Мистер Пендервик сел на стул между двумя средними дочерьми.
— Ну, кого-нибудь интересует, что говорят учителя?
Теперь Джейн захотелось провалиться сквозь пол: ясно же, что ничего хорошего мисс Бунда про неё не скажет. Однако оказалось, что мисс Бунда вполне довольна успехами Джейн в математике. И ещё больше довольна её последним сочинением.
— Кажется, про антибиотики, — закончил папа.
— Да, кажется… То есть да, конечно, — спохватилась Джейн. — Про антибиотики.
— Потом я, естественно, заглянул к мистеру Баллу. Знаешь, Скай, твоя пьеса об ацтеках произвела на него сильное впечатление.
— Что он сказал? — выпалила Джейн, прежде чем Скай успела наступить ей на ногу.
— Сказал, написано талантливо, с фантазией — он даже не догадывался, что Скай умеет так писать. Ещё он удивлялся, что она не хотела браться за пьесу, уверяла, что у неё ничего не выйдет. А вышло просто превосходно! Скажу вам больше: пьеса так ему понравилась, что он выбрал её для спектакля шестиклассников.
— Что? — Скай обомлела.
— Ах! — Джейн затрепетала.
В начальной школе, где учились Скай и Джейн, главным событием осени вот уже много лет считался концерт шестиклассников. А гвоздём концертной программы был поставленный шестиклассниками спектакль. Правда, обычно для постановки выбирали какую-нибудь древнюю замшелую пьеску из книги для учителя — зато в этом году поставят пьесу Джейн! Жаль только, никто не узнает, что это пьеса Джейн.
— С чего это вдруг? — угрюмо осведомилась Скай. — Раньше же ученические пьесы никто не ставил?
— Мистер Балл сказал, что ты обрадуешься, — заметил папа. — Ну, ты рада?
— Это большая ответственность… — Груз ответственности и правда был велик — так велик, что Скай даже подмывало немедленно во всём признаться.
Но тогда они с Джейн уже никогда не смогут обмениваться домашними заданиями — и кто, спрашивается, будет писать за Скай все сочинения, до самого конца двенадцатого класса? Зато после школы Скай наконец снова станет честным человеком: в колледже у неё будут только математика с физикой. И никаких сочинений, это железно! — Ладно. Думаю, справлюсь.
— Что ж, прекрасно. — Мистер Пендервик усадил младшую дочь к себе на колени. — Доченька, а ты почему в тёмных очках?
— Потому что я должна следить за Человекомухом. Папа, Ианта хотела приготовить нам с Беном запеканку, но у неё ничего не получилось. Она говорит, что в кулинарии она безодёжна.
— Безнадёжна, — поправил мистер Пендервик. — Но она же старается, правда? Это главное. Рози, а у тебя как прошёл день?
— Хорошо. — Розалинда положила руки на край стола и кинула взгляд на Анну — для храбрости. — Папа, звонила тётя Клер. Она завтра к нам приезжает.
— Да, мне она тоже звонила. Собралась устроить очередное свидание, отыскала для меня учительницу латыни — она тебе говорила? Но я ей велел не беспокоиться.
— А… почему? — Розалинде даже показалось, что она ослышалась.
— Я уже договорился о свидании на эти выходные.
— Ты… — начала Розалинда, но горло у неё вдруг сжалось, и она больше ничего из себя не выдавила.
— Я сам договорился о свидании, — повторил мистер Пендервик. — На завтра, если кому-то интересно. На вечер.
Скажи он, что поступил работать клоуном в цирк, даже это вряд ли бы повергло дочерей в такой шок. Все онемели — кроме Анны, конечно.
— Мистер Пен, а кто она? — спросила Анна.
— Просто женщина, с которой я недавно познакомился. Она мне понравилась, вот я и подумал: почему бы не провести пару часов в её обществе? Ничего страшного в этом нет, уверяю вас. Всё, освобождайте кухню, мне пора готовить ужин!
Но несчастные сёстры при всём желании не могли двинуться с места. Что с папой, что на него нашло?
— Как её зовут? — спросила наконец Скай.
— А?
— Имя, пап! — Это была Джейн. — Скажи её имя.
—
Глава одиннадцатая
«Улика»
Когда на следующий день к Пендервикам приехала тётя Клер — а приехала она позже обычного, почти к ужину, — в доме не оказалось ни свежеиспечённого пирога, ни цветов на тумбочке в гостевой комнате, ни даже свежих полотенец в ванной. И Розалинды тоже не оказалось.
— Она у Анны, — сообщила Скай, после того как все дети и животные были обняты, а карамельки и собачье печенье розданы. — Сказала, что дома у неё нервы не выдерживают.
— Чего они не выдерживают? — спросила тётя Клер.
— Чудовищного накала страстей, — объяснила Джейн. — Даже Радуга не уверена, достанет ли ей мужества выдержать это тяжкое испытание, пережить свидание с Марианной.
— Какая радуга?
— Моей сестрице всё время что-то мерещится, — сказала Скай. С той самой минуты, когда выяснилось, что пьесу будут ставить на школьной сцене, Джейн не могла успокоиться и через слово вставляла что-нибудь про Радугу — а всем же не объяснишь, что это за радуга такая и при чём тут Джейн.
— Бывает иногда, — согласилась Джейн. — Но насчёт накала страстей — ничего мне не мерещится, тётя Клер. Страсти накалились! Мы все это чувствуем. А тут ещё папа не хочет нам ничего рассказывать про Марианну.
— Да, мне по телефону он тоже сказал только, что встретил её в книжном магазине — и всё, больше ни словечка.
— Розалинда, Скай и Джейн боятся, что папа на ней женится, — сообщила Бетти. — А ты привезла нам подарки?
— Женится? Ну, не так сразу! — рассмеялась тётя Клер. — Нет, пиратушки мои, сегодня я без подарков.
— Хотя вообще-то папа, конечно, ведёт себя странно. — Скай вытащила из багажника чемодан тёти Клер. — Сейчас сама убедишься. Он наверху, в своей комнате. Собирается.
Все вошли в дом и направились на второй этаж. Но не успела тётя Клер постучать к брату, как его дверь распахнулась и он сам вышел в коридор. Одет он был как-то не так — то есть совсем не так, как люди обычно одеваются на свидания. Тётя Клер даже ахнула.
— Ты собрался идти на первое свидание с женщиной в этом старом-престаром свитере? Разве так можно? Надень хоть ту голубую рубашку, что я подарила тебе на прошлое Рождество!
— Добрый вечер, Клер, я тоже очень рад тебя видеть. А та рубашка, что ты мне подарила, — фланелевая. Марианна не любит фланель.
— Не любит фланель?.. — Тётя Клер покосилась на Скай, у которой на лице было написано: «Ну, видишь, я же говорила». — Значит, ты о ней уже кое-что знаешь?
— Кое-что знаю.
— И фамилию знаешь?
— Конечно. Дэшвуд. Марианна Дэшвуд.
— Марианна Дэшвуд. Странно как-то звучит…
— Ничего. Зато ей идёт.
Они уже спускались по лестнице — мистер Пендервик, за ним три его дочери и сестра, — но на половине лестницы он вдруг что-то вспомнил, развернулся, проскочил мимо своего почётного эскорта обратно в комнату и тут же снова появился на пороге, на этот раз в наброшенной на плечи спортивной куртке.
— А это тебе зачем? — Тётя Клер уставилась на оранжевую книжку, торчащую из кармана куртки. — Ты собрался ей читать?
— Нет, конечно.
Скай показалось, что он покраснел, но присмотреться как следует она не успела — папа уже выбежал из дома, бросив через плечо, что суп и бутерброды в холодильнике. Разве было такое хоть раз, чтобы папа куда-то ушёл, не обняв на прощание дочерей? Девочки молча стояли в прихожей, потерянно глядя на захлопнувшуюся дверь.
Тётя Клер тоже постояла с потерянным видом, но недолго. А потом она встряхнулась и спросила:
— Чем сегодня займёмся за ужином? A-а, знаю! Мы уже сто лет не играли в «Улику»[22]. Ну, кто «за»?
«За» оказались все: в доме Пендервиков «Улика» была любимой игрой. Пока тётя Клер и Джейн собирали на стол, Скай отыскала коробку с «Уликой» в стенном шкафу в прихожей, где хранились все игры, и, сдвинув бутерброды в сторону, разложила на столе игровое поле. Какое-то время все переставляли стулья и менялись местами, усаживаясь поближе к фигуркам своих любимых персонажей. Джейн остановила свой выбор на мисс Скарлет, потому что мечтала когда-нибудь ходить в таком же длинном облегающем платье, как у неё. Скай заявила, что она профессор Плам: про себя она решила, раз он рыжий — значит наверняка профессор астрофизики. Бетти выбрала миссис Пикок — у неё волосы такие же кудрявые, как у Розалинды, и у Джейн, и у самой Бетти. Тёте Клер достался мистер Грин: быть полковником Мастардом, который ходит с кнутом, она не захотела, а фигурку миссис Уайт ещё сто лет назад сожрал Пёс, теперь вместо неё была крышечка от пузырька с витаминами.
— Начинает тот, у кого выпадет больше всех очков, — объявила Скай и уже собралась кинуть кости, но тут в дверь позвонили.
Джейн побежала открывать. Папа, что ли, уже вернулся? Тогда почему звонит в дверь? Неужели из-за своей Марианны он и ключи от дома потерял, не только голову? Но это оказался не папа, а Томми.
— Розалинда дома? — спросил он. — Мне надо с ней поговорить.
— Розалинда временно покинула нашу унылую обитель. Но всё равно заходи! Кстати, — добавила она, заметив, что Томми колеблется, — у нас тут бутерброды.
Искушения бутербродами Томми, конечно, не выдержал. Через минуту он, вместе со всеми, сидел за столом перед горой бутербродов — уже в роли полковника Мастарда: все решили, что кнут — это не смертельно, не обязательно же им размахивать. Кинули кости, и больше всех очков — десять — оказалось у Бетти. Игра началась.
За вечер сыграли шесть раз. Правда, всё время получалось не но правилам: то Бетти пользовалась какими-то тайными ходами, которых на игровом поле не было и в помине, то Скай с Томми неожиданно начинали перебрасываться орудиями убийства, то Джейн начисто забывала, во что она играет: видите ли, замок на картинке вдруг напомнил ей Арундел-холл — хотя в Арундел-холле не было ни зимнего сада, ни тем более бильярдной. А тётя Клер нарочно высказывала самые нелепые догадки про убийство и всех запутывала, чтобы игра продлилась подольше. Но всё равно все получили огромное удовольствие: в конце концов, как резонно заметила Джейн, что за радость, когда всё по правилам да по правилам? А потом некоторым пора уже было слушать вечерний рассказ и спать, и тётя Клер повела этих некоторых наверх, хоть они и упирались.
— Что теперь? — спросила Скай, когда тётя Клер и Бетти ушли.
— Хотите, посмотрим кино? — Джейн обернулась к Томми. С Томми смотреть кино всегда почему-то казалось интереснее.
— Можно и посмотреть, — тут же согласился он. — Пока Розалинды нет.
— Спасибо, что подвезли, миссис Кардасис. Спокойной ночи, Анна, — сказала Розалинда, но почему-то не вылезла из машины, а продолжала сидеть и смотреть в сторону своего дома. Самое главное она заметила сразу, ещё когда они подъезжали: папиной машины нет. Значит, он пока не вернулся со своего свидания.
— Слушай, а поехали обратно к нам? — предложила Анна. — Мам, можно Розалинда у нас переночует?
— Конечно.
— Нет, спасибо, я лучше пойду.
Весь вечер они с Анной занимались приятными делами: играли в баскетбол, слушали музыку, готовили сладкий попкорн — так что Розалинда почти не вспоминала про папу и про Марианну и не беспокоилась. И чувствовала себя прекрасно. Но не может же она ещё и на ночь остаться у подруги, когда к ним в гости приехала тётя Клер. Это уж было бы совсем некрасиво и бессердечно.
— Не беспокойся, Рози, — улыбнулась Аннина мама. — Всё с твоим папой будет хорошо. Вот увидишь!
— Да, конечно. — Розалинда наконец выбралась из машины. «Всё будет хорошо!» Бессмысленная фраза, подумала она. Разве можно заранее знать, как что будет? А не знаешь, тогда зачем говорить?
И Анна с мамой уехали. Подходя к крыльцу, Розалинда думала, удастся ли ей незаметно проскочить к себе в комнату. Разговаривать ни с кем не хотелось. Ей вообще ничего не хотелось: ни выслушивать рассказы о том, как папа собирался, ни встречать его, когда он вернётся. Имеет же она право хоть раз в жизни просто пойти и лечь спать? И ни о чём не беспокоиться.
Она тихо проскользнула в дом и заглянула в гостиную. Тётя Клер сидела на диване, смотрела телевизор — кажется, какое-то старое английское кино, — а Джейн и Скай мирно спали, растянувшись на полу. Тётя Клер, правда, заметила старшую племянницу — послала ей воздушный поцелуй. Но Розалинда только помахала в ответ и на цыпочках пошла дальше. Так, пока всё хорошо. Осталось только подняться наверх, заглянуть к Бетти… Но, проходя мимо кухни, Розалинда услышала, как хлопнула дверца холодильника. Кто это? Неужели Бетти среди ночи решила устроить себе перекус?
Но это оказался Томми: он ел мороженое прямо из пластикового ведёрка. Томми стоял спиной к двери, и Розалинда вполне могла пробраться незамеченной, но ей вдруг самой зверски захотелось мороженого.
— Воспитанные люди пользуются посудой, — заметила она.
Застуканный на месте преступления Томми обернулся с таким беспомощным видом, что ей даже стало его жалко. Она достала из шкафа две чашки, в одну плюхнула кусок побольше — для Томми, в другую поменьше — для себя.
— Спасибо, — сказал он. — Это я из-за кино такой голодный.
— По-моему, ты из-за всего бываешь голодный.
— Вообще-то да. — Чашка внезапно выскользнула у Томми из рук, мороженое шмякнулось на стол и разлетелось во все стороны — больше всего в сторону футболки Томми.
Да что с ним такое, подумала Розалинда. Неужто это она его так напугала? Она вытерла его футболку влажным полотенцем и выдала ему новую порцию.
— Ты не заболел?
— Нет. — Томми поставил своё мороженое на стол с таким видом, будто говорил: вот видишь, могу и не ронять, если захочу. — Рози, ты знаешь Трилби Рамирес?
— Знаю в лицо, а так нет.
Если точнее, то Розалинда знала, что Трилби учится в восьмом классе, у неё прямые чёрные волосы до пояса. И ещё она ходит на гимнастику. Розалинда видела однажды, какой идеальный шпагат у неё получается на бревне.
— Она пригласила меня сходить с ней завтра на «Осеннюю феерию».
— Правда, что ли? — Пожалуй, это прозвучало не слишком вежливо, и Розалинда попробовала ещё раз: — А почему?
— Не знаю. — Томми пожал плечами, и вид у него, кажется, был такой же удивлённый, как у Розалинды. — Может, я ей нравлюсь.
Розалинда чуть опять не спросила «А почему?», но вовремя прикусила язык. В конце концов, почему Томми не может кому-то нравиться?
— Это понятно. Я просто хотела сказать… — Розалинда тоже как-то пыталась сделать шпагат на бревне, но упала и сильно ушибла локоть. Но бревно бревном, а интеллект интеллектом, это всё-таки разные вещи. — Не помню, что я хотела сказать. И как, ты идёшь?
— Не решил пока. Как считаешь, мне идти или?..
— Почему бы и нет? — Розалинда вдруг почувствовала, как она устала. Скорее бы уже Томми ушёл домой, и она бы про него сразу забыла. И про Трилби Рамирес тоже. И про её длинные чёрные волосы.
— В общем, я хотел сказать… Короче, если ты… — Томми рассеянно стукнул себя ложкой по голове — и дёрнулся от неожиданности. Он, кажется, не учёл, что он без шлема.
— Если я что?
— Ничего… Ну, точнее, вот что. Я подумал, лучше бы ты тоже пошла на эту «Феерию». Вот.
— Ах, лучше бы. — Розалинда отнесла свою чашку в раковину. — Ты знаешь, а меня на эту «Феерию» никто не приглашал.
— Ну да… Рози, пожалуйста, не сердись на меня, а?
— С чего ты взял, что я сержусь? Просто я устала сегодня.
— А-а, — Томми встал. — Тогда я… пойду, да? Спасибо за мороженое.
— Пожалуйста.