Трупы двух зачинщиков пришлось четвертовать на глазах у всех участников плавания. Двум другим, королевскому инспектору флота и священнику, Магеллан сохранил жизнь.
Впрочем, участь их оказалась еще ужаснее — они были высажены на пустынный берег Патагонии и оставлены на произвол судьбы. Остальных заговорщиков Магеллан пощадил.
Эти события, полные драматизма, разыгрались в апреле 1520 года. А в мае затонул, потерпев аварию, корабль «Сант-Яго».
Положительно, его преследовал какой-то рок. Было от чего прийти в отчаяние. Может быть, и в этой бухте его ждет очередное разочарование.
Магеллан вызвал к себе капитанов кораблей «Сан Антонио» и «Консепсьон» и приказал им немедленно отправляться на рекогносцировку бухты, которая тянулась в длину на глаз не менее чем на сорок миль.
Не прошло и часу после того, как корабли покинули место стоянки, как разразилась буря. Холодный влажный ветер неистовствовал, с яростью набрасываясь на оставшиеся суда «Тринидад» и «Викторию». Якорные цепи едва выдерживали напор волн и ежеминутно могли порваться. Магеллан, обеспокоенный судьбой кораблей, приказал поднять штормовые паруса и стал крейсировать, не выходя из бухты.
Более полусуток длился шторм. Встревоженный генерал-капитан не покидал палубы. Его не оставляла мысль о посланных в разведку судах. Какова их участь? Вернутся ли они или падут жертвой разбушевавшейся стихии?
Долгую, томительную ночь, не смыкая глаз, провел Магеллан на палубе, тщетно всматриваясь в темноту, туда, где скрылись «Сан Антонио» и «Консепсьон».
К полудню следующего дня буря утихла и море начало успокаиваться. Посланные на поиски пролива корабли не возвращались. Наступил вечер — кораблей все не было. Прошла еще одна томительная ночь. Теперь сомнений больше не оставалось — «Сан Антонио» и «Консепсьон» постигла участь «Сант-Яго» — они разбились о скалы этой пустынной, неприветливой бухты. Такое крушение надежд! И когда? Быть может, в тот момент, когда до пролива в Южное море осталось рукой подать! Было отчего прийти в отчаяние даже такому человеку несгибаемой воли и выдержки, каким был Магеллан.
Всех охватило уныние. Из пяти кораблей флотилии осталось только два, а главное еще впереди — найти пролив, пересечь Южное море и достичь Островов Пряностей. Внезапно раздался крик сигнального: «Плывут! Плывут!» Магеллан, не доверяя сообщению, взглянул в глубину бухты. Оттуда под всеми парусами подходили «Сан Антонио» и «Консепсьон», которые уже считались безвозвратно потерянными.
Спустя некоторое время Альваро Мескита и Хуан Серрано, капитаны возвратившихся столь чудесно судов, поднимались на борт «Тринидада». Воспрянувший духом Магеллан радостно встретил прибывших.
— Прошу вас, сеньоры, ко мне, — произнес он, — я с вполне естественным нетерпением ожидаю вашего рассказа.
Удобно расположившись в креслах, Серрано и Мескита поведали своему начальнику о всех обстоятельствах своей рискованной рекогносцировки.
— Благодарение всевышнему, — начал Серрано, — мы вернулись невредимыми из этого страшного испытания.
Еще можно было различить мачты «Тринидада» и «Виктории», как налетела на нас буря. Приняв все необходимые меры предосторожности, мы продолжали медленно двигаться вперед. Но сколько мы ни старались, все усилия наши обойти выступ, выдававшийся в конце бухты, оставались тщетными. При всякой попытке встречный ветер отбрасывал корабли назад, и каждую минуту нам грозила опасность разбиться о скалы, грозно теснившиеся со всех сторон. Мы уже отчаивались и подумывали о возвращении, когда в одну из последних попыток нам наконец удалось продвинуться вперед и, тут мы увидели какой-то узкий проход. Не раздумывая, мы направили в него свои корабли. Вопреки нашим ожиданиям, проход оказался длинным и мы не могли найти выход.
Чем дальше мы двигались по этому проходу, тем шире он становился. Вскоре проход перешел в обширную бухту, не меньше той, в которой мы сейчас находимся. На противоположной стороне бухты виднелся новый пролив…
Серрано закашлялся. Во время бури он сильно вымок и простудился.
Видя, что ему трудно говорить, Магеллан кивнул Меските, чтобы он заканчивал рассказ.
— Во все время плавания, — продолжал Мескита, — по левому борту виднелась какая-то дикая земля. Днем над ней то в одном, то в другом месте поднимались столбы дыма, а ночью мы не раз наблюдали огни костров. Из этого мы заключили, что земля обитаема, хотя и не видели на ее берегах ни одного туземца и никаких признаков селений.
Иногда, когда мы приближались к берегу этой земли, до нас доносился отдаленный шум, напоминающий грохот прибоя. Это навело нас на мысль, что замеченная нами земля невелика и, по всей вероятности, состоит из островов, больших и малых, с противоположной стороны которых и слышен был этот характерный шум.
Столбы дыма, о которых уже рассказывал сеньор Серрано и которые мы наблюдали не раз, плывя по проходу, побудили нас назвать лежащую слева от нас землю Землей Дымов.
Мы продолжали плыть, стремясь к обнаруженному проливу. Он был извилист и узок. Много раз нам казалось, что берега вот-вот сойдутся и дальше пути не будет. Но всякий раз, подходя к самому узкому месту его, мы обнаруживали проход, ведущий дальше на запад. Так мы плыли и плыли, и не было конца тому проливу. Тогда мы поняли, что это и есть, верно, тот самый пролив в Южное море, который так долго и безрезультатно искала ваша милость. Мы повернули назад и поспешили сюда с этой радостной вестью. И вот мы здесь.
Мескита закончил рассказ, и на мгновение воцарилось молчание. Суровое лицо Магеллана озарилось улыбкой. Он поднялся и подошел к столу, на котором стояла бутылка вина. Налив всем бокалы, он поднял свой и торжественно выпил его, не говоря ни слова. Серрано, Мескита и другие присутствующие последовали его примеру.
— А теперь, — сказал Магеллан, когда все осушили бокалы, — в дорогу. Отправляйтесь, сеньоры, на свои корабли и приготовьтесь к отплытию. Не будем медлить.
Описанные события происходили в начале 1520 года, спустя шесть месяцев после того, как испанская флотилия под командованием португальца Фернандо Магеллана, перешедшего на испанскую службу, отправилась на поиски пролива, соединяющего Атлантический океан с Южным морем, как в те времена именовался Тихий океан. Пролив, который был обнаружен кораблями Серрано и Мескиты, действительно вел в Южное море и впоследствии получил название Магелланова в честь великого мореплавателя.
Историки рассказывают, что когда испанский король император Карл V знакомился с подробностями первого кругосветного плавания и услышал, что мореплаватели назвали замеченную ими к югу от открытого пролива землю Землей Дымов, он вспомнил о пословице «нет дыма без огня» и на основании этого приказал впредь именовать ее Землей Огней.
Впрочем, существует и другая версия, согласно которой земля, о которой идет речь, была сразу же названа мореплавателями Землей Огней. Которая из версий правдоподобнее, сказать трудно. Но так или иначе наименование, данное Магелланом, закрепилось за архипелагом у южной оконечности американского материка и сохранилось до наших дней, правда, в несколько измененном виде: Огненная Земля.
Южное море
то произошло четыреста с лишним лет назад.
Уже несколько дней три испанские каравеллы покачивались на легкой прибрежной волне в виду небольшого островка Матан, одного из семи тысяч островов Филиппинского архипелага. Перед этим корабли успели посетить некоторые соседние земли, и мореплавателям удалось не только завязать сношения с островитянами, но и обратить многих из них в христианство. Правда, при этом священнодействии самыми убедительными аргументами им служили залпы орудийного салюта, которым непременно сопровождался обряд крещения.
И теперь начальник флотилии генерал-капитан Фернандо Магеллан собрался проделать такую же процедуру с жителями Матана. Частично ему это уже удалось: один из двух властителей острова вместе со всеми своими подданными принял христианство. Но другой, по имени Силапулапу, упорно отказывался вкусить сладость истинной религии. Более того, он был настолько дерзок, что отказался уплатить испанцам дань свиньями, козами и рисом в тех размерах, в каких Магеллан потребовал ее с жителей острова. Оставить безнаказанным такое неповиновение значило на первых же порах допустить подрыв престижа представителей могущественного испанского монарха.
Получив в пятницу 26 апреля известие об отказе Силапулапу платить назначенную дань, разгневанный Магеллан приказал немедленно приготовить три шлюпки и отрядил в них шестьдесят человек, вооруженных мушкетами и самострелами, в касках и стальных нагрудниках.
В полночь отряд, возглавляемый самим Магелланом, отплыл к берегу Матана. Шлюпки подошли к острову задолго до рассвета. Из-за множества подводных скал они вынуждены были остановиться в некотором отдалении от берега. Магеллан направил к островитянам своего слугу. Он в последний раз предупреждал, что если туземцы не подчинятся и не признают власть испанского короля, то очень скоро узнают сокрушительную силу оружия его храбрых солдат.
Вскоре посланный возвратился с известием, что Силапулапу твердо решился принять бой с пришельцами, не соглашаясь на поставленные Магелланом условия.
Едва забрезжил рассвет, около пятидесяти человек по команде бросились из шлюпок в море и, предводительствуемые Магелланом, по пояс в воде двинулись к берегу. В руках они держали копья, мушкеты и самострелы.
На берегу их уже ожидали туземцы числом более полутора тысяч, выстроенные в три отряда.
Как только испанские солдаты достигли берега, островитяне с громкими криками накинулись на них, забрасывая бамбуковыми копьями, отравленными стрелами и камнями. Испанцы отстреливались, но без большого успеха, так как противники держались от них на почтительном расстоянии, все время перебегая с места на место.
Магеллан, видя это, приказал прекратить бесполезную стрельбу, а туземцы, напротив, удвоили свои усилия и подняли еще больший крик. Тогда генерал-капитан отрядил несколько человек в близлежащее селение, распорядившись сжечь его дотла. Этой жестокой мерой он рассчитывал устрашить своих противников. Но результат не оправдал его надежд.
Когда островитяне увидели, как запылали их хижины, они не только не испугались, а еще больше ожесточились. Воздух сотрясся от исторгшегося из тысячи глоток дикого вопля, и на отряд Магеллана с новой силой посыпались копья и стрелы.
Помощи ждать было неоткуда, корабли находились слишком далеко, и их пушки были бессильны против разъяренных островитян.
Раненный в ногу Магеллан приказал медленно отступать к шлюпкам. Он уже начинал понимать, что затеянная им демонстрация мощи испанского оружия не удалась. Единственное, что оставалось — отступать в порядке и вернуться на корабли, а там… о, он найдет способ наказать непокорных.
Непокорных! Ему и в голову не приходило, что островитяне защищали свою собственную землю, свою свободу и независимость.
Между тем испанцы, беспорядочно отстреливаясь, отходили все дальше в море, к шлюпкам. Магеллан и с ним еще несколько человек мужественно прикрывали их отступление.
Больше часа они стойко сдерживали яростный натиск многочисленного неприятеля. Истекавшие кровью солдаты, оставшиеся с Магелланом, еще продолжали сопротивляться, когда их начальник был вторично ранен копьем в руку, а вслед за тем один из островитян ударил его в ногу большим широким ножом.
Генерал-капитан упал. Падая, он успел обернуться назад, желая, видимо, удостовериться, спаслись ли его спутники, добрались ли до шлюпок.
Силы быстро оставляли Магеллана. Островитяне с криками радости старались ускорить его гибель, непрерывно нанося ему удары копьями и ножами. Магеллан сознавал, что погиб, погиб глупо, бессмысленно.
Такой конец! Такое крушение надежд! И когда? В тот момент, когда богатство, почести, слава, все то, к чему он стремился всю свою жизнь, были в его руках. Недавно еще так близко, а теперь так бесконечно далеко.
Его лихорадочное сознание восстанавливало в памяти картины прошлого, нелегкий жизненный путь, короткий, но полный превратностей, успехов и неудач, надежд и разочарований. Больше было неудач и разочарований, чем успехов. И вот теперь…
Он вспомнил себя молодым человеком, участником экспедиции, снаряженной португальским королем для завоевания Индии, куда незадолго до этого проторил дорогу его соотечественник Васко да Гама. Уже на пути в Индию Магеллан получает боевое крещение, принимая участие в нападении на арабские поселения в Восточной Африке.
Затем в течение нескольких лет он сражается в Индии, в водах Малайского архипелага, на полуострове Малакка. Он жаждет обогащения, как и все его собратья по оружию, он смел и отважен, у него ясная голова и несгибаемая воля. Но все его усилия остаются тщетными. Албукерки — вице-король португальской Индии — с неприязнью относится к Магеллану, ему не по душе его прямолинейность, неуживчивый нрав, резкость суждений.
Вот Магеллан видит себя в Португалии. Он возвратился сюда после десятилетнего отсутствия, но и здесь его преследуют неудачи. Он не только не разбогател, но потерял все, что сумел приобрести за годы военных походов, оказавшись жертвой козней родственников купца, с которым вел дела. Небольшое имение, доставшееся ему по наследству, не приносит никаких доходов.
Магеллан снова поступает на военную службу и отправляется в португальскую армию, сражающуюся в Северной Африке с маврами.
И здесь неудачи. Несмотря на храбрость и мужество, неизменно сопутствующие ему в сражениях, он попадает в немилость. Его товарищи по оружию из зависти или по какой-то другой причине оговаривают Магеллана перед начальством, обвиняют его в сношениях с неприятелем.
Магеллан возвращается в Португалию и здесь начинает обдумывать проект плавания к Островам Пряностей западным путем. Он обращается к португальскому королю с предложением осуществить свой план, но не встречает сочувствия и получает отказ.
Оскорбленный, отвергнутый, он покидает родину с намерением предложить свои услуги испанскому королю.
И тут, наконец, ему начинает улыбаться счастье. В Севилье, куда он прибыл из Португалии, он встречается с людьми, которые разделяют его надежды и готовы участвовать в его предприятии и оказать ему материальную помощь.
Благоприятствует его намерениям и общая ситуация. Испанские колонии в Новом Свете не оправдывают возлагавшихся на него надежд, не дают желанного обогащения, между тем как Острова Пряностей обеспечивают непрерывный приток богатств в Португалию. Это побуждает испанского короля дать согласие на организацию экспедиции.
Магеллан приступает к снаряжению кораблей. Сколько трудностей приходится преодолеть, сколько испытать разочарований.
На каждом шагу препятствия, недоверие, открытая враждебность. Корабли в его распоряжение предоставляются старые, туго проходит вербовка судовых команд, провиант оставляет желать много лучшего.
Эмиссар португальского короля делает все возможное, чтобы расстроить экспедицию. Он действует и посулами, и угрозами, а когда это не помогает, нанимает убийц, чтобы убрать с дороги руководителя экспедиции. К счастью, его усилия не увенчиваются успехом.
И вот настает долгожданный день — пять кораблей флотилии покидают гавань Севильи. Впереди идет «Тринидад» под командой самого Магеллана, за ним следуют «Сан Антонио», «Консепсьон», «Виктория» и «Сант-Яго».
В уже слабеющем сознании Магеллана воскресают полные драматизма события плавания: бесплодные поиски пролива, нарастающее недовольство спутников, вылившееся в мятеж в бухте Сан Хулиан. Сколько выдержки, силы воли, находчивости понадобилось ему, чтобы подавить поднятый его недоброжелателями бунт.
Эти события разыгрались в апреле 1520 года. А в мае затонул, потерпев крушение, корабль «Сант-Яго» во время разведывательного плавания.
Наконец, мытарства и невзгоды, перенесенные мореплавателями, вознаграждены. 21 октября на пятьдесят втором градусе южной широты открылся пролив. Посланные вперед корабли принесли весть, что пролив тянется далеко на запад и нет ему предела.
Но даже и эта радость, столь долгожданная, была омрачена: предательски бежал на корабле «Сан Антонио» королевский кормчий Иштебан Гомиж. Он вернулся в Испанию, где возвел на Магеллана тяжкие обвинения.
Оставшиеся три корабля флотилии вскоре вышли на беспредельные просторы Южного моря.