Гадюка, в отличие от ужа, живородящая. Зародыши в яйце, находящемся в теле самки, развиваются не только за счёт желтка, но питаются и соками организма матери. Оболочка яйца в теле матери рассасывается, и на свет появляются восемь — пятнадцать маленьких гадючат сантиметров в пятнадцать длиной. Симпатичные создания шипят, если до них дотронуться, и кусаются, укус их уже ядовит.
Наша гадюка, можно сказать, смирная змея. Человека кусает, только если он сам нарочно или нечаянно её заденет. Укус мучителен, но редко смертелен, даже если нет возможности получить немедленную врачебную помощь (вводят сыворотку). Но применять старинные приёмы — надрезы и выпуск крови — врачи не советуют, так как яд всё равно успевает проникнуть в кровь. Место укуса надо немедленно обмыть раствором марганцовки.
Зимуют гадюки чаще по нескольку, а иногда и помногу вместе в норах грызунов или кротов, в случайных пустотах под корнями деревьев. Весна их выманивает днём на солнышке погреться. Но они ещё ленивы и медлительны.
Страшна, опасна змея, но и она законом охраняется. Змеиный яд целителен, его применяют при изготовлении многих лекарств. Не удивительно, что теперь добывают яд, не убивая змею. Осторожно держат её в руке и дают укусить край чашки. Рассердить змею проще простого. Она яростно кусает чашку, и яд от укуса вытекает в неё, сердись не сердись, а терпи. Змею кормят в питомнике, дают отдохнуть и берут яд ещё не один раз. Но гадюка и на воле полезна. Случится, она и птенчика съест, и яйцо бедной пеночки или овсянки отведает. Но в основном она ловит мелких грызунов, вредителей сельского хозяйства. Вот и судите — вредна гадюка или полезна.
Земноводные
Весна. И в стоячей или медленно текущей воде уже плавают странные существа, с виду похожие на смешных маленьких рыбок с большими головами. Потому и называют их, головастики. Растут они быстро, жабры и хвостики уменьшаются и исчезают, отрастают лапки, и вот уже на берегу запрыгали маленькие жабки и лягушата, дышат они не жабрами, а лёгкими.
Жабы мечут икру не кучками, а лентами слизи, в которую как бы вкраплены икринки, поэтому её легко отличить от лягушиной. Отложили икру жабы, лягушки и больше о детях не беспокоятся: живите, как знаете. Икры много. У одной серой жабы шестьдесят тысяч икринок. Если бы все дети из них выросли, места для них в воде не хватило бы. Но для водяных жителей лягушиная икра — первое лакомство. Набрасываются на неё рыбы, водяные жуки-плавунцы и их личинки, да все, кому не лень. Вылупились головастики — и за ними пошла охота. Выручает только большое количество икры. После пира сколько-нибудь головастиков да уцелеет. Как раз столько, чтобы род лягушиный не прекратился.
Теплеют воздух и вода, весна взволновала и самых холоднокровных. Лягушки и жабы урчат, булькают на разные лады, по-своему весне радуются. Среди них выделяются маленькие жабки-повитухи, всего пять сантиметров величиной. Голос самца звучит, как звонкий и в то же время нежный стеклянный колокольчик, не менее приятно, чем голос жерлянки. Заслушаешься в тихий весенний вечер, не верится, что поёт небольшая жабка, видом не краше остальных своих родственниц. Но если она внешностью, как говорится, «не вышла», то поведением поражает не меньше, чем удивительным голосом. Об икре заботится, но не мама, а отец. Ленты слизи с вкраплённой в них икрой он наматывает себе на задние лапки, от двух и трёх самок соберёт столько лент с будущим потомством, сколько удастся. Со своей странной ношей он ведёт обычную жизнь на суше, так как икра эта не боится высыхания. Но к моменту, когда должны из неё выйти головастики, отец отправляется в воду. Головастики как будто только и ждали этого. Они покидают размягчённые яйцевые оболочки, а отец, стряхнув с себя детёнышей, сбрасывает с ног пустые яйцевые шнуры и возвращается на сушу.
Рассказы о ядовитости лягушек, и особенно жаб, явно преувеличены. У нас в Татарии весьма распространена небольшая с оранжевым пятнистым брюшком краснобрюхая жерлянка. Её кожные железы действительно выделяют пенистый фринолин, довольно ядовитый, но это не спасает её от ужей, гадюк, да и цапля и выпь и даже зелёная лягушка её не пропустят. Есть у неё интересная повадка: если её тронуть, она не убегает, а падает на спинку, показывая яркое приметное брюшко, точно инстинктивно напоминает: «Невкусная я, лучше не троньте». Так поступают насекомые, и у них этот инстинкт срабатывает удачно. Яркая окраска или угрожающая поза действуют. Очевидно, какой-то части краснобрюшек тоже удаётся этим спастись, и инстинкт, помогая им выжить, сохраняется, ведь встречаются они и не с такими прожорливыми и неразборчивыми особами, как цапля и гадюка.
В весеннем хоре приятно выделяется серебряным колокольчиком голос жерлянки-самца. Дамы — лягушки и жабы — не поют.
Удивительно заботится о детях тропическая жаба пипа суринамская. Самец обмазывает икрой спину самки. Кожа на её спине разбухает и обволакивает икринки, так что каждая лежит в отдельной ячейке с крышечкой, как в кроватке. Пипа-мама подчиняется этому не очень охотно. Носить деток на спине приходится почти три месяца. Затем крышечки ячеек отскакивают и из них вылезают не головастики, а уже маленькие жабки. На этом заботы родителей кончаются. Пипе не нужно огромное количество икры. Пока из икринок выходят головастики и превращаются в жабок, их надёжно защищает её собственная кожа. Когда дети лезут из колыбелек, пипа-мама выглядит уморительно: крышечки приоткрываются и из-под них торчат где передняя лапка, где задняя, где мордочка.
Пипа крупная жаба, величиной с большой кулак. Но в Северной Америке живёт лягушка-бык, ещё крупнее, в двадцать сантиметров Длиной. Веса в ней шестьсот граммов. Её дети — головастики растут Два года, вырастают до двенадцати сантиметров в длину. В США их разводят для еды по нескольку миллионов штук в год.
ИЮНЬ
Изок. Странное слово, точно скачущее, невольно вспомнишь — скок! скок! И не ошибёшься: слово старое русское и означает оно кузнечик, саранча, словом, то, что скачет на длинных ногах. И много же этих скакунов в тёплом июне! Идёшь, жарко, а они так и брызгают из травы в разные стороны. И не просто скачут. Певуч месяц изок, хорош хор звонко-нежных птичьих голосов, но и сами изоки от певцов не отстают. В жаркий полдень на лесной полянке прислушайтесь: хор, да ещё на два голоса. Одни голоса глуховатые, скрипучие, скорее шумят, чем поют. Зато другие звонкие, чистые, прямо скрипка на высокой ноте. Скрипят саранчовые кобылки. А настоящие певуны — кузнечики. Саранча в большие певцы и не просится: просто трёт краем бедра длинной задней ноги о крепкий утолщённый край верхних крыльев — надкрылий. Скрипка кузнечика устроена хитрее. На левом надкрылье крепкая жилка, красиво наискось изрезана твёрдыми зазубринками — смычок. И трётся он не о грубую ногу, а о другое надкрылье, тоже об утолщённую жилку. Но в жилку эту, как в оправу, вставлено зеркальце — тонкая перепонка. Зеркальце колеблется и усиливает звук — пение изока. Не знали таких подробностей наши предки, а почувствовали правильно. Ближе в то время люди были к природе, и это отражалось в названиях месяцев. Червень, т. е. красный, — ещё так называли славяне первый месяц лета. Любили в старину этот радостный яркий цвет и про красивых людей говорили: красный молодец, красная девица, а весну «весна красна» величали.
«А войско уходило на войну, и над рядами его, суля победу, развевались червлёные стяги», — читаем мы в древних русских рукописях.
Красив, люб народу красный цвет. Но красное платье в старину могли купить только люди богатые. Добывали багряную краску из насекомого червеца, живущего на корнях граблика (отсюда и «червлён стяг»). Румянились девушки раньше красильной травой червеницей (красный корень, румянка). Она похожа на красностебельную липкую смолёвку. Её краска шла не только на румяна, но и на одежду и стяги и тоже была не дёшева.
Хорош месяц июнь. Уже и деревья нарядились в полный лист и не успели запылиться. Ярко светит солнце, но вдруг брызнет весёлый лёгкий дождик, а то и гроза прогремит, молнией сверкнёт, и хоть ненадолго, а сильный дождь пронесётся, умоет и освежит.
Июньские цветы не жмутся к земле. Высоко поднялись над морем зелени красные гвоздики, колокольчики гравилата, пунцовый шиповник, краснеет луговой василёк. А всех перегнал высокий иван-чай. Он же и кипрей и копорский чай. Прежде его сушили и продавали тем, кому настоящий чай был не по карману. Занимались этим около старинной крепости Копорье — оттого и копорский. Красивы и красно-лиловый цветок кукушкины слёзки и другие ятрышники — розовато-лиловые и розовато-пурпурные. На смену ландышу зацвела белая любка, цветы её собраны в колосовидную кисть. Удивительные это цветы. Капризны, трудно возобновить их, где бездумно, походя их уничтожили, и сейчас у нас из редких редкие. Чудесный аромат свой любка приберегает к ночи, точно с ландышем спорят — кто лучше. Скромные красавицы цветут часто всё лето. Ночными фиалками называют их, белой и лиловой. Ошибочно. В Московском и Ленинградском ботанических садах красуются их родственники — изумительные тропические орхидеи.
Не протягивайте же к ним рук, жадных до букетов. Берегите сокровища родного края.
Не одним ароматом удивят вас любка и ятрышники. Подойдите к ним днём. Вот летит, басом гудит мохнатый шмель, чёрный и нарядный, с жёлтым пояском. Хлоп, сел, даже столбик ятрышника вздрогнул, и сразу голову в цветок спрятал: до сладкого нектара добирается. Напился шмель, голову из цветка высунул, а на лбу два жёлтых комочка торчат. Цветок его нектаром угостил не даром: комочки пыльцы с пестика приклеил. Полетит на другой цветок шмель, опять голову засунет, а комочки-рожки к его пестику приклеятся. Сам того не зная, шмель большую услугу цветку оказал, совершил перекрёстное опыление.
Не только красными цветами красуется июнь: синие соцветия истода горького, голубая вероника, а где пониже, посырее, и общая любимица голубая незабудка появилась, цвести-голубеть ей до поздней осени с одуванчиком. Неугомонный и он: отцветут у него одни весёлые солнышки, с лёгким пухом отправит своих деток — семена на парашютиках искать нового счастья, а на смену отцветающим рядом уже открываются новые солнышки.
Хороши июньские цветы, и радостно, что они календарей не читают и не знают, что мы назвали их июньскими. А они и до июня, часто в мае через плетень заглянут и границей с июлем не посчитаются, цветут, сколько им солнышко позволит.
Ромашка кустится, а за ней такие же белые цветы с золотой серединкой, это нивяник или поповник. Из него выведены все садовые ромашки.
На лесных полянах глаза радует купальница, золотые цветы, как шары, так плотно сложены, круто загнуты лепестки — одни на другие — не разделишь, не разорвав…
Всем хорош месяц июнь. Ещё в древней Руси отмечали: 22-е июня (по старому стилю 25-е) — самый длинный день в году и значит самая короткая ночь. Не успеет ночь как следует затемнеть, а уже небо светлеет новым рассветом.
А. С. Пушкин об этом сказал:
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.
Учёные подтверждают: сказано не только поэтично, но великий художник ни словом не погрешил и против науки. Такова точно по продолжительности белая ночь в Ленинграде (северо-западнее Татарии).
Уже в 16 веке на Руси считали 25-е июня днём солнцеворота: день длинный, но после него дни короче, короче… В этот день к царю являлся с печальным известием звонарный староста Успенского собора: «Отселе, государь, возврат солнца на зиму, день умаляется, а ночь прибавляется».
В ещё более древние времена каждому, кто приносил плохие вести, голову рубили. В 16 веке звонаря уже только на сутки сажали в тюрьму, в Ивановскую колокольню.
Да, в июне день начинает укорачиваться… Но пока об этом лучше не думать. Пока нам радостно видеть, как всё расцветает, радуется жизни. И ещё радостнее знать, что и мы являемся участниками этого весеннего цветения, и наши руки помогли чему-то вырасти, уберегли что-то от неожиданной беды. Цветёт, радуется наша земля, и мы радуемся вместе с ней.
В одиночку мало что можно сделать. Я расскажу вам, что делают школьники в Больше-Сардыкском посёлке Татарии. Это одна из лучших ученических производственных бригад. Она создана уже больше двадцати лет. Значит, сейчас в ней трудятся уже дети тех, кто начинал там работу. Это молодые овощеводы, их плантация двадцать четыре гектара. Они не просто работают. Можно сказать, это маленький исследовательский институт. Они ставят опыты, проверяют новые способы выращивания известных растений. Овощей свежих с грядок они получают столько, что их хватает на весь колхоз. Недаром колхозники называют ребячью бригаду «Витаминная». Это не в шутку, а всерьёз.
Когда немного потеплеет, появится кое-где около ржаного поля и голубой посевной василёк, тот, который раньше густо украшал поле не на радость земледельцу. Злостный это был сорняк (рожь зацветает, и он за ней цветёт), только теперь научились отделять его семена от семян ржи.
Всё выше поднимаются среди высоких июньских трав рослые колокольчики. Цветёт и клевер, замечательный медонос. Весело кружатся над ним шмели, все, кому длинный хоботок позволяет. Нектар-то клевер хитро запрятал в самую глубину своих цветочков. Не скоро наши пчеловоды вывели породы пчёл с хоботком почти не хуже шмелиного, теперь клеверное поле и для нас не скупится. Практичные американцы давно уже оценили клевер. Клеверное сено — великолепный корм для скота. Ещё в прошлом веке европейский клевер переселился и на американские поля. И что же? Растёт, цветёт лучше не надо, а семян нет. Неужели каждый год семена в Европе покупать? Догадались: шмелей с длинным хоботком в Америке нет. Пришлось и шмелям из Европы в Америку ехать, клевер обслуживать. Природа веками и тысячелетиями налаживала цепь жизни, в которой каждое звено связывалось с другими. Рвать эти цепи безрассудно. Дорого платить приходится.
А теперь шмелей и у нас всё больше ценят. Шмель (правильнее сказать шмелиха) работает как опылитель даже лучше, чем наша труженица пчела: не боится и похолодания, раньше начинает и позже кончает работу. Кроме того, пчёл, хоть и с длинным хоботком, приходится приучать к клеверу, не очень он им нравится. А шмель на нём работает без принуждения.
Песня о шмеле
Тёплый солнечный луч заглянул в дупло старой берёзы, и в глубине его что-то шевельнулось. На край выползла нарядная бабочка. Узорчатые крылышки медленно раскрылись навстречу теплу. Нелегко очнуться после долгого зимнего сна. Яркий свет наконец расшевелил лентяйку, она вспорхнула, закружилась и опустилась на тёплый камень у подножия берёзы. Но что это? Травинки около камня вдруг зашевелились, и на него выбрался кто-то совсем на бабочку не похожий: толстый, в чёрной бархатной шубке, на спинке аккуратно сложены узкие прозрачные крылышки. Настоящий летучий бархатный медвежонок. Бабочка испугалась, вспорхнула, и весенний ветерок унёс её куда-то вдоль полевой дорожки.
Красавец в бархатной шубке не обратил на неё внимания. Его, то есть её — шмелиную матку — тоже разбудил весёлый солнечный луч и выманил из холодной норки на тёплый камешек.
Пёстрой бабочке-крапивнице хорошо беззаботно резвиться. Она напьётся сладкого нектара из чашечки цветка, отложит на куст крапивы кучку яичек и больше о детях думать не станет, будет резвиться в солнечных лучах, насколько хватит коротенькой её жизни.
У шмелиной матки жизнь совсем другая, поэтому и вид у неё озабоченный. Посидела она, согрелась, щёточками на передних мохнатых ножках протёрла глазки — за долгую зиму в норе они основательно запылились. И вдруг, как маленький вертолёт, загудела и поднялась с камешка. Гудит, точно выговаривает: «Батюшки, дел-то у меня! Как только успеть управиться!»