворачиваться и зажмуривать глаза при виде зла, как делали другие свирельцы, а наоборот, ещё сильнее горячился и дымился.
— А где был сторож Хвойка, когда совершилось преступление? — кричал Пятьюпять, размахивая руками. — Гранат за бабочками гонялся. Осечка выл — это их работа... А Хвойке бы вокруг поглядывать да лес сторожить, он к этому делу приставлен... И ружьё у него заряжено отличной солью. Почему он не выстрелил, не задержал преступника?
Все посмотрели на Хвойку. Тот хлопал глазами и заикаясь бормотал что-то в усы.
Оказалось, что и ружьё-то его от неупотребления заржавело, а соль, которой полагалось заряжать ружьё, Хвойка роздал хозяйкам для солки помидоров.
Весь век сторожил Хвойка лес, все деревья знал на ощупь. Руки у Хвойки были шершавые, в трещинках, словно кора старого дерева, и сколько в этих трещинках таилось тепла, знало каждое дерево в лесу.
Но состарился бедный Хвойка, туговат стал на ухо, слабоват на глаза, а иногда даже засыпал на дежурстве. Давно настала ему пора отдыхать на Маковом лужке, где заслуженные старички страны грелись на солнышке, слушали жужжание пчел да вспоминали старину.
Однако стоило завести речь о Маковом лужке, Хвойка становился печальным и тотчас же заболевал. Однажды после такого разговора он огорчился до того, что оказался почти при смерти.
Добрые свирельцы не могли лишить старика единственной радости, и он по-прежнему оставался на посту лесного сторожа.
— Хвойка больше всех виноват! Пусть или лечится, или идёт на Маковый лужок! — продолжал возмущаться Пятьюпять.
Он так размахался руками, что один раз даже задел за нос плотника Плошку.
Свирельцам всегда приятнее было хвалить друг дружку, а слушать, как Пятьюпять нападает на Хвойку, им было очень неприятно.
— Оставь старика в покое, его и так замучает совесть! — стал заступаться за Хвойку плотник Плошка. — Почём мы знали, что случится такое? Небось из чужой страны явился преступник...
— Верно, верно! — поддержали Плошку другие свирельцы. — Такого у нас отродясь не бывало и не повторится больше!
— Нет, повторится! Преступление совершил свирелец, и я скажу, как его звать... — заявил Пятьюпять.
Оказывается, Гнилушка уже давно похвастался ему, что у него обязательно будет вешалка из оленьих рогов для его жёлтого картуза, и теперь Пятьюпять сразу заподозрил, что это преступление — Гнилушкиных рук дело.
Но свирельцы не дали ему продолжать.
— Откуда ты знаешь?! Ох, что он говорит!.. Не надо, перестань!.. — закричали они и стали затыкать пальцами уши и зажмуривать глаза.
Воинственный Пятьюпять не унимался и продолжал что-то кричать, но свирельцы его больше не слушали.
Тут вперед вышел учитель Минус. Свисток Гарпуна призвал свирельцев к порядку. Все смолкли и стали смотреть учителю в рот.
Минус любил выступать с речами и славился своим ораторским искусством. Иногда речи его бывали кратки, иногда, наоборот, длинноваты, по всегда учитель произносил их с выражением.