Песок забил Гнилушке рот, злодей замотал лохматой головой, зажмурил жёлтые глаза.
— Бежим! — крикнул Пятьюпять, и свирельцы бросились в лес.
Воины замерли на месте с занесёнными для броска пиками. Они не умели действовать без приказа, а Гнилушка всё мотал головой, и вместо слов изо рта у него вырывались шипение и скрип.
— В погоню! — опомнившись, вскричал Булыган.
Каменные воины затопали тяжёлыми ножищами, но где им было угнаться за свирельцами!
Пятьюпять и его товарищи примчались на «Елочку» и всё рассказали. Но ещё до их возвращения Гарпун взобрался на макушку большой ёлки, где у него был наблюдательный пункт, разглядел в бинокль Гнилушку и сразу понял, что произошло.
После того как Гарпуну удалось поймать на крючок Гнилушку, все стали относиться к милиционеру с почтением и не посмеивались, если он рассказывал про свои «огнестрельные раны». «Гарпун в общем-то настоящий моряк», — говорили свирельцы. И поэтому теперь они сразу же выбрали Гарпуна командиром.
— Получилось совсем как в легенде: вырастили мы серебряное дерево, и на нас напали враги, — задумчиво произнёс Минус.
— Но люди из страны Садовника были непобедимы, а мы ещё не отгадали тайн серебряного дерева, — печально добавил Гранат.
— И вообще, чем мы будем воевать? — проворчал Пятьюпять. — Мы безоружны!
В самом деле, у свирельцев не было никакого оружия, кроме охотничьей двустволки Осечки, из которой он бил волков, ружья Хвойки, заряженного крупной солью, да топоров семи братьев Рубако и плотника Плошки.
— Мы пропали! — восклицали свирельцы.
— Прекратить панику! — скомандовал Гарпун. — Собрать все топоры, ружья, побольше палок и еловых шишек!.. Лягушонок, ты будешь подносить стрелкам снаряды! Минус, присмотрите за детьми! Пятьюпять, ты научишь всех кидать гранаты, то есть шишки, и метать копья... то бишь палки! Выроем окопы, построим баррикады! Моряки умирают, но не сдаются! Тысяча морских чертей! — И Гарпун разразился долгим свистком — нотой соль, призывая всех сохранять спокойствие.
Свирельцы бросились выполнять приказ Гарпуна. Всё, что могло преградить путь врагу, всё, за что могли зацепиться неуклюжие ноги булыганцев, пошло для баррикады: вышка, что так хорошо служила трибуной и сценой, фонарные столбы и столбы с сигнальными кнопками, деревянные разноцветные заборы и изгороди.
Отовсюду свирельцы тащили кровати и бочки, столы и кресла, которые ещё недавно мастерил им столяр Плошка.
Украшением баррикады был огромный шкаф самого Плошки, где на дверцах были вырезаны диковинные цветы и смешные рожицы, шкаф, над которым Плошка трудился семь лет. Охотник Осечка отдал для баррикады свой мотоцикл с прицепом.
Старый Хвойка и Грушка на тележках, запряжённых оленями, возили с реки песок и камни, а из лесу — палки и шишки.
Ребята-свирельчата катили к баррикаде велосипеды и самокаты, колёса и обручи.
Силач Коренёк без передышки рыл окопы, а три друга — серьёзный Шишка, добродушный Стружка и стеснительный Мушка — принесли свою коллекцию камней, на случай, если у свирельцев кончатся боеприпасы.
Гранат привёз на Аргамаке Ватрушкин котёл, где ещё недавно варил эликсиры, и старушка Ватрушка устроила в лагере полевую кухню.
Плошка рубил дрова для кухни и следил за огнём. Иногда он по привычке потирал нос рукой, вспоминая Грушкины коктейли, но про них он теперь, конечно, и не заикался.
Иногда на кухне появлялся Пятьюпять и заглядывал в котёл — у Пятьюпять даже на войне не пропадал аппетит.
Гарпун руководил постройкой баррикад и посвистывал в свой свисток.
Перед боем Гарпун, по старому морскому обычаю, надел чистую тельняшку. На возвышении баррикады Пятьюпять укрепил зелёное знамя Свирелии с изображением серебряной ветки.
Все до одного свирельцы вышли на баррикады. Неловко, неуклюже метали они копья-палки и бросали гранаты-шишки.
— Гром и молния! Разве так бросают! — кричал Гарпун и тут же подбадривал их охрипшим баском. — Не беда! Военное искусство — дело наживное! Была бы храбрость!
И свирельцы дрались храбро. Ампулка под обстрелом выносила с поля боя раненых, Гематоген перевязывал и оперировал их, и только Витаминчик сидел за баррикадой в безопасном месте. Он боязливо поводил плечами, из дрожащих пальцев его падали пакеты с бинтом, и он то и дело хватался за локоть учителя Минуса.
— Поумножайте и займитесь делом, — посоветовал ему Минус. — Тогда и страх забудется.
Витаминчик поумножал, принял успокаивающих цветочных капель, помахал руками, отгоняя страх, и вслед за Ампулкой пополз под свистящие пики. Ох, как ошибался Гнилушка, считая свирельцев трусами!
Вместе со всеми на линии огня был и мудрец Гранат.
Напрасно Гематоген, Минус и Пятьюпять уговаривали его поберечься.
— Вы не имеете права рисковать жизнью! — волновался Гематоген. — Вам надо открыть тайны дерева!
— Риск... Какие пустяки! — упрямо возражал Гранат. — Вы же спасаете раненых, дружище Гем? Вы рискуете жизнью? Вас-солибас! Я тоже не могу отсиживаться в тихом углу!
И Гранат бился рядом со всеми — бросал в каменных воинов палки и шишки. Выходило это у него не очень ловко: руки мудреца привыкли к микроскопу, а оружие держали совсем неумело.
Бились свирельцы три дня и три ночи. Топали каменными сапогами, двигались к баррикаде булыганцы. Около них крутил хвостом Ядозуб.
Каменные воины швыряли в свирельцев отравленные копья-колючки, но Ядозуб путался под ногами, от страха бестолково бил хвостом, закручивая вихри пыли не в ту сторону, — и колючки летели мимо.
А на ветру развевалось всем полотнищем, билось, словно живое, ярко-зелёное свирельское знамя.
Снова при виде зелени Булыгану сводило коликами живот, и он в ярости рявкал:
— Ядозуб, убирайся в сторону! Воины, марш на штурм бар... барри... на штурм свалки! Снять эту зелёную тряпку!
Семь самых испытанных булыганцев в потрескавшейся броне стали приближаться к центру баррикады. Они с разгона навалились на неё каменными плечами, и баррикада дрогнула.
Но тут Пятьюпять, который умел ловко прятаться и неожиданно выскакивать из засады, сверху столкнул на них бочку с горячей смолой.
Смола залила булыганцев, и они застыли, увязнув в смоле тяжёлыми ножищами.
Ещё семь воинов двинулись к баррикаде и стали карабкаться вверх, к знамени. Но одни сами неуклюже оступались, другим свирельцы ловко давали подножку, и они тоже сваливались вниз.
Но когда третья семёрка приблизилась к баррикаде, баррикада уже трещала и шаталась, а в одном месте образовался проход. Три булыганца кинулись к нему, но Гарпун и Грушка успели затолкать в проход Осечкин мотоцикл с прицепом, и булыганцы застряли головами между колёсами коляски и дверцами огромного Плошкиного шкафа.
Вот уже всё войско Булыгана двинулось на свирельцев.
— В атаку! Даёшь рукопашный! — раздалась команда Гарпуна. — Ур-р-ра, братцы!
Он спрыгнул с верхушки баррикады и с рыбацким гарпуном в руках бросился навстречу врагу. За ним пошёл в атаку лесничий Чинарий. Чинарий всё время сражался впереди других — он надеялся, наконец, искупить свою былую вину. Вслед за Чинарием бросились в атаку семь братьев Рубако со своими топорами, столяр Плошка с длинным бревном, Осечка с охотничьим ружьём, Пятьюпять, Гранат, Минус, Карало и другие свирельцы, вооружённые заострёнными палками.
Мелькало в воздухе бревно Плошки, лязгали топоры Рубако, высекая искры из каменных касок булыганцев, размахивали палками свирельцы, норовя попасть каменным воинам в единственное незащищённое место — глаза. А охотник Осечка расстреливал змей и пауков, чтобы булыганцы не могли пополнять запасы яда для копий.
Эти копья-колючки летели в свирельцев со всех сторон. Хорошо, если воин не успевал облить копьё ядом — тогда свирелец получал только ранение. Отравленные же колючки несли мгновенную гибель.
Много свирельцев полегло на поле боя. Первым был убит охотник Осечка. Он заметил, что самые острые копья летят из-за бугорка, за которым мелькал желтый картуз Гнилушки. «Пыфф!» — прищурил глаз Осечка, будто целясь, и пробрался к бугорку. Но жёлтого картуза там уже не было.
— Где же его логово? — прошептал Осечка.
Забывшись, решив, что он на охоте, он протяжно взвыл и стал ждать, когда враг откликнется на его вой. А злодей Гнилушка подкрался к нему сзади, и ядовитая пика сразила Осечку в тот миг, когда он, обернувшись, прицелился в предателя из своего ружья.
Ненамного пережили Осечку плотник Плошка и лесничий Чинарий. Когда пика сразила Плошку, Чинарий выхватил из рук умирающего Плошки бревно и размозжил им каменную каску самого Булыгана. Но тут же семь отравленных копий вонзилось в сердце храброго Чинария.
Откуда ни возьмись, на поле боя появился маленький силач Коренёк, сын Чинария. Он схватил Плошкино бревно, и пошло бревно гулять по головам булыганцев.
В страхе попятились каменные воины, а Коренёк взвалил на себя отца, Плошку и Осечку, прихватил трофей — Осечкино ружьё — и пополз к баррикаде, откуда ему навстречу уже спешили Витаминчик и Ампулка.
Но спасти никого не удалось. Осечка был уже мёртв, а Плошка и лесничий почти сразу же умерли от ран.
Вслед за Чинарием и Осечкой одного за другим убили семерых братьев Рубако, семерых лесорубов.
Осколком копья был покалечен и контужен маэстро Тромбус — теперь правый глаз его всё время нервно дёргался.
Весь изранен был командующий свирельским войском, милиционер Гарпун. Ему раздробило щёку и начисто оторвало одну бакенбарду, а в ногу угодило отравленное копьё, и Гематогену пришлось срочно оперировать Гарпуна. Жизнь командира была спасена, но... бравый моряк остался без ноги. Однако и теперь, на костылях, Гарпун не терял мужества и продолжал командовать боем. В те дни враг узнал, что значит морская душа!
Каменные груди булыганцев надёжно защищали каменные панцири, но всё же под натиском свирельцев дикарям пришлось отступить от баррикады и укрыться за лесом. Булыган приказал им выстроиться и произвёл смотр.
Глаза у воинов были подбиты, копья поломаны, а каменные туши их уже совсем остыли.
— Хлам, а не войско! — рявкнул Булыган и велел Гнилушке верхом на Ядозубе отправиться в Булыганию и привести подкрепление из раскалённых воинов.
На фронте наступило затишье.
Свирельцы отдыхали, лечили раненых и обсуждали, как воевать дальше. У многих из них за целый день не было во рту и маковой росинки, но теперь никому и в голову не приходило полакомиться сладкими тянучками. С походными котелками они по очереди подходили к котлу и получали от старушки Ватрушки порцию фронтовой каши.
— Война застала нас врасплох, — вздыхал учитель Минус.
— А я что говорил! — горячо поддерживал его Пятьюпять и начинал размахивать руками. — Давно надо было расправиться с Гнилушкой!
— Тысяча Дохлых китов! Нашли, когда жалеть об этом! — прервал его Гарпун и с досадой постучал костылём. — Теперь надо думать, как раздобыть побольше оружия...
— Но не забывайте, друзья, перед нами необычный враг, — вступил в разговор Гематоген. — Наше оружие их не берёт... Конечно, есть сила, имеющая над ними власть, но это, мне кажется, что угодно, только не обычное военное оружие...
— Если б война началась не так сразу, я, может, успел бы разгадать тайну непобедимости, — виновато вздохнул Гранат.
— Не попробовать ли нам поиграть на свирелях? — робко предложил маэстро Тромбус. Правая рука его была на перевязи, а правый глаз без устали подмаргивал. — Может, на врага подействует музыка? Музыка смягчает сердца... К тому же эти свирели особенные, из серебряных деревьев...
— Что ж, — согласился Гематоген. — Лечение музыкой, правда, требует длительного времени, единичные дозы вряд ли дадут результат... Однако попробовать можно...
Тромбус собрал сводный оркестр, решив, что дирижировать он сможет и одной рукой. Все, у кого в карманах нашлись свирели, выстроились и приготовились репетировать.
Но тут из-за леса донеслись топот и гром каменных барабанов, закрутили знойные вихри. Это двигалось булыганское подкрепление.
— Оружие к бою при-и-иготовить! — раздалась команда Гарпуна.
— А как же музыка?.. Оркестр получился вполне приличный... — огорчённо прижимая руку к груди и умоляюще подмаргивая, произнёс маэстро.
— Отставить свирели! Гром и молния! Что может сделать свирель в этой схватке не на жизнь, а на смерть? — рассердился Гарпун.
— Когда грохочут барабаны, свирели молчат, — глубокомысленно произнёс Пятьюпять.
Ещё три дня и три ночи шёл бой.
Теперь даже свирельские мальчишки вышли из безопасного места и сражались наравне со взрослыми, Они не спускали восхищённых глаз с Гарпуна и Пятьюпять, они таращили глаза и выпячивали губу, как Пятьюпять, они восклицали: «Гром и молния!», как Гарпун. Дома, на чердаках, мальчишки разыскали рогатки и стреляли из них в каменных воинов.
Сам учитель Минус одолжил у Пятьюпять его старую рогатку и старался не ударить лицом в грязь перед своими учениками.
Отрядом стрелков из рогаток взялся командовать Пятьюпять.
— Метить в глаза-щёлки! — кричал он, краснея и дымясь. — Бить в Булыгана! Бить в предателя Гнилушку!
Но Гнилушка был осторожен и изворотлив, его надёжно прикрывали каменные спины воинов. Булыганцы шли на свирельцев сплошной стеной. Они были раскалены, и след их устилался горячей пылью и песком. Опять Ядозуб поднимал знойный ураган и сушил ненавистный Булыгану лес.
Но тут, к счастью, Минус попал из рогатки в глаз самому Булыгану, и тот взревел и попятился, сея панику.
Слуги подхватили своего повелителя под руки и повели за горку, чтобы вытащить у него из глаза камешек. За ними отошло и всё булыганское войско.
Было заключено перемирие.
Воспользовавшись затишьем, обессилевшие свирельцы расположились на отдых. Караулить зелёное знамя Свирелии поставили силача Коренька с Осечкиным ружьём.
Краем рубашки Коренёк усердно тёр дуло ружья, чтоб оно блестело, перезаряжал его, щёлкая затвором, и так увлекся, что не замечал ничего вокруг.
Художник Карало с сынишкой Караликом на одном колене и этюдником — на другом устроился в большом Плошкином шкафу неподалёку от Коренька.
На войне Карало неузнаваемо преобразился. Он, хоть и был толстоват, довольно ловко бросал в неприятеля пики, а в минуты затишья брал на руки сынишку, застревал где-нибудь в укромном уголке баррикады и открывал этюдник. В глазах художника горело воодушевление, а рука прямо-таки летала над альбомными листами. Теперь под его кистью ярко синело небо Свирелии, светило ослепительное солнце, трепетно зеленели леса. И на этом ярком фоне зловеще реяли чёрный цвет смерти и ядовито-жёлтый, как картуз Гнилушки, цвет измены, вспыхивал алый цвет геройски пролитой крови.
А портреты свирельцев! Теперь это были не розово-голубые физиономии простачков с тянучками за щекой — теперь с портретов Карало смотрели свирельцы-герои.
— Похоже! — удовлетворённо кивали головами свирельцы, разглядывая портреты. — Неужели мы и правда такие красивые?
Карало уже закончил рисовать командира Гарпуна и взялся раскрашивать грязно-серой краской бока Булыгана, как вдруг нечаянно глянул в сторону знамени и вскрикнул.
За спиной Коренька по-кошачьи карабкался к знамени Гнилушка, а вслед за ним крался небольшой отряд булыганцев. Коварный враг нарушил перемирие и напал исподтишка.
На крик Карало Коренёк обернулся и выстрелил в Гнилушку, отмахнув злодею кончик длинного носа.
Сразу же в свирельцев полетели вражеские пики, а из-за горы показалось всё войско булыганцев.
Ловко отражая пики дверцей Плошкиного шкафа, украшенной резьбой, силач Коренёк едва успевал сталкивать вниз каменных воинов одного за другим. Рыжий чубчик его огоньком полыхал на солнце, а нос с сорока четырьмя веснушками бесстрашно глядел вверх.
— Знамя! Спасайте знамя! — кричал Коренёк.
Пятьюпять и Минус бросились к знамени, а Коренёк прикрывал их, отвлекая на себя внимание булыганцев.
Художник Карало вдруг посадил Каралика на дно Плошкиного шкафа, вылез на самую верхушку баррикады и, выпрямившись во весь рост, стал напряжённо следить за картиной сражения. — Назад! — хрипло кричал ему Гарпун.