Рене Госинни
Перевод с французского Сони Бильской
ЗА НАМИ НАДЗИРАЕТ МЕСЬЕ МУШАБЬЕР
Утром на перемене, пока мы не вышли из строя во дворе, наш классный надзиратель Бульон сказал:
— Всем глаза на меня! Я должен поработать в кабинете месье директора. Поэтому надзирать за вами будет месье Мушабьер. Окажите мне любезность — будьте послушны и не сведите его с ума. Ясно? — Бульон хлопнул месье Мушабьера по плечу: — Смелее, малыш Мушабьер! — И ушел.
Месье Мушабьер посмотрел на нас круглыми глазами и пропищал:
— Разойтись!
Месье Мушабьер — наш новый надзиратель, мы пока не придумали ему смешного прозвища. Он намного моложе Бульона — наверное, сам недавно ходил в школу, а сегодня впервые присматривает за нами на перемене.
— Во что играем? — спросил я.
— В самолеты? — предложил Эд.
Мы не знали, как в это играть, и Эд объяснил:
— Делимся на две команды — наши и не наши, — и мы самолеты. Расставляем руки в стороны, бежим, кричим «врррр», а не нашим ставим подножки. Если упал — самолет сбит, и ты проиграл.
Мы решили, что это классная игра, — тем более, за нее нам вряд ли попадет.
Хорошо, — сказал Эд, — я буду главным у наших, капитаном Уильямом, я видел его в кино, он там хохотал и сбивал всех врагов — тррра-та-тах, — а потом его самого подло сбили, но это не так страшно, его кладут в больницу, я тоже лежал в больнице с аппендицитом, и он выздоравливает, и опять летит сбивать других врагов — и вот победа! Очень классное кино!
Я, — сказал Максан, — буду Гинемером, он самый сильный.
А я, — сказал Клотэр, — буду Мишелем Танги, я на уроке в журнале «Пилот» про него читал — он всегда попадает в аварии, но остается в живых, потому что хорошо управляет самолетом, и у него классная форма.
Я буду Баффало Билл, — сказал Жеофруа.
— Баффало Билл не летчик, это ковбой, идиот! — сказал Эд.
— А что, ковбой не может стать летчиком? — ответил Жеофруа. — Ну-ка повтори, что ты сказал!
— Что я сказал? А что я сказал? — спросил Эд.
— Про идиота, — ответил Жеофруа.
— Ах да! — сказал Эд. — Ты — идиот.
И началась драка. Но прибежал месье Мушабьер и отправил их в угол. Тогда Эд и Жеофруа расставили руки в стороны и полетели туда, крича «врррррр».
— Я прилетел раньше тебя, Баффало Билл! — закричал Эд. Месье Мушабьер посмотрел на них и почесал затылок.
— Парни, — сказал я, — если мы будем драться, как всегда, не хватит времени поиграть.
— Ты прав, — сказал Жоаким. — Давайте разделимся на наших и не наших — и начнем.
Но, как водится, не нашим быть никто никогда не хочет.
— Ладно, все будем нашими, — сказал Руфус.
— Как же мы будем сбивать наших? — спросил Клотэр.
— А почему бы и нет? — сказал Максан. — Будут наши и не совсем наши. Альсест, Николя и Клотэр будут не совсем наши, а я, Руфус, Жоаким — наши. От винта!
И Руфус, Жоаким и Максан вытянули руки и побежали, крича «врррр», а Максан, который свистел и бегал быстрее всех, был реактивный самолет. Клотэр, Альсест и я были против: что это такое, в конце концов! Вечно Максан нами командует.
И мы решили никуда не лететь, поэтому Максан, Руфус и Жоаким вернулись и стали кружить возле нас с вытянутыми руками и кричать «врррр», «врррр», «врррр».
— Ну что, парни, — сказал Максан, — вы летите или нет?
— Нам не нравится быть не нашими, — сказал я.
— Да ладно вам, парни, — сказал Руфус. — Перемена скоро закончится, и мы из-за вас не поиграем!
— Ну, — сказал Клотэр, — мы согласны, если не совсем наши — это вы.
— Шутишь? — сказал Максан.
— А вот сам увидишь! — закричал Клотэр и погнался за Максаном, который вытянул руки и со свистом улетел.
Тогда Клотэр тоже вытянул руки, закричал «врррр» и «тррра-та-тах», но поймать Максана было нелегко: он был реактивным самолетом с очень длинными ногами и большими грязными коленками. Как и Клотэр, Руфус и Жоаким тоже вытянули руки и полетели за мной.
— Гинемер вызывает контрольную башню, Гинемер вызывает контрольную башню, — кричал Руфус, — я держу одного на прицеле. Врррр!
— Гинемер — это я! — закричал Максан и, свистя, пробежал перед нами; его преследовал Клотэр, который кричал «тррра-та-тах», но никак не мог поймать.
Альсест в своем углу бегал по кругу с одной вытянутой рукой — «врррум-врррум», — потому что в другой у него был бутерброд с вареньем. Наказанные Эд и Жоаким у себя в углу, вытянув руки в стороны, пытались ставить друг другу подножки.
— Ты сбит, — закричал Клотэр Максану, — я стреляю в тебя из пулемета, тррра-та-тах, ты должен падать, как во вчерашнем фильме!
— Нет, месье, — сказал Максан, — ты промазал, я выставляю радары!
Максан на бегу повернулся, пытаясь выставить радары против Клотэра, и — бум, столкнулся с месье Мушабьером.
— Осторожней, — сказал месье Мушабьер. — А вы все — подойдите-ка сюда.
Мы подошли, и месье Мушабьер сказал:
— Я тут за вами наблюдаю. Чем это вы занимаетесь?
— Чем занимаемся, месье? — переспросил я.
— Этим, — сказал месье Мушабьер. Он расставил руки в стороны и тоже полетел, свистя и крича «врррр» и «тррра-та-тах», — как вдруг остановился перед Бульоном и директором: те вышли во двор и смотрели на него, не веря своим глазам.
— Я говорил, месье директор, я за него волнуюсь, — сказал Бульон. — По-моему, он еще не дозрел.
Директор взял месье Мушабьера за вытянутую руку и произнес:
— Приземляйтесь, малыш, поговорим. Ничего страшного.
На следующей перемене за нами надзирал Бульон. Месье Мушабьер отсиживался у медсестры. Жаль, конечно, потому что мы стали играть в подводные лодки и поднимали руки, как перископы, — но тут Бульон отправил нас всех в угол. А ведь мы даже не открыли огонь торпедами!
ПАФ!
Перевод с французского Сони Бильской
В четверг меня оставили после уроков из-за петарды.
Мы сидели тихо, слушали про множество притоков Сены, и в тот миг, когда учительница повернулась к нам спиной показать Сену на карте, — ПАФ! — взорвалась петарда.
Дверь в класс открылась, и зашел директор.
— В чем дело? — спросил он.
— Кто-то взорвал петарду, — ответила учительница.
— Ага-а-а! — сказал директор. — Ну хорошо! Виновник должен сознаться, иначе весь класс останется в четверг после уроков!
Он скрестил руки и подождал, но никто не сознался. Потом встал Руфус.
— Месье, — сказал он.
— Да, малыш? — ответил директор.
— Это Жеофруа, месье, — сказал Руфус.
— Ты что, больной? — спросил Жеофруа.
— Я не собираюсь оставаться после уроков, потому что тебе нравится играть с петардами! — закричал Руфус.
И они подрались.
Мы все страшно зашумели, а директор стучал кулаками по столу и кричал:
— Тихо! — Потом немного успокоился. — Если так, — сказал он, — и никто не хочет сознаваться, в четверг весь класс останется после уроков!
И директор ушел. Любимчик учительницы Аньян стал кататься по полу, плакать и кричать, что так нечестно, он не останется после уроков, будет жаловаться родителям и вообще поменяет школу. Самое смешное — мы так и не узнали, кто же взорвал петарду.
В четверг после обеда нам было не до смеха. Аньян оставался после уроков впервые, поэтому икал и плакал. Во дворе школы нас ждал Бульон. Это наш классный надзиратель. Мы так его зовем, потому что он все время повторяет: «Всем глаза на меня», а в бульоне тоже есть глаза — такие же кружочки. Это старшеклассники придумали.
— В ряд, раз-два, раз-два! — приказал Бульон. И мы пошли за ним.
В классе мы расселись по местам и Бульон сказал:
— Всем глаза на меня! Я сегодня здесь остался по вашей вине. Предупреждаю — я не потерплю недисциплинированности! Ясно?
Мы ничего не ответили, потому что это было не смешно. Бульон продолжал:
— Вы напишете триста раз: «Взрывать петарды в классе и покрывать виновного недопустимо».
И тут мы все встали, потому что в класс вошел директор.
— Итак, — спросил директор, — как поживают наши любители взрывчатки?
— Хорошо, месье директор, — ответил Бульон. — Я задал им триста строк, как вы и решили.
— Прекрасно, прекрасно! — сказал директор. — И пока не напишут, никто отсюда не выйдет. Будут знать.
Директор подмигнул Бульону и вышел.
Наш классный надзиратель тяжело вздохнул и посмотрел в окно; там сияло солнце.
Аньян опять заплакал. Бульон рассердился и сказал, что если он не прекратит эту канитель, ему только хуже будет, но Аньян стал кататься по полу и причитать, что его никто не любит; лицо его посинело.
Бульон схватил Аньяна в охапку и выбежал из класса. Его долго не было, и Эд сказал:
— Пойду посмотрю, что там.
И они с Жоакимом вышли. Тут вернулись Бульон с Аньяном. Аньян, похоже, успокоился, но время от времени шмыгал носом. Без единого слова он принялся писать. Вскоре вернулись Эд и Жоаким.
— А-а, вот вы где, — сказал Эд Бульону. — А мы вас везде искали.
Бульон покраснел от злости.
— Мне надоели ваши глупости! — закричал он. — Вы слышали, что? сказал месье директор, поэтому пишите быстрее, иначе мы останемся здесь ночевать!
— А как же ужин? — спросил Альсест — мой толстый друг и любитель поесть.
— Мама не разрешает мне возвращаться поздно, — объяснил я.
— По-моему, если бы строк было меньше, мы бы закончили раньше, — сказал Жоаким.
— И слова бы покороче, — сказал Клотэр. — Я вот не знаю, как писать «недопустимо».
— А я пишу его с двумя «с», — сказал Эд.
Руфус засмеялся. Все опять зашумели, а Бульон принялся стучать кулаком по столу.
— Не теряйте времени! — закричал он. — Пишите быстрее!
От нетерпения Бульон принялся ходить по классу. Время от времени он останавливался перед окном и тяжело вздыхал.
— Месье! — сказал Максан.
— Тихо! Чтоб я вас не слышал! Ни слова! Ни единого! — закричал Бульон.
Теперь в классе раздавались только скрип перьев по бумаге, вздохи Бульона и шмыганье Аньяна.
Аньян закончил первым и отнес листки Бульону. Тот очень обрадовался. Потрепал Аньяна по голове и сказал, что нам всем надо брать пример с товарища. Один за другим мы заканчивали и отдавали наши листки Бульону. Оставался только Максан, но он не писал.
— Мы вас ждем, мой мальчик! — закричал Бульон. — Почему вы не пишете?
— У меня кончились чернила, месье, — сказал Максан.
Глаза Бульона округлились.
— И почему вы меня не предупредили? — спросил он.
— Я пытался, месье, но вы мне велели замолчать, — ответил Максан.
Бульон прикрыл лицо рукой и попросил нас дать Максану чернил. Тот принялся старательно писать. Он очень силен в чистописании.
— Сколько строк вы уже сделали? — спросил Бульон.
— Двадцать три, сейчас начну двадцать четвертую, — ответил Максан. Бульон на мгновенье задумался, потом взял листок Максана, сел за стол, взял ручку и у нас на глазах с бешеной скоростью зачиркал по бумаге.
Он был очень доволен собой, когда закончил.
— Аньян, — сказал Бульон, — идите передайте месье директору, что наказание выполнено.
Когда директор вошел, Бульон отдал ему листки.
— Очень хорошо, очень хорошо, — сказал директор. — Надеюсь, это послужило вам уроком. Вы свободны.
И тут — ПАФ! — в классе взорвалась петарда, и нас опять оставили в четверг после уроков.
БОЙКОТ
На географии учительница вызвала меня к доске и попросила назвать главный город департамента Па-де-Калэ. Я не знал, и тогда Жеофруа, сидевший на первой парте, подсказал мне:
— Марсель, — и я ответил:
— Марсель, — но это было неправильно, и учительница поставила мне «два».
Выйдя из школы, я схватил Жеофруа за портфель, и все нас тотчас окружили.
— Ты зачем неправильно мне подсказал? — спросил я Жеофруа.
— Хотел посмеяться, — ответил Жеофруа. — У тебя был дурацкий вид, когда учительница поставила тебе «два».
— Подло так подсказывать, — сказал Альсест. — Так же плохо, как воровать еду у друга!
— Да, это не очень хорошо, — сказал Жоаким.
— Оставьте меня в покое! — закричал Жеофруа. — Во-первых, вы все дураки, во-вторых, у моего папы денег больше, чем у всех ваших пап, а в-третьих, я вас нисколечки не боюсь! — И Жеофруа ушел.
Нам это не понравилось.
— Что мы ему сделали? — спросил я.
— Он вообще меня раздражает, — сказал Максан.
— Ну да, — сказал Жоаким, — Один раз он меня обыграл в шарики.
— Давайте все на него набросимся завтра на перемене? Дадим ему по носу! — сказал Эд.
— Нет, — сказал я. — Нас Бульон накажет.
— Я придумал, — сказал Руфус. — А если мы ему объявим бойкот?
Это была классная мысль. Я не знаю, известно ли вам, что такое бойкот: это когда с кем-нибудь никто не разговаривает, чтобы показать, что все на него обиделись. Мы не будем с ним разговаривать, сделаем вид, как будто его нет. Так ему и надо, этому Жеофруа, пусть знает — нет, ну в конце-то концов. Все на это согласились, особенно Клотэр: он считал, что если друзья станут плохо подсказывать, останется только учить правила.
Поэтому сегодня я пришел в школу с большим желанием не разговаривать с Жеофруа.
Все были в сборе и ждали Жеофруа. Тот появился с большим пакетом подмышкой.
— Жеофруа, — сказал я, — мы объявляем тебе бойкот.
— Я думал, что мы не будем с ним разговаривать, — сказал Клотэр.
— Ну ведь ему же надо сказать, что мы с ним больше не разговариваем, — сказал я.
— И потом на перемене, — сказал Руфус, — мы не станем с тобой играть.
— Подумаешь! — ответил Жеофруа. — Ну и не надо, мне и с пакетом неплохо.
— А что там? — спросил Альсест.
— Альсест, — сказал я, — мы же с ним не разговариваем!
— Да, и первый, кто с ним заговорит, получит от меня по носу! — заявил Эд.
— Правильно, — сказал Клотэр.
На уроке мы и начали — и это было классно. Жеофруа попросил у Эда точилку, которая похожа на самолет, но Эд даже не посмотрел на Жеофруа — только взял точилку и начал кружить ее в воздухе. При этом он тихо урчал «рррррр», а потом приземлил ее на парту. Мы все засмеялись — так Жеофруа и надо. Правда, учительница наказала Эда — велела написать ему сто раз: «Я не должен играть с точилкой на арифметике, потому что это отвлекает меня от урока и смешит моих друзей, которых тоже накажут, если они не прекратят шуметь».
А потом зазвонил звонок на перемену, и мы спустились во двор. Там все стали бегать и кричать:
— Эй! Давайте играть! — и смотрели на Жеофруа, который остался один, злиться. Он спустился со своим пакетом, открыл его и вытащил пожарную машину — всю красную, с лестницей и колокольчиком. Мы бегали, кричали и смеялись, потому что мы все — добрые друзья и всегда веселимся. Как вдруг Альсест пошел смотреть машину Жеофруа.
— Что ты делаешь, Альсест? — спросил Руфус.
— Да ничего, — ответил тот. — Смотрю машину Жеофруа.
— Нельзя смотреть машину Жеофруа, — сказал Руфус. — Мы его знать не знаем!
— Я же с ним не разговариваю, идиот, — сказал Альсест. — Я смотрю его машину. Я же не спрашиваю у тебя разрешения посмотреть его машину, а?
— Если ты не отойдешь, — сказал Руфус, — мы и тебе объявим бойкот!
— Да кто ты такой? Нет, ты что себе воображаешь? — закричал Альсест.
— Эй, парни, — сказал Руфус. — Бойкот Альсесту!
Мне так не понравилось, потому что Альсест — мой друг, и не разговаривать с ним — неправильно. Альсест так и стоял, разглядывал машину Жеофруа и доедал первую из трех булочек с маслом, которые у него припасены для перемен.
Клотэр подошел к Альсесту и спросил:
— Лестница у машины двигается?
— Клотэру бойкот! — закричал Руфус.
— Ты что, с ума сошел? — спросил Клотэр.
— И вообще, — сказал Эд, — если мы с Клотэром хотим посмотреть машину Жеофруа, ты лучше помалкивай, Руфус.