— А ведь правда что-то не похоже на Пионерскую рощу. Тогда почему же мы стоим?
— Вон ползет Дубовый Усач. Надо у него спросить. Эй, Усач, почему мы стоим?
— Гусениц Непарного Шелкопряда надо кормить, — ответил Дубовый Усач. — Потому и встали.
— А долго мы будем стоять?
— Не знаю. Некогда мне с вами болтать, надо искать еду для Шелкопрядов. — И Дубовый Усач уполз.
Вернулся он очень скоро. Бабочки-монашенки даже не успели обсудить услышанную от него новость.
— Тут недалеко, на опушке, хорошенький дубнячок, — сказал Усач. — Наши гусеницы вполне могут там перекусить.
Колька вступает в бой
Жуки свернули с дороги к дубняку, но вскоре остановились: путь им преградила канава, которую вырыли лесники.
Главный Короед повел удивленно усами:
— Вчера этой ямы здесь не было. Откуда она появилась?
Ольховый Листоед заглянул вниз и чуть не свалился.
— Это не просто яма, — сказал он, немного оправившись от испуга, — это ловушка. Ловчая канава.
— Пусть будет ловчая канава, — проговорил Главный Короед, — нам она не страшна.
— Вам она не страшна — вы ее перелетите, а как же переберемся мы, которые не умеют летать? — спросил Сосновый Долгоносик.
Но ответа он не услышал, так как от высоты у него закружилась голова и он свалился прямо на дно.
— Придется искать обходного пути, — сказал Главный Короед. — Ведь не окопали же люди этой проклятой канавой весь лес.
Жуки двигались по одной стороне канавы, а Колька, прячась за кустами и деревьями, шел по другой. Он слышал, как поскрипывали жесткие надкрылья жуков, как лязгали их тяжелые челюсти. А по временам все эти звуки заглушал настойчивый крик голодных гусениц Непарного Шелкопряда:
— Есть!
— Есть! Есть!
— Есть! Есть! Есть!
Деревья на краю опушки слышали все это и замерли в тревоге.
— Я вижу конец канавы! — крикнул Ольховый Листоед.
— Вперед! — сказал Главный Короед и первым повернул к лесу.
Навстречу ему из-за кустов выступал Колька.
— Коля! — воскликнул Главный Короед. — И ты здесь? Какая удача! Давай, Коля, ломай скорее ветки и носи их нашим гусеницам.
— Я не буду ломать ветки, — сказал Колька.
— Коля, опомнись, — воскликнул Ольховый Листоед, — ведь ты же короед!
— Я не короед, я — человек, — ответил Колька. — Убирайтесь-ка отсюда.
Он сорвал с головы фуражку и принялся размахивать ею. В короедском войске поднялась паника.
— У него опрыскиватель! — закричали жуки.
— Лесники! — закричал Ольховый Листоед, упал на спину, поджал лапки и притворился мертвым. А когда короедское войско побежало вдоль канавы обратно к дороге, Ольховый Листоед вскочил и тоже пустился наутек.
Колька не предполагал, что ему так легко удастся отразить атаку короедского войска. Но его радость была преждевременна.
Возвращение Типографа
Улетая и убегая, жуки и гусеницы подняли невероятный шум. Этот шум разбудил Типографа, который всю ночь бродил по лесу и заснул только на рассвете.
Ему давно надоело бродить одному. Он уже не надеялся, что отыщет дорогу к дому и увидит своих родственников и друзей. И вдруг знакомые звуки.
Типограф со всех ног побежал туда, откуда доносился шум.
Когда он выбрался из леса, короедское войско уже скрылось, и на опушке, возле молодых дубков, был один Колька.
Типограф обрадовался ему, как жуку.
— Здравствуй, дорогой Коля! — льстивым голосом воскликнул Типограф, подползая к Кольке.
— И ты с ними? — сурово спросил Колька.
— С кем?
— С жуками, которые хотели объесть листву на этих дубах?
Типограф быстро сообразил, что Колька почему-то поссорился с жуками.
— Ах, какое безобразие! Как они смели! Все жуки трусы и невежи. Это говорю я, а мне ты можешь поверить. Они всегда готовы залезть на чужое дерево и забрать добычу прямо из-под носа. Помню, нашел я однажды чудесную елку. Раз нашел, значит, мне и жить в ней. Но тут, откуда ни возьмись, нагрянули усачи, и в один миг моя отдельная елка превратилась в коммунальную квартиру!..
— Все вы хороши, — махнул рукой Колька. — Одно слово — вредители.
Типограф испугался, что ему сейчас достанется, как досталось другим, он тихо охнул и дрожащим голосом пролепетал:
— Нет, нет, нет! Лично я — не вредитель. Я даже не жук. Я только похож на жука. Я не ем дубовых листьев. Вот спроси у этих дубков, обгрыз я когда-нибудь хоть один дубовый лист.
— Да, — подтвердили молодые дубки, — этот жук никогда не ел дубовых листьев.
— Вот, слышишь? — подхватил Типограф. — Я вовсе не вредный, а, наоборот, полезный.
— Ну ладно уж, иди сюда. Все-таки вдвоем веселее, — сказал Колька. — Вдруг короедское войско возвратится до того, как все подоспеют.
— А кто должен подоспеть? — насторожился Типограф.
— Как — кто? Птицы, лесники с ребятами, Профессор Лесных Наук.
Типограф поежился: встреча с птицами не сулила ему ничего хорошего.
«Надо уносить ноги, пока цел», — подумал Типограф и спросил:
— Дятел тоже обещал прилететь?
— Конечно. Ты с ним знаком?
— К-как же! — ответил Типограф. — П-правда я с ним д-давным-давно не в-виделся, н-но мы с ним б-б-близкие д-д-друзья.
— С кем ты там беседуешь? — вдруг спросила молодая Осинка.
— Да тут встретился один знакомый жук, — ответил Колька.
— Как же его зовут?
— Типограф.
— Не слышала о таком. А ты, бабушка Береза?
Береза покачала ветвями:
— Нет, не знаю.
Типограф притаился ни жив ни мертв. «А вдруг они спросят у елки? — со страхом думал он. — Тогда мне конец. Уж елки-то расскажут, как они от моих рисунков засыхают на корню… Нет, надо бежать, пока не поздно».
Типограф юркнул за куст, прополз под опавшим листом и со всех ног бросился за убегающим короедским войском.
Короедское войско бежало, летело, ползло, катилось, прыгало, ничего не видя вокруг, не разбирая дорога. Но Типограф был напуган больше самой трусливой букашки и поэтому несся еще быстрее.
Вскоре он обогнал гусениц, потом жуков и очутился впереди всех.
— Эй, Типограф, ты откуда? — окликнул его Главный Короед.
— От Дятла спасаюсь.
— Как — от Дятла? Ведь там Колька с опрыскивателем.
— И лесники, — добавил Ольховый Листоед.
— Никаких лесников там нет. Один Колька, у него нет ничего, кроме фуражки.
Главный Короед побежал медленнее.
— А ты не врешь?
— Нет, нет, не вру.
— Ты сам видел?
— Конечно. И Колька мне сказал, что нас только двое. То есть он и я.
Я убежал, а он остался.
— Постой, постой! — Главный Короед остановился и грозно поднял усы. — Он и ты. Значит, ты поднял такой тарарам и напугал нас? Отвечай, негодяй!
Типограф задрожал:
— Я н-не п-пугал… Я… То есть он… То есть не я и не он… То есть он один…
— Ничего не понимаю, — проворчал Главный Короед. — Он и ты или не ты?..
Короедское войско, видя, что его предводитель остановился, мало-помалу начало приходить в себя, и все, что только что бежало, летело, прыгало и катилось, приостановило свое стремительное движение и окружило Главного Короеда и Типографа.
— Ты или не ты? — продолжал Главный Короед грозный допрос.
— Я, то есть не я… — лепетал вконец запутавшийся Типограф. Он совсем растерялся.
— Я слышала, как он сам говорил, что он не жук, а только похож на жука, — сказала маленькая гусеница. Она была очень медлительная и, когда Типограф разговаривал с Колькой, еще не успела убежать далеко от опушки.
— М-да, я давно это подозревал, — грозно проговорил Главный Короед. — Он не жук. Настоящие жуки не умеют читать, а он умеет даже писать.
— П-п-п-простите… П-п-п-пощадите… Я с-с-сейчас все объясню… Я — жук. Честное слово, я жук!.. Я притворился, что я не-не жук! Я тоже неграмотный!
Неожиданно за Типографа вступился Ольховый Листоед.
— Уважаемый Главный Короед, — проговорил он, выступая вперед, — бедный Типограф слишком волнуется. Позвольте мне сказать за него. Типограф говорит, что он притворился. Но во время военных действий притворство носит другое название — военная хитрость. В последнем сражении я тоже прибегнул к военной хитрости. Вы видели, как я ловко притворился мертвым?
— Ишь ты! — удивился Главный Короед. — А я не думал, что наш Типограф такой хитрый. А ведь правда, он мне сообщил важную новость. Оказывается, Колька один на всю опушку, один на весь лес, и у него нет опрыскивателя.
— Да, да, — подтвердил Типограф, — совершенно один, и у него нет опрыскивателя.
— Странно, почему мы этого не заметили, — задумчиво сказал Главный Короед. — А вот Типограф заметил. Молодец, Типограф. А теперь в обратный путь. Мы все-таки накормим наших Шелкопрядов.
Три минуты на размышление
Прошло довольно много времени с тех пор, как Типограф скрылся за кустом.
— Эй, Типограф, ты где? — позвал Колька.
Типограф не отзывался.
Тогда Колька наклонился и заглянул под куст. Там никого не было.
— Убежал! — удивленно воскликнул Колька. — Оставил меня одного, а еще говорил, что полезный.
— Жукам никогда нельзя верить, — заметила Осина, — кроме того, я сомневаюсь, чтобы он был полезным.
— Подождите! — вдруг воскликнула Пихта. — Как вы говорите — Типограф?
— Да, Типограф, — подтвердил Колька.
— Тогда я его знаю. Вреднейший жучонка. Спросите о нем у любой елки, его все знают. Сколько елочек он изгрыз!
— Эх, и провел же он меня! — с досадой сказал Колька. — Небось жуки нарочно подослали его ко мне шпионить.
В это время издали донесся глухой шум. Это возвращалась короедская армия. Вот показался Главный Короед, вот Ольховый Листоед, а рядом с ним Жук-часовщик и Типограф. Они остановились немного поодаль. Главный Короед громко крикнул:
— Мы знаем, что ты здесь один и что у тебя ничего нет, кроме фуражки.
Сдавайся! Иначе мы тебя искусаем, изгрызем, источим, как сухой пень. Даю тебе три минуты на размышление.
Главный Короед присел на задние лапы и приказал:
— Тикай, Часовщик! А ты, Ольховый Листоед, считай.
Жук-часовщик принялся тикать, а Ольховый Листоед считать.
— Одна минута… Одна минута с половиной… — Время от времени он спрашивал Кольку: — Ты думаешь?
— Даже и не думаю, — отвечал Колька.
— Зря. Я тебе все-таки советую подумать. Две минуты… Две минуты с половиной… Три минуты… Сдаешься?
— Нет, — твердо ответил Колька.
— Тогда пеняй на себя, — сказал Главный Короед, и все четыре жука скрылись за кустами, где находилось короедское войско.
Военная хитрость
— Есть! Есть! Есть! — на разные голоса вопили гусеницы Непарного Шелкопряда. Они почуяли запах дубовой листвы, увидели дубовую рощицу, сверкающую молодой зеленью с красными искорками совсем молоденьких листочков, и уже не хотели слушать никаких уговоров.
— Вперед! Вперед! — закричал Главный Короед и пополз на Кольку, выставив, как пики, свои усы.
— Вперед! Вперед! — подхватил Ольховый Листоед. — Чего же вы не летите?
Тяжелые майские жуки поднялись в воздух. За ними двинулись дровосеки и древоточцы. Бабочки-монашенки взмахнули крыльями и, толкаясь, полетели реденьким серым облачком. Гусеницы принялись деловито отмеривать шаги: раз — передние ноги вынесли вперед голову, два — хвост подтянут к голове. Мелкие короеды, сомкнув черные блестящие спины, шли сплошной черной колонной.
Хотя все отряды двинулись одновременно, прежде всех подлетели к Кальке майские жуки. Первый жук стукнул Кальку прямо в лоб и свалился на землю. Кожа на Колькином лбу сразу покраснела. Ему было больно. Но когда идет бой, разве обращают на это внимание? Колька даже не потер лоб. Он сорвал с головы фуражку и принялся ею сшибать жуков. Жуки налетали и справа, и слева, и спереди, и сзади. Колька только успевал поворачиваться. Его заслуженная фуражка, не раз заменявшая футбольный мяч, так и мелькала в воздухе. Теперь она стала грозным оружием. Атака была отбита.
Бабочки, увидев валяющихся повсюду в траве майских жуков, в испуге разлетелись в разные стороны.
А когда подоспели дровосеки, древоточцы и мелкие короеды, Колька взялся за палку.
— Вперед! — кричал Ольховый Листоед.
— Вперед! — пискнул Типограф.
Колька замахнулся палкой, и короедское войско откатилось назад.
— Надо всем вместе! — кричал Главный Короед. — Всем вместе!
Но было поздно. Расстроенная армия была не способна на новый штурм.
— Хоть бы ты провалился сквозь землю! — со злобой глядя на Кольку, воскликнул Главный Короед.
— А что, если он действительно провалится? — хитро усмехнувшись, спросил Ольховый Листоед.
— Не говори глупостей! — оборвал его Главный Короед.
— Мои слова не так уж глупы, — обиделся Ольховый Листоед. — Надо напустить на мальчишку проволочников и корнегрызов.
Главный Короед махнул лапой:
— Уж если короеды ничего не смогли поделать, то проволочники и подавно не смогут.
Но Ольховый Листоед поднялся на цыпочки и что-то зашептал Главному Короеду на ухо.
Главный Короед слушал, слушал, потом радостно воскликнул:
— Правильно! Позвать ко мне проволочников и корнегрызов!
Колька сидел на пеньке, отдыхая после битвы с майскими жуками. Вдруг он почувствовал, что пенек слегка зашевелился. Колька встал и осмотрел его со всех сторон. Пенек стоял как стоял.
«Наверное, показалось», — решил Колька и снова уселся на пень.
В ту же минуту земля под его ногами стала проваливаться.
Колька хотел вскочить на ноги, но было поздно: проволочники и корнегрызы уже подрыли землю, подгрызли корни, и он вместе с пнем провалился в яму. Комья земли посыпались за шиворот и в ботинки, мелкая пыль запорошила глаза.
— Молодцы проволочники! Молодцы корнегрызы! — услышал Колька радостный голос Главного Короеда.
Пока Колька выбирался из ямы, пока протирал запорошенные пылью глаза, короедская армия ринулась мимо него в лес, и лохматые гусеницы поползли вверх по стволам молодых дубков и принялись есть листья.
Вдруг до Кольки донесся испуганный крик бабочки:
— Синицы!
— Синицы! Синицы! — подхватили остальные. — Они склюют наших гусениц!
— Синицы! — крикнул Колька. — Эй, синицы, сюда!
Но синицы не слышали его, они спешили, как было условленно, к Пионерской роще.
Быстрая стая промелькнула над лесом и скрылась.
И снова гусеницы принялись за свое злое дело. Их было так много, что на каждый лист приходилось по три, а то и по четыре гусеницы.
— Все пропало! — чуть не плача, сказал Колька. — И никто не знает, что мы здесь попали в беду.
Профессор вспоминает о Непарных Шелкопрядах
Профессор имел обыкновение про все, что он делал или видел, о чем слышал или думал, подробно записывать в толстую тетрадь. Потом он перечитывал свои записи и делал пометки.
Пометки были разного рода: короткие и длинные.
Когда Профессор писал одну букву «О», он радостно улыбался, потому что эта буква обозначала слово «Отлично». Он писал ее, когда все, что нужно, было сделано хорошо и до конца.
Иногда в тетради появлялась пометка из двух букв «Н. П.». Написав эти буквы, Профессор морщил лоб и прикладывал ко лбу указательный палец: «Н. П.» обозначало «Надо подумать».
Хмурился он и тогда, когда писал три буквы «М. С. Л.».