Он спустился с кормы и разыскал Марона. Тот помогал готовить ужин.
— Мне надо с тобой поговорить, — произнес он с каким-то жалким видом.
Марон вытер руки, белые от муки, и вышел к Бренну. Мальчики подошли к борту.
— А что случилось? — Марон заглянул Бренну в глаза. — Ты что-то не в себе.
Бренн не в силах был говорить. Признаться в плутовстве было труднее, чем он предполагал. Но теперь, когда потребность в признании возникла в нем и овладела всем его существом, он уже не мог молчать.
— Марон, — хрипло произнес он, — помнишь, как мы на постоялом дворе метали жребий монетой?
— Да, — спокойно сказал Марон. — Помню.
— Я тебе хочу сказать одну вещь насчет этого, — продолжал Бренн, не смея взглянуть другу в лицо. Он посмотрел за борт на пенящиеся гребни волн. — Я… я ведь сплутовал, — выпалил он и добавил уже спокойнее: — Голова была на обеих сторонах монеты.
— Я это знал, — ответил Марон все тем же ровным голосом. — Я увидел, когда схватил монету. Но раз ты мне сам признался, теперь это все равно.
Бренн поднял глаза от клокочущей пены и, наконец, взглянул на Марона.
— Ты знал и ничего не сказал? — Ему было еще стыднее, чем раньше.
— Сперва я рассердился и хотел выложить тебе все. А потом раздумал. Тогда бы мы с тобой по-настоящему рассорились, а я видел, как тебе хочется в Британию. Вот я и решил остаться с тобой. Ведь если бы я не сделал этого, нашей дружбе пришел бы конец. Вот и все. Конечно, мне было тяжело. Но теперь ты все загладил.
Бренн почувствовал, что глаза у него Наполняются слезами. Он крепко пожал руку Марона.
— Ну, так я рад, что мы плывем на восток и рано или поздно попадем во Фракию. Я рад, что плутовство мне не помогло.
— Не надо больше об этом думать, — сказал Марон. — Ты бы сделал так же, как я.
— Не знаю, сделал ли бы, — ответил Бренн. — Но это не важно. Важно, что теперь мы друг друга поняли. Мы будем вместе, что бы ни случилось, и пусть наш путь кончится там, куда занесет нас судьба.
— Пусть будет так.
Они опять крепко пожали друг другу руки.
Тут порыв ветра донес до них из кухни запах варева, и они засмеялись: от бодрящего морского воздуха им захотелось есть. Хорошо жить на свете, — они свободны здесь, на свежем морском просторе, и скоро будет готова вкусная еда.
ГЛАВА XV. МОРСКОЙ РАЗБОЙ
Прошло три дня со времени отплытия из Сириса. Поздно вечером Бренн вышел на палубу.
Прислонясь к мачте, он смотрел на озаренную звездами воду, струившуюся за кормой. Погода по-прежнему стояла ясная. Феликс приказал не прерывать плаванья на ночь, тем более, что бросать якорь неподалеку от берега было бы рискованно, — приходилось опасаться внезапного нападения. Несомненно, за эти дни правители Сириса либо узнали правду, либо догадались о ней и разослали гонцов, чтобы предостеречь власти в других гаванях.
Бренна подняло с койки безотчетное желание еще ваз взглянуть на волны, с глухим шумом разбивавшиеся о борта судна; от волн он перевел глаза на звездное небо, местами подернутое легкими облаками. Он ни о чем не думал, но ощущал какую-то смутную тревогу. Морская пена отливала серебром, и каждый всплеск волн означал, что Британия — все дальше и дальше…
Вдруг он заметил, — со звездами что-то неладно. С самого раннего детства он научился наблюдать движение небесных светил; теперь, снова внимательно взглянув на небо, он увидел, что «Лебедь» идет не в том направлении, куда следует. Нос корабля уже не был обращен к звездам, блиставшим на востоке. Мальчику стало ясно, — корабль повернул и поплыл обратно, на запад.
Бренн проскользнул на корму, не постучав вошел в каюту Феликса и тихонько окликнул его:
— Феликс!
Тот сейчас же бесшумно приподнялся на койке.
— Кто там?
— Я, Бренн.
Феликс высек огонь из кремня, и при тусклом свете восковой свечи Бренн увидел его настороженное лицо; единственный глаз сверкал из-под спутанной гривы.
— Что случилось?
— Кормчий повернул судно; я это заметил по звездам.
Феликс протяжно свистнул.
— Я должен был это предвидеть, Давай поговорим с ним по-свойски.
Он торопливо надел башмаки и, не зашнуровав их, выбежал из каюты. Бренн пошел за ним следом. Они быстро нашли кормчего. Феликс гневно сказал ему:
— Поди-ка сюда! Мне нужно спросить тебя кое о чем.
Кормчий нехотя повиновался. Вид у него был смущенный.
— Глянь-ка вверх! — продолжал Феликс и, схватив кормчего за подбородок, вздернул ему голову кверху: — Погляди-ка хорошенько: что случилось со звездами~
— Ничего с ними не случилось, — мрачно ответил кормчий.
— Они повернулись задом наперед, — глумливо продолжал Феликс, — встали шиворот-навыворот, перекувырнулись, прошлись колесом — называй это, как хочешь. Но каким словом ни назовешь, а ты — подлая собака.
— Я только выполняю приказания, — пробормотал кормчий.
— Вот как! А чьи это приказания? Не мои! Брось финтить! Признайся! Либо с судном что-то неладное творится, либо со звездами. По-твоему, спятили звезды?
— Отвяжись от меня, — дерзко выпалил, кормчий. — кто вы такие, ты и весь твой поганый сброд?
— Кто бы мы ни были — тебе нас не предать! — рявкнул Феликс. Он крепко обхватил кормчего, приподнял его и с размаху швырнул за борт. Затем он легонько раз-другой взмахнул руками, словно стряхивая с них пыль.
— Зачем ты это сделал? — спросил Бренн; он шагнул к Феликсу, чтобы остановить его, но было уже поздно. — Кто теперь будет вести судно?
Феликс почесал голову.
— Верно, — сказал он, — я малость поторопился, но так ему и надо!
Он на минуту призадумался и стал потихоньку напевать печальную песенку. Затем он сказал:
— Давай поговорим с помощником.
Тот, в смертельном испуге выглядывавший из рубки, попятился, когда Феликс подошел к нему.
— Не бойся, — сказал Феликс. — Ты только повиновался его приказаниям, — значит, ты тут ни при чем. Ты умеешь распоряжаться на корабле?
Несколько оправившись от испуга, моряк кивнул головой.
— Значит, теперь за все отвечаешь ты, — сказал Феликс. — Только не вздумай сыграть с нами какую-нибудь штуку; ты видел — это добром не кончается. Поверни судно, поставь звезды на место и веди себя как полагается.
Корабль снова поплыл на восток. За истекшие три дня матросы — сами рабы — успели подружиться с повстанцами и сочувственно относились к их попытке вырваться на свободу. Таким образом, после устранения кормчего, ничто уже не нарушало полного согласия на «Лебеде».
Следующие два дня плаванья прошли спокойно, а на третий — наблюдатель заметил на расстоянии около пяти миль корабль, шедший прямо к «Лебедю».
Среди повстанцев поднялся переполох; они решили, что это военный корабль, высланный, чтобы схватить их и вернуть в Италию. Феликс несколько успокоил людей, объяснив им, что корабль идет к Италии с востока и, значит, не мог быть послан за ними в погоню.
Опасения рассеялись не вполне. Как-никак судно могло быть военное; что, если его начальнику вздумается обыскать «Лебедя»? Но наблюдатель, донес, что корабль, тем временем подплывший довольно близко, судя по всему, торговый: обводы у него более закругленные, чем у военных судов, его двигали паруса и не видно было гребцов, размещаемых на военных судах тремя ярусами и являющихся непременной их принадлежностью.
Повстанцы приободрились; некоторые из них даже влезли на мачты, чтобы лучше разглядеть корабль, приближавшийся к ним.
Новый кормчий подошел к Феликсу и сказал:
— Начальник, я хочу кое-что предложить тебе.
— Выкладывай, — отозвался Феликс, жевавший ячменную лепешку. — Я никогда не мешаю людям говорить, но мне случается уложить человека на месте, если он скажет не то, что надо.
Кормчий облизнул пересохшие губы, огляделся по сторонам и начал:
— Я рад, что ты швырнул его за борт. Он был изверг, тиранил нас. Он велел бросить моего брата в море за то, что брат кинулся на него. Теперь он получил по заслугам. Брат нечаянно чем-то рассердил кормчего, и тот жестоко избил его; брат рассвирепел — и кончилось тем, что его, беднягу, выбросили за борт.
Феликс осклабился.
— Матросам не годится, сердить начальника. Ну, ладно! Меня очень радует, что я полностью расквитался с этим негодяем за его злодейства. Хотя, признаться, я малость поспешил. Что же ты надумал?
— Мне осточертело быть рабом, и всем моим товарищам — тоже. Мы хотим присоединиться к вам. Но что вы намерены сделать, когда окажетесь на Востоке?
— Продать корабль финикийцам, которые не будут нас донимать расспросами; выручку мы поделим, а затем — разбредемся по белу свету.
— Тогда нас мигом всех переловят, — проворчал кормчий, — и нам будет не лучше, чем прежде — нет, хуже, если только это возможно.
— Так чего же ты хочешь?
— Давайте станем пиратами! Тогда нам незачем будет расходиться в разные стороны. Мы можем найти какую-нибудь бухту в Киликии или пристать к побережью Адриатики, где для жителей помогать пиратам — привычное дело. Там мы примкнем к другим пиратским судам. Мы и в накладе не останемся, и не пропадем зря!
Повстанцы и матросы, толпившиеся вокруг Феликса и кормчего, радостно приветствовали это предложение. В те времена пиратство не являлось чем-то позорным. В нем видели разновидность войны, своего рода каперство, а не разбой. Иллирийские и киликийские пираты считали, что они ведут войну против Рима и имеют право захватить любое римское судно, которое им попадается.
— Так и сделаем! — гаркнул Феликс, дружески хлопнув кормчего по спине.
Бренн хотел было выступить вперед и возразить против этого решения. Мысль, что ему придется беспрерывно скитаться по морям, покуда какая-нибудь римская флотилия не захватит их судно, отнюдь не улыбалась мальчику.
Но Марон, заметивший его движение, удержал Бренна за руку и шепнул ему:
— Пускай себе плывут в Адриатику, а уж там-то мы сможем отстать от них. От побережья до Фракийских гор — рукой подать.
Бренн снова преисполнился надежды.
«Если судьба дает мне возможность добраться до Фракии, — подумал он, — значит, нужно без всяких колебаний отправиться вместе с ними; какое это счастье — попасть в страну, где я буду сам себе господин!»
Он подошел к Феликсу.
— Возьмем курс на Иллирию! Туда ближе, чем в Киликию!
— Я тоже за Иллирию, -. подхватил кормчий, внимательно слушавший Бренна. — Там столько бухт и островков, что мы отлично сможем прятаться, Если нужно будет. А жители ненавидят римлян и всегда готовы помочь пиратам.
— В Иллирию так в Иллирию, — заявил Феликс и тотчас зычно крикнул повстанцам и команде: — К оружию, ребята! Первая наша добыча сама, дается нам в руки!
Он размашистым жестом указал на торговое судно, находившееся теперь самое большее в полумиле от «Лебедя». Матросы и повстанцы ответили ему негромкими радостными кликами и принялись делить между собой оружие, раскиданное на палубе. Тут не обошлось без перебранки. Покончив с этим делом, моряки дружно направили «Лебедя» прямо к торговому судну, а наблюдатель замахал флагом.
По указаниям Феликса и кормчего, команда собрала все якоря и крюки, какие только оказались на «Лебеде»; взяли даже тяжелые камни из балласта и привязали их к концам канатов, а крюки и якоря прикрепили к длинным шестам. Запасшись этими абордажными орудиями, моряки и повстанцы притаились на верхней палубе, под бортами.
На торговом судне, очевидно, не подозревали опасности; оно подплывало все ближе. Неожиданным маневром «Лебедь» придвинулся к нему вплотную. Люди, размещенные под бортами «Лебедя», крепче сжали в руках шесты и канаты; с торгового судна крикнули:
— Что вам нужно?
Феликс свистнул. «Лебедь» сделал резкий поворот и протаранил среднюю часть торгового судна. Из-под бортов с гиканьем выскочили спрятавшиеся там люди и мгновенно взяли судно на абордаж. Раздался оглушительный грохот. Это матросы «Лебедя» спустили брусья мачт на палубу атакованного судна, чтобы удержать его на месте, а вооруженные повстанцы с воинственным кличем перепрыгнули через борт и ворвались на палубу…
Команда торгового судна, захваченная врасплох, не оказала сопротивления. Феликс был в первых рядах нападавших. Он сразу приметил кормчего и стал наступать на него, но тот и не думал защищаться, а, видя, что все пропало, упал на колени, моля о пощаде…
— Встань! — крикнул Феликс. — Мы никому из вас не сделаем зла, мы только заберем ваш груз. Мы — воины Спартака, и твой корабль — военная добыча!
Корабль плыл из Александрии с богатым грузом; там были стеклянные изделия, свитки папируса, мебель с украшениями из слоновой кости и черного дерева, пестро раскрашенные статуэтки и другие безделушки.
С веселыми прибаутками повстанцы и матросы доставали вещи из трюма и перебрасывали их на свой корабль. Из вспоротых тюков с безделушками сыпались зеркала из полированной бронзы, и резные шкатулки, изящные сосуды с притираниями и благовонными маслами.
Когда весь груз был перенесен и трюм торгового судия опустел, Феликс, ухмыляясь, сказал кормчему:
— Если хочешь, я письменно удостоверю, что ты не потопил груз на полпути в Средиземном море и не продал его в каком-нибудь азиатском порту.
Капитан исподлобья взглянул на него и ничего не ответил.
— Меня зовут Марк Юлий Фронтин, — не унимался Феликс. — Скажи им это там, в Сирисе. Уж они-то знают мою подпись.
Тут он захохотал во все горло и перелез обратно на палубу «Лебедя», крикнув своим людям, чтобы они поскорее следовали за ним, иначе он их оставит на борту чужого судна. Все немедленно вернулись на корабль, захватив с собой свои якоря и камни. Затем повстанцы и матросы убрали абордажные крюки, и суда поплыли в разные стороны.
ГЛАВА XVI. ПРОСЧИТАЛИСЬ
В эту ночь на борту «Лебедя» царило веселье; казалось, впереди — занимательнейшие приключения, богатая пожива.
После дележа добычи принялись обсуждать, что делать дальше; в конце концов решили, что «Лебедь» направится к берегам Иллирии и будет совершать рейсы вдоль побережья, пока не найдется подходящий зеленый островок, укрытый от ветра и, разумеется, необитаемый. На этом островке высадят женщин и детей и построят для них дома, и там, в тихой бухте, «Лебедь» будет стоять зимой, когда выход в море — верная смерть. А холостые найдут себе жен в иллирийских селеньях, разбросанных на взморье.
Кое-что из добычи сложили внизу, но много громоздких вещей осталось на палубе, так как часть трюма теперь была отведена под жилье.
Итак, все сошло как нельзя лучше. Теперь восставшим и в голову не приходило, что им может грозить опасность. Они воображали, что плаванье по морю всегда спокойно и приятно и что у них будет одна только забота — при каждом удобном случае останавливать купеческие суда и забирать груз.
На другое утро наблюдатель снова увидел корабль; в этом не было ничего странного, так как «Лебедь» плыл теперь тем путем, каким обычно пользовались торговые суда. Все живо разобрали оружие.
Сделанные накануне приготовления были в точности повторены, и вскоре корабли оказались так близко друг от друга, что можно было перекликаться. Один из матросов стал на борт и, держась за канат, крикнул:
— Эй, вы!
На этот раз не пришлось прибегать к искусным маневрам: корабль по собственному почину направился прямо к «Лебедю».
Феликс с довольным видом потуже затянул пояс. В эту минуту к нему подошел кормчий.
— Не нравится мне это судно, — сказал он.
— Почему? Судно как судно, — резко ответил Феликс.
— Не военное это судно и не торговое, — продолжал кормчий, пристально разглядывая корабль.
Прежде чем он успел вымолвить еще хоть слово, таинственный корабль придвинулся к «Лебедю» вплотную и раздался трубный сигнал. «Лебедь» мгновенно взяли на абордаж; несколько повстанцев, размещенных под бортами, были тяжко изувечены крюками, и на палубу толпой ринулись люди зверского вида.
Матросы и повстанцы, рассчитывавшие захватить экипаж корабля врасплох, теперь сами узнали, как страшен внезапный абордаж. Они пытались сопротивляться, в недолгой схватке вывели из строя несколько человек неприятельской команды, но потерпели полное поражение. Некоторые, растерявшись от неожиданности нападения, пытались взобраться на мачты или спрятаться за нагроможденной на палубах мебелью.