Сравните этот таинственный свет со светом нашей электрической лампочки. Если тронуть её рукой, обожжёт. И не мудрено: всего четыре процента энергии в ней превращается в свет, девяносто шесть нагревают воздух и саму лампочку, что её только портит. Далеко ещё нам до тонкой работы природы!
Темнеет. «Светлячиха» выбирается из укромного уголка на травинку повыше. Пора зажигать фонарик. У многих видов светлячков фонарик зажигается и гаснет по нескольку раз с определёнными интервалами. Крылатый кавалер узнаёт по этому даму своего вида. А в тропиках самки некоторых видов собираются сразу сотнями и загораются и гаснут одновременно, как по незримой команде. Незабываемое зрелище!
Не любо солнцу с землёй расставаться. Июньские сумерки самые долгие. Но наконец «долгий день покончил ряд забот», уже с тихим писком взметнулись лёгкие тени — летучие мыши вынеслись на охоту. И вдруг ещё чья-то тень, чёрные вырезные крылья хлопнули крыло о крыло, вираж и вниз, на нижнюю ветку сосны. Птица козодой, соперник летучих мышей по ночной охоте. Исчезла из глаз в одно мгновение, но тут же послышалось как бы лёгкое мурлыканье. Смолкло и снова мурлыканье. Это запел козодой, ему другой откликнулся — попоют, помурлычат, прощаясь с дневным отдыхом, и на охоту: детей кормить и самим закусить. Днём, при свете, козодой только случайно где вспорхнёт и тут же на ветку, не поперёк, а вдоль ляжет, с ней сольётся, рядом стоишь — не разглядишь. Ночью козодоя на ветке, пока не вспорхнул, тоже трудно разглядеть, но зажгите фонарик, и его глаза красным ярко засветятся, даже жутковато станет. Днём отец на ветке, мать на гнезде неподвижны, есть днём и ей не полагается. Даже если кто близко подойдёт к гнезду, и тут мать не двинется. Только зашипит, открыв пасть «до ушей», так что оторопь возьмёт. Чтобы осмотреться, ей и поворачиваться не надо: разрез глаз к затылку загибается: обзор 360 градусов. Но едва вечером она услышит голос своего (не чужого) козодоя, как срывается с гнезда — ночь коротка, пора! За день проголодались. Имя у этой забавной птички странное. Придумали же, будто коз доит, молоко сосёт. Его действительно можно увидеть около козы. Но молоко тут ни при чём: ловит вредных насекомых в то время, когда дневные птицы спят. Так полезную птицу ни за что обидели.
Июнь ещё во всей красе, но соловья уже не слышно. Смолкли и шумные дрозды, где есть горлицы — проворкуют, точно прощаясь. И потому особенно радостно услышать: всё ещё здесь наша птица флейта, золотая радость наших лесов — иволга. «Фиц-лиц-лиц», — повторяет самец свою короткую песенку, и хочется слушать её ещё и ещё в когда-то полном песнями, но уже затихающем лесу. Выросли и птенцы в своей хитро сплетённой лубяной колыбельке. Недаром любит липу иволга: из липового лыка сплетена основа гнезда, никакая буря его не сбросит. На редкость смела золотая птица: защищая гнездо, и сороку, и ворону отгонит, говорят, и тетеревятника не побоится. Но встречает врагов в стороне от гнезда, чтобы детей не выдать. Когда выберутся из гнезда осторожные птенцы, они поведут себя сразу по-другому: куда их молчаливость девается. Слётки то один, то другой презабавно и громко хихикают. Похоже, что разбрелись в разные места и дают родителям знать: «Не потеряйте нас!» А сами не суетятся и сидят неподвижно: «хи-хи-хи». Родители их слышат. Слышат, вероятно, и хищники. Но молодая иволга не яркая, она похожа на желтоватый поблекший от июльской жары листок. Сиди — не шевелись. А если опасность и правда близка — тревожный сигнал матери — и хихиканье умолкает, Слёток невидим и неслышим. Хорошие родители иволги. Много вредных гусениц. и личинок пилильщиков скормят они своим детям в гнезде и молодым слёткам, пока те будут готовы к первому путешествию в далёкую Африку. Полезны птицы-красавицы. Счастливого им пути!
Дятел, как никто, любит жить с удобствами. Тепла июньская ночь, дятел уютно устроился в дупле до утра. И в дождь лучше пересидеть, хоть и поголодать, но в собственной квартире, чем потом сушить мокрые пёрышки собственным теплом. О детях хлопочет больше отец, пищу носит даже чаще, чем мать, и, по некоторым наблюдениям, даже ночует не в отдельном дупле, а в семейном, вместе с птенцами. В весеннем хоре «кик-кик» дятла звучит не так уж музыкально, но всё же лучше, чем отчаянный требовательный крик почти взрослых детей. Родители им приносят до 300 раз в день полные клювы всякого лесного корма. Но голодный крик не смолкает ни на минуту. Отец и кормёжку начинает раньше матери, и за чистотой в гнезде следит лучше. А если скворцы в гнездо наведаются — скворечников не хватило, — то второй раз сильного клюва дятла попробовать не захотят. В холодную дождливую весну о дятле ходят слухи похуже. Малые беззащитные птички в гнездовое время на земле и в дуплах недаром его боятся: чего не сделаешь с голода. Но сейчас тепло, и голосистые птенцы уже выбираются из дупла, скоро и сами прокормиться сумеют.
Из синиц лучше всех знаем мы большую синицу. Это она зимой прибивается к человеческому жилью, в суровый мороз иногда стучит клювиком в застывшее окно, влетает в гостеприимно распахнутую форточку.
Но теперь зимняя стужа забыта, к человеческому жилью не тянет. Уже майские птенчики подросли, вот-вот на свободу из дупла запросятся, но ещё к этому не совсем готовы, а матери пора вторую кладку начинать. Что же делать? И бывает… птенчики сидят, а под ними яйца. Заботливая мать нашлась: снесла и ловко под птенчиков спрятала. Яйца греются, а она пока больших детей докармливает, вот-вот вылетят, место освободят.
Таких хлопотуний, как большая синица, поискать: она и лесную подстилку клювиком переворошит, и в каждую щёлку в коре заглянет, и клювом расколупает. Не хуже дятла выслушает, выстукает кору, на слух определит, не спрятался ли кто съедобный и можно ли до него добраться. Конечно, с дятлом ей силой не мериться, но если тот что-нибудь по небрежности бросит, обязательно подберёт. А на ветке часто висит вниз головой, как акробат, и осмотрит её и сверху и снизу. Только самые тоненькие веточки крапивнику и корольку оставит.
Иногда проверяешь дуплянки: где кто поселился — и наудивляешься. В одной дуплянке большие синицы выкормили своих детей и — кто бы подумал! — скворчонка. Наверное, скворцы вначале заняли дуплянку, одно яйцо снесли и почему-то жильё бросили, с ними так бывает. А синицы опустевшую дуплянку заняли, яйца не тронули, и нежная синичка со своими синичатами вырастила и приёмыша. Хищные стрижи поступают иначе. Но об этом в своё время.
Много трогательного приходится читать и слышать о лошадях, кошках, ну и, конечно, о собаках. Даже о крупных птицах — лебедях. Об их преданности друг другу, верности хозяину.
Не менее трогательную историю рассказал мне один мой знакомый и о маленьких птицах.
Две галки что-то клевали на дороге. Порой взлетали, уступали дорогу машинам. Одна неудачно задела птицу, повредила крыло, может быть и лапку, ещё что-то, потому что она упала в колею и не могла подняться. А вдали показалась ещё машина. Здоровая галка не улетела, с криком хватала раненую за крыло, старалась оттащить в сторону. Не смогла. Шофёр не пожелал объехать. Но галка не отскочила, продолжала тащить раненую, пока… колесо не проехало по обеим. И ещё рассказ — про воробья. Он сидел на тротуаре, голова странно свёрнута набок, один глаз белый, слепой. Этим глазом калека не мог заметить идущего человека, но тот заметил — не наступил на него, отошёл, наблюдая. И тут другой воробей подлетел к кривошейке и из клюва в клюв передал ему какие-то крошки — покормил. Видно маленький и по-нашему мало развитой «птичий» мозг способен на очень неожиданное большое великодушие. А не замечаем мы этого часто потому, что сама-то птичка маленькая.
Представьте себе на минуту, что не стало в городе шумных стаек воробьёв. Не почувствуете ли вы, как сразу пусто станет около дома. Ни шум автомобилей, ни стук женских каблучков на тротуаре не заменят чириканья драчливой воробьиной компании. Да и драка ли это? Голубь нашёл корку и рад с ней управиться в одиночку. А воробей? «Чив, чив», — торопится он, созывает всех друзей и родичей. Посадили как-то маленького слётка в клетку и выставили за окно. Так к нему семеро друзей слетелось, и каждый по крошечке в жадный ротик сунул. «Накормить голодного малыша — воробьиная заповедь», — сказал один зоолог. И кормят. Славные пичуги. А если вишню в саду не помилуют, — так насекомых-вредителей больше в этом саду поклюют и своим детям скормят.
Чечевица
Чечевица — забавная птица. Весной, когда семена на траве, на кустарниках не успели созреть, ей и цветы, и молодые почки годятся. А самая любимая еда — золотистые солнышки одуванчика. Утром они ещё не раскрылась, а чечевицы тут как тут. Хруп — бок цветка откушен, под ним густо посажены незрелые ещё семена. Вкусно! Чечевицы от одного цветка к другому, к третьему и наелись досыта. Хороши их красавцы красные кавалеры, а самочки скромные, зеленоватые. Самцы дня на два раньше прилетели, уже свой участок выбрали. Немудрёная песенка слышится: «Ви-ти-ви-тю». Песенка воинственная, означает: в мой дом ни одного нахала не пущу!
Иногда нахал находится, и ему этот участок нравится. Ну и драка же начинается! Часто в воздухе сцепятся, вместе на землю упадут, крепко друг друга держат, лежат, пока один не улетит. Вероятно, всё-таки это не тот, что первый «застолбил» участок. А победитель оправился и снова звонко «ви-ти-ви-тю» поёт, зовёт. Самочка услышала, спустилась, но покажется и спрячется в кусты, покажется и снова в кусты. И драчун застеснялся: осторожно попискивает, вокруг вьётся.
Наконец договорились. Самочка тут же захлопотала, уже материал для гнезда собирает, строить пора! Самчик около неё, глаз отвести не может. А гнездо строит низко над землёй и очень неумело одна самочка. Возможно, чечевицы почему-то недавно с земли повыше переселились, не приспособились ещё строить на ветках.
Насиживает тоже только мать. Выклюнутся дети, кормят их родители сообща. Но собирая еду, самчик так безотвязно следует за матерью, что корма-то носит больше она. Для малышей зрелые семена — грубая пища. Чечевицы недозрелые семена измельчают в кашицу и отрыгивают эту кашицу, может быть, отчасти и переваренную, в широко разинутые рты детей. Кормят усиленно: ведь в августе, как только дети окрепнут, взрослые должны улететь на зимовку. Молодые улетят в сентябре. Инстинкт поведёт их безошибочно в далёкий путь — в Индию.
Самчик трогательно привязан к своей подруге. Однако иногда он успевает вблизи завести и другую семью. Самочки слетают с гнёзд, мирно кормятся рядом и возвращаются, каждая к себе домой. Если самец пропадёт, в осиротевшее гнездо, иногда уже через несколько часов, является другой и занимает его место. Если и с ним случится беда, найдётся и второй отчим, а то и третий, обычно молодой, и так же усердно заботится о детях.
Крапивник
Громкая и мелодичная песенка, трели одна за другой, и все разные. Кончилась песенка, маленький певец вспорхнул с пенька в кучу хвороста, и нет его. Вот опять — шмыг да шмыг по земле, в кустарнике, в кусте крапивы. Даже не верится, что это не мышка, а птичка, и цвет у неё чуть ли не мышиный. Коротенький хвостик торчком выдал: это крапивник, крохотулька, а задора и голоса — на большую птицу. Он уже отец семейства. И детей кормить и звонко распевать — всё успевает. Мало того, весной он на своём участке успел построить полдюжины гнёзд один, до прилёта самочек. Правда, внутри не отделал, а некоторые вообще довёл только до половины — сами жёны доделают. Когда появляется самочка, её дело выбирать любое и достраивать по своему вкусу. Вот она уже и на яичках сидит, а он её кормить и не думает: знай облетает свой участок, песней чужих самцов отгоняет. Время тёплое, яички не замёрзнут, самочка сама с гнезда слетает кормиться. А самчик часто и второй даме недостроенное свободное гнездо предложит, и третьей… Они соглашаются: сами гнёзда достроят. С яиц и кормиться слетают вместе, мирно, и каждая на своё гнездо возвращается. Выведутся птенцы — отец их кормить помогает, иногда и во всех гнёздах, но кормит меньше, чем мать (или матери). И поёт… И его милая песенка слышна в весеннем хоре. А маленькая мама (или мамы) слушают с неменьшим удовольствием, чем, например, огромная по сравнению с ними иволга своего супруга. Кормить многочисленных малышей крохотному папе нетрудно, так как самочки прилетают в его гарем не одновременно и дети выводятся в разных гнёздах не сразу.
Крохотулька птичка. Около десяти граммов весом. И яички его с горошинку. А пара новорождённых птенчиков в напёрстке для шитья поместится. Но польза не весом и ростом измеряется: кормятся пичуги всякой насекомой мелочью (клопами, тлями, гусеницами и жучками), которую большие птицы не едят, а от этой кормёжки лесу — большая польза. Иногда взрослые и семян поклюют, осенью и от ягодки не откажутся. Но это между прочим. За год один крапивник уничтожает до десяти миллионов мельчайших вредителей. Да и кто, кроме него, возьмётся их выискивать на кончиках крошечных веточек?
Королёк
И при всей своей малости крапивник ещё не самая малая птичка наших лесов. Меньше всех, приближается по размеру к тропическим колибри, наш королёк. Громкое имя, хоть и с уменьшительным оттенком. В старой сказке говорится: решили птицы выбрать себе птицу-короля. Какая взлетит выше всех, та и будет их королём. Всё выше, выше поднимались, всё больше птиц отставало. Наконец, остался один орёл. Широко раскинул он могучие крылья, и тут раздался тонкий голосок: «Я выше всех, я выше, я — король». Над головой орла показалась птица-крохотка. Она пряталась в перьях на груди орла, а теперь вылетела и взвилась над его головой.
Возмущённые птицы чуть не заклевали обманщицу пичужку и дали ей насмешливое имя: королёк.
На голове королька золотистая полоска и правда напоминает корону. Весом малышок всего пять граммов. Крошечные птички охотятся за вредителями леса, на которых птицы покрупнее и внимания не обращают. А королёк гнездо сплетёт на конце еловой лапы, и тлей и прочую мелочь выискивает между иголочками на еловых лапах. Гнёздышко-шарик из мха, скреплённого травинками, можно заметить только по тому, как заботливые родители то и дело в него ныряют (раз по триста в день) с тлей, листоблошкой и другой еле заметной добычей в клювике. В июне бывает и второй выводок, а потом — весёлая бродячая жизнь своей стайкой или с синичками.
Лось
Летом рога лося покрыты бархатистой шкуркой и очень чувствительны. Лось очень их оберегает, старается не задевать за ветки. Они окончательно отвердеют к августу, и тогда лось обдерёт с них о деревья рубашку и даже съест её. Трёт рога он так энергично, что иногда ломает молодые деревья в руку толщиной.
Летом можно отдохнуть, откормиться после зимних лишений. Однако новая беда: одолевают слепни, мелкий гнус и самое страшное — оводы. От слепней бока и спина защищены густым липким жиропотом (залепляет дыхальца, и насекомое задыхается), но носовой овод всех опаснее и мучительнее. Поэтому лось летом пасётся около воды, надолго забирается в неё — одна голова над водой — её часто погружает, набирает полный рот растений и уже наверху их пережёвывает. Захватывает и плавающие растения: кувшинку, кубышку, гречиху земноводную. На берегу охотно бродит по старым гарям, лесосекам с молодой древесной растительностью (ива, берёза, дуб, рябина). Захватив молодой побег, протаскивает через рот, листья остаются во рту, а от разжёвывания древесины, хотя и молодой, летом можно отдохнуть. Летом лось не трогает и кору осин, водянистую и не питательную, зимой же ради неё лесосеки разыскивает.
Лось прекрасно плавает и ныряет. И болота не боится, копыта раздвижные, помогает в мягкой почве и вторая пара копыт. А где, топко, он и на брюхе проползёт, выбрасывает вперёд длинные ноги и подтягивается.
Характер у лося прекрасный (за исключением времени гона). Его приручали ещё в очень давние времена. В Восточной Сибири на скальных рисунках людей каменного века есть изображения лосей в узде. Около них спокойно стоят невооружённые люди. В древнем карельском сказании Калевала волшебник Вейнемейнен ездит верхом на лосе.
Ручной лось незаменим в тайге: он и пройдёт везде, где не пройдёт лошадь, летом и зимой не нужны запасы корма — сам пропитается, а ручная лосиха ещё даёт прекрасное молоко: в нём жира тринадцать процентов.