Кай Су подробно изучал флаги, спускавшиеся с крыш домов, рассматривал кружевные арки, в которые вколачивали последние гвозди. Он долго стоял перед высокой трибуной — она ещё не была задрапирована, и от неё пахло свежей сосной. Этот запах вызвал воспоминание о Прохладной Долине.
Кай Су хотелось говорить. Люди были заняты. Они вежливо отвечали на его вопросы, но сейчас же переходили к своим делам. А ему требовался внимательный, понимающий слушатель. И Кай Су беседовал сам с собой.
«Почему бы, — думал он, — не построить мост, чтобы жители юга, не умеющие плавать, переходили сюда, на север?..»
Кай Су видит себя стоящим на мосту… Он знает, кого можно пропустить…
Бабушка, Пек Чан, отец… Вся Прохладная Долина!
«Проходите, пожалуйста!»
Экая досада: комната у Николаева маленькая, всем не поместиться. Стойте! Мы пойдём к доктору — у него много комнат с большими кроватями…
А Пек Чан пойдёт ко мне. Мы будем спать вместе на диване, под одним одеялом, как у бабушки в шалаше…
«А, и ты идёшь через мост, жирный Хо Сан? Ну уж нет!..»
Кай Су бросается на своего бывшего хозяина и колотит его по мягкому животу…
Проходящие мимо девушки удивлённо смотрят на корейского мальчика, который руками и ногами бьёт куст акации. Они хохочут…
Но Кай Су не замечает девушек. Он бежит вместе с другими ребятами за военным оркестром. Его глаза сверкают ярче серебряных труб. На повороте улицы Кай Су вспоминает, что русский офицер Николаев покажет ему сегодня самое великое чудо: картины, которые двигаются и говорят…
Около высокого дома с белыми колоннами Николаева не было. Кай Су стал рядом с часовым и замер в ожидании.
Над крышами зеленеет священная гора Марамбо. Тонким лучом устремляется в небо монумент, воздвигнутый трудящимися Северной Кореи в честь Советской Армии, освободившей эту угнетённую страну от сорокалетнего японского ига. Вершина памятника увенчана золотой пятиконечной звездой.
Кай Су даёт имена всему, что видит.
Улицу от дома до площади он назвал «Быстрая Река», седоусого доктора — «Тихий Гром», а русского офицера Николаева — «Большой Пек Чан».
Кай Су разглядывает звезду на горе Марамбо и придумывает ей название.
Перед ним бесшумно возникает длинный автомобиль. Из него выходит русский офицер. Кай Су подбегает к нему и протягивает руку. Офицер хмурит брови.
Кай Су говорит:
— Здравствуй!
Офицер улыбается. Они обмениваются рукопожатием. Офицер прикладывает руку к фуражке и поднимается по ступенькам.
Кай Су не хочет показаться невежей и тоже прикладывает руку к голове, хотя она ничем не покрыта.
Он подходит к автомобилю и внимательно изучает своё отражение на чёрном лаке.
— Кай Су!
Кай Су оглядывается. Николаев! Сейчас они пойдут смотреть картины: они двигаются и говорят… Это сказала кореянка — соседка Николаева.
Кай Су знал только такие русские слова, как «здравствуй», «свобода», «товарищ», «победа», «земля», «Ленин», «Сталин».
Николаев понимал по-корейски всего несколько фраз. Шли молча.
Путь лежал через базар. Здесь было тесно, пестро и шумно. Николаев взял Кай Су за руку, и они медленно пробирались через толпу. Кай Су нравилось то, что он слышал.
Говорили о хорошем урожае, о том, кто сколько продаст риса и сколько заработает. Речи пересыпались шутками.
За несколько минут Кай Су увидел столько улыбок, сколько не видел их за всю свою жизнь. Ему хотелось вмешаться в чужой разговор, рассказать о своей деревне.
Густая толпа преградила дорогу.
Кай Су услыхал знакомый голос. Увидеть говорившего ему мешали спины слушателей. Николаев повёл Кай Су в обход. Кто-то рассказывал о делах на юге. Кай Су насторожился.
— Сейчас на юге тоже неплохо, а кой в чём даже лучше, чем здесь… Американцы помогают крестьянам… Товаров навезли таких, каких мы и не видали…
Кто-то спросил:
— А земля всё у помещиков?
— Ну что же? Разве помещики не корейцы? Разве мы не одной страны дети? Всегда можно договориться…
Все засмеялись. В шум ворвался звонкий, озорной голос:
— Можно!.. Урожай пополам: помещику рис, а крестьянину солома… Нет, друг! Лучше уж сеять на своей земле.
— Сейте, сейте… Работайте… А потом русские заберут себе ваш урожай. Даром, что ли, они пришли…
Николаев и Кай Су хотели обойти толпу, но она хлынула в сторону, увлекая их за собой.
Кай Су увидел человека с юга: он был в крестьянской одежде. Он быстро махал кулаками, неумело отражая нападение.
Из толпы вырвался старик в белом халате и, со свистом размахивая суковатой палкой, подбежал к человеку с юга. Тот упал на колени и поднял вверх дрожащие руки.
Это был тот вертлявый человек, которого Кай Су видел во дворе своего хозяина Хо Сана. Тогда на нём были чужеземный костюм и золотые очки.
— Змей! — закричал Кай Су. — Я знаю тебя! — и бросился на переодетого человека, но лейтенант Николаев крепко прижал его к себе. — Не выпускайте его! — надрывался Кай Су. — Его прислал жирный Хо Сан…
Николаев приложил руку к горячим губам Кай Су.
Старик опустил дубину и грозно спросил:
— Это правда?
— Мальчишка врёт, — зашипел вертлявый. Кай Су не выдержал:
— Ты сам врёшь, трусливая лисица!
К Николаеву подошёл пожилой кореец в белом костюме и, с трудом подбирая слова, сказал:
— Товарищ офицер, арестуйте его. Народ может разорвать обманщика… Мальчик что-то знает… — Он обратился к толпе: — Ведите его к начальнику.
Старик поднял вертлявого с колен. Кай Су шёл рядом с Николаевым, сзади арестованного. Голова его горела.
«Счастье твоё, Змей, что русские так добры, — думал он. — Попался бы ты в руки мне и Пек Чану… Мы бы заставили тебя ползать!»
Кай Су вспомнил своего отца, вспомнил пепел на месте Прохладной Долины, и ему захотелось вцепиться в горло гнусному Змею, заползшему с юга.
Все трое подошли к дому и поднялись по широким ступеням. Кай Су оглянулся.
— Мальчик! — крикнул из толпы старик с дубиной. — Не бойся, расскажи всё, что знаешь.
Кай Су кивнул головой.
В коридоре к Николаеву подошёл молодой кореец и, спросив его о чём-то по-русски, посмотрел на Кай Су.
— Тебя зовут… — Он сделал вид, что прекрасно знает Кай Су, но забыл его имя.
Кай Су назвал себя.
— Слушай, Кай Су: Если ты знаешь этого, — он пальцем указал на Змея, — расскажи всё мне, а я передам начальнику. Я знаю русский язык.
Кай Су подтянулся. Ему хотелось как можно лучше выполнить важное поручение.
Высокая дверь открылась, и все вошли в большую комнату.
Кай Су всё время следил за вертлявым. Он боялся, что Змей обманет доверчивых русских. При первых же его словах Кай Су насторожился.
— Да, я с юга. — Вертлявый говорил тихо и жалобно. — Крестьянин. Земли у меня нет. Я батрак. Поэтому я и перешёл границу. Здесь дают землю.
Кай Су дрожал от негодования. Он впервые слышал такую чудовищную ложь. Он сорвался со стула, но его удержал Николаев. И начальник спокойно слушает его! И пишет…
Послушаем, что он ещё скажет.
— Я говорил то, что видел на юге. Корея свободна. Ведь каждый может сказать то, что думает… Этого мальчика я не знаю.
Переводчик сказал:
— Кай Су, подойди сюда, к столу, и скажи всё, что знаешь об этом человеке.
Кай Су не забыл ни одной мелочи. Он говорил долго, а начальник терпеливо писал.
— А как по-твоему, Кай Су: этот человек говорил правду?
— Нет! — твёрдо ответил Кай Су и добавил тихо: — Посмотрите в его глаза.
Кай Су посмотрел в бегающие глаза незнакомца. Тот шевелил белыми, дряблыми пальцами.
— Смотри, — обратился Кай Су к начальнику и протянул к нему свои жёсткие руки с тонкими, чуть припухшими на суставах пальцами. — Вот руки…
Он посмотрел на побледневшего незнакомца и презрительно усмехнулся.
— А этой рукой, — Кай Су коснулся руки Змея, — этой рукой даже почесаться как следует нельзя.
И, выпятив грудь, Кай Су застыл, глядя в глаза начальнику. Он видел, что так делали советские воины.
Когда незнакомца увели, все гладили Кай Су по голове, хлопали по плечу, жали руку.
Кай Су отвечал крепким рукопожатием, и все имели возможность убедиться, что он неплохо держал в руках лопату и соху, и выразили уверенность, что винтовку он будет держать не хуже. Это переводчик передал ему дословно и от себя добавил, что он, Кай Су, славный парень.
13. «ЛЮБИ СВОЮ РОДИНУ!»
В семь часов утра Кай Су в одних носках ходил на цыпочках по комнате.
Сапог он не надевал. Они скрипели великолепно, неподражаемо, упоительно, но чуть-чуть звучнее, чем следовало для раннего часа. Кай Су берёг сон лейтенанта Николаева.
Сегодня корейский народ торжественно провожает воинов Советской Армии, которые освободили и теперь покидают Северную Корею.
Жители севера в знак благодарности своим освободителям устроили большой праздник — праздник любви и уважения корейского народа к Советскому Союзу, — и он, Кай Су, получил билет на трибуну.
Он знает, за что ему дали такой почётный билет. Это за то, что он распознал врага. Он хорошо помнит всех врагов своего народа.
Лейтенант Николаев может спокойно ехать домой. Кай Су теперь сам прогонит врагов своей родины.
Недаром он клялся вместе с Пек Чаном быть таким же верным сыном корейского народа, как Ким Ир Сен.
Кай Су достаёт из кармана курточки пригласительный билет и целует напечатанное золотом изображение Сталина.
Когда Николаев поедет в Россию, он попросит его сказать Сталину, как счастлив Кай Су.
Кай Су надевает сапоги и выходит на улицу. Ему трудно сидеть на месте.
Он ходит около дома, слушает пение птиц, смотрит, как розовеют легкие облака, как над священной горой Марамбо вспыхнула золотая пятиконечная звезда.
Кай Су и Николаев идут по Быстрой Реке и сворачивают на площадь, где стоит трибуна. Она затянута кумачом. Трепещущие флаги и золотые шнуры делают её похожей на корабль.
На площади пустынно — ещё рано.
Демонстрация начнётся не скоро. Николаев подводит Кай Су к высоким ступеням и показывает ему место, где он будет сидеть. Потом они идут к ворогам большого дома.
Кай Су знает, что это Народный Комитет.
Во дворе маленький садик. В тени под деревьями много людей. Кай Су узнаёт знакомых. Вот, в белом костюме и в белом картузе, доктор Тихий Гром. Вот начальник, которому Кай Су рассказывал правду о человеке в золотых очках.
Кай Су подходит к ним и протягивает руку. Знакомым он просто говорит:
— Здравствуй!
Незнакомым громко и отчётливо называет себя:
— Ли Кай Су…
Народу много. Он обходит всех не спеша и солидно пожимает руки. Ему улыбаются.
Он про себя называет этот двор «Садом Улыбок».
Кай Су обошёл всех, кроме корейца в белом кителе и белой полотняной шляпе — он тихо разговаривает с нарядной пожилой женщиной. Кай Су знает, что нельзя подходить к взрослым, когда они заняты, и терпеливо ждёт.
Наконец-то! Кореец в белом кителе и полотняной шляпе стоит один.
Кай Су бежит к нему с вытянутой рукой и представляется:
— Ли Кай Су.
Кореец жмёт ему руку и говорит:
— Ким Ир Сен.
У Кай Су останавливается дыхание. Он отступает на несколько шагов и долго смотрит в ясные молодые глаза Ким Ир Сена… Да, конечно, это он! Улыбается точно так же, как на том портрете, который Кай Су помогал украшать цветами…
Кай Су подбегает к нему и говорит о бабушке, о Прохладной Долине, о Тек Сане, об Олене и о Весёлом Огоньке…
Ким Ир Сен слушает его так, как слушают песню — с закрытыми глазами.
— Он остался на том берегу… Но ведь он придёт? Партизаны вырвут ядовитую траву? Правда? Мы не знали, что река… Там отец мой и бабушка… Увижу ли я их?
Ким Ир Сен открывает глаза:
— Нет такого меча, которым можно было бы разрубить пополам озеро.
Кай Су смеётся:
— Даже капли воды не разрубишь.
Ким Ир Сен смотрит на часы. Кай Су понимает это движение и холодеет: осталось самое главное.
Он идёт рядом с Ким Ир Сеном и спрашивает:
— Что делать, Ким Ир Сен, чтобы быть похожим на тебя?
Ким Ир Сен нагибается к Кай Су и говорит:
— Люби свою родину!
Кай Су глядит вслед Ким Ир Сену. Потом он бежит за ворота. Там уже играют на серебряных трубах.
С того места, где сидят доктор и Кай Су, хорошо видно всё, что происходит на площади.
Прямо перед глазами — два огромных портрета, с дом величиной: Ленина и Сталина. Влево от портретов — оркестр. На той стороне площади, во всю ширину её, сомкнутым строем стоят советские солдаты.
Кай Су ищет среди них офицера Николаева. Это невозможно: знамёна, ордена, серебряные трубы так сверкают, что глазам делается больно, как если бы долго смотреть на отражение солнца в реке.
Кай Су поворачивает голову вправо. Там — трибуна. На ней стоит Ким Ир Сен. Он оперся на барьер локтями. Красиво! Перед Кай Су нет барьера. А жаль! Перед ним чья-то широкая спина. Кай Су ещё раз смотрит, как стоит Ким Ир Сен, облокачивается на плечи сидящего впереди человека и мнёт ему шляпу.
Теперь он стоит так же, как Ким Ир Сен.
— Сядь! Экий шельмец… — Доктор делает страшные глаза и колет жёстким пальцем живот Кай Су.
Но легко сказать «сядь», когда грянул оркестр и на площадь вышли школьники! Вот они подходят к трибуне…
Все девочки в одинаковых платьях. Они несут большие букеты.
А вот девочки, которым Кай Су помог украсить школу. Неужели они не видят его?
Девочки подходят к трибуне и бросают цветы Ким Ир Сену. Ким Ир Сен громко кричит:
— Да здравствуют школьники свободной Кореи!
И вся площадь одним дыханием трижды восклицает:
— Мансе!
Но громче всех кричит Кай Су.
Идут юноши с длинными трубами. За ними — поле с живыми цветами. Это девушки. Они танцуют. Многоцветные волны заливают площадь…
Вдруг площадь взрывается:
— Мансе! Мансе! Мансе!
Автомобиль. Высоко на скале стоит женщина с мечом. Под скалой — японец. Он дрожит, пытается спрыгнуть с автомобиля.
Кай Су приплясывает и хохочет.
Тихий Гром косится на Кай Су и урчит медведем:
— Поберегите горло, молодой человек!
Но Кай Су ничего не замечает…
Идут партизаны, участники боёв с японцами. Рваное, закопчённое знамя развевается гордо. Кай Су узнаёт старика в белом халате, который на базаре замахивался дубиной на Змея в золотых очках. Сейчас у старика в руках старинное ружьё. На конце дула — красный флажок.
Кай Су простирает к партизанам руку точно так же, как это делает Ким Ир Сен, и кричит звонко и раскатисто:
— Мансе!
И вдруг партизаны дружно ему отвечают:
— Мансе!
Идут рабочие… Идут крестьяне… Бурным потоком протекает перед затуманенным взором Кай Су его ликующая родина.
Течение утихает.
Вот пошли строители гидростанции; они несут огромный макет плотины. Качают знатных людей. Высоко над толпой взлетают молодые корейские инженеры, кореянки-ударницы…
Перед трибуной, стоя на плечах идущих, девушка бросает в руки Ким Ир Сена букет. Ким Ир Сен ловит цветы.
В воздухе плавно кружатся розовые лепестки.
Кай Су подхватывает каждую песню, и ему кажется, что голос его мчится через крыши города, через священную гору Марамбо, над реками и полями, сёлами и дорогами.
Он уверен, что песня его вместе с северным ветром долетит до сердца его друга Пек Чана…
Протекает час за часом.
Тысяча за тысячей идут радостные люди свободной Кореи…
Кай Су устал. В ушах его шумит, ревёт водопад… Медь оркестра… Вихри песен… Тысячеголосое «мансе»…
Но ему хорошо. Он продвигается к Тихому Грому и крепко прижимается к его колючей щеке.
— А? Да, да, — бормочет доктор, проводит ладонью по жёстким волосам Кай Су и осторожно, как бы вынимая соринку, касается двумя прокуренными пальцами своего заблестевшего глаза.
Оркестр заиграл старинную корейскую песню о том, как горы Чонпяксан раскинулись длинной цепью… О том, как через перевалы тянется кровавый след…