— Что же это? Я смотрю, ты, девонька, с коловертышем? Ты же кто такая будешь? Никак, Берегиня? Ну-ка, подойди поближе. Все подходите, присаживайтесь.
И пока мы усаживались за низкий столик, на нижнем отсеке которого оказалось сложенное вязание, нитки, спицы, крючки, бабуся ловко налила неизвестно откуда взявшейся сметаны в фаянсовую миску и поставила ту перед Данькой.
— Э, нет, ты не Берегиня, — и черные, бездонные глаза бабушки буквально впились в мои. Ощущения были такими, как будто изнутри головы забегали мурашки, обшаривая непонятно, кстати, почему пустое пространство. Те еще ощущения.
— Йагиня, — наконец улыбнулась бабуся, — Коловертыш твой с толку меня сбил. Обычно они Берегиням служат, да что я тебе рассказываю, сама все знаешь. И оборотень-жених, как я посмотрю.
— К Вашим услугам, сударыня, — галантно улыбнулся этот наглец и склонился над протянутой ему сморщенной, сухонькой ручкой. Как лапка у птички.
— Сударыня… как к вам обращаться?
— Агриппина, — подсказали мне.
— Сударыня Агриппина, — попробовала я восстановить справедливость, — Не жених он мне, а попутчик.
Бабуся совершенно не обратила внимания на мои слова, а еще и подмигнула магу.
— Из какого ты Дома, девонька?
— Из Дома Стефаниды.
— Стефаниды, значит, — пожевала губами старушка, — Как же, как же, встречались.
— Вы знакомы с бабулей?
— И с бабулями, и с мамкой твоей тоже. Мамку когда-то нянчила даже, да что там, дело давнее. Значит, о тебе Стефанида писала.
Как писала? Неужели бабуля думала, что у внучки хватит ума сунуться в графство Менфера? Видимо, так и думала, ага.
— Кто вы, сударыня Агриппина? — задал вопрос маг, — Вы очень отличаетесь от всех, кого мы видели здесь.
— Честный, прямой, — бабуля посмотрела магу в глаза, видимо сейчас он подвергся той же «процедуре», что и я давеча. Даже не дрогнул.
— Сильный, — усмехнулась она, — Благородный. Только молодой еще совсем. Ну, ничего, мудрость она с опытом приходит.
Я все силы направила на то, чтобы не усмехнуться.
— Ты, милок, пойми, — она обращалась по-прежнему к магу, как будто они вели до этого момента некую беседу, без меня и Даньки, — Ей твоей нахрапистости мало. И наглостью одной этот лед не растопишь, — теперь она подмигнула уже мне. А я изумленно глазами моргала. Лед? Да меня от одного его взгляда, от одной улыбки в жар бросает!
— А что на здешних непохожа, так вот ведь как бывает, дети: на Природных магов чары сирина не действуют.
— Кого? — не понял оборотень.
— Сирина, — хмуро ответила я, — Того, кто пел.
— Сирина?
— Это птица такая, — пояснила я, — с человеческим лицом. С женским. Ее пение приносит людям забвение и потерю памяти. Сирины… они не злы, просто равнодушны очень. Они олицетворяют печаль, можно сказать — являются квинтэссенцией скорби.
— Ничего себе, не злы, — возмутился маг, — Так ведь его пение на тот свет всех живущих здесь утягивает!
— В Навь! — поддакнул коловертыш и опять принялся за сметану. Что ж. С этой загадочной знакомой моих бабуль держался очень свободно. Значит, она не представляет для нас опасности. А что? У моей бабули в знакомых не только, знаете ли, все такие светлые и добрые!
Старушка меленько засмеялась, затряслись ее сухонькие ручки, стуча спицами одна о другую громче, чем до этого — при разговоре с нами она так и не перестала вязать — в ее черных, глубоко запавших глазах, запрыгали озорные бесенята.
— Ох, Сеня, ну насмешила.
Сеня? Раз по имени назвала, значит, точно письмо от бабули получила.
— Да, милый, нелегко придется тебе крепость-то штурмом брать, — сообщила она магу, — Девонька вишь какая подозрительная!
Что на такое ответишь, я покраснела, а маг заявил, что будет брать столько, сколько нужно, от чего бабуся опять засмеялась, а я еще больше покраснела. Посмотрев то на одну, то на другую, покраснел почему-то и сам оборотень. Только Данька не оторвался от сметаны. Единственный нормальный среди нашей компании.
Отсмеявшись, бабуся Агриппина поведала нам печальную историю графства Менфера.
Сама она из Дома Природных магов, издревле живших на территории графства. Правда очень давно, когда нынешнего графа де Менферского еще и на свете не было, покинул Дом Природных магов насиженное место. А дело в том, что обидел дед нашего хозяина не абы кого, а Дивьих Людей
[24]
, и не просто обидел, а отплатил предательством и низостью на доверие и услугу, ими оказанную.
— В те времена, когда дед нынешнего графа был совсем молодой, попросилась пройти через его земли, то есть графство Менферу, колония Дивьих Людей.
— Точно, я читала, что именно в то время состоялась миграция Дивьего Народа на север, — кивнула я головой, — И бабули рассказывали.
— И я читал, — кивнул сударь Лиодор.
— Эка невидаль, — не согласился с нами Данька, — Я вон ниче не читал вообще, а все равно про Дивье Племя знаю. Точнехонько. Именно тогда михрация ихняя и случилась.
— Ничего, что не читал, — Агриппина ласково погладила бесенка по блестящей мягкой шкурке, и Данька прижал уши, становясь еще больше похожим на толстощекого котика. Вопреки моим ожиданиям — а что и говорить, характер у нашего коловертыша был тот еще — бесенок блаженно жмурился от прикосновений Природной магини, и, даже как будто заурчал.
— Ничего, — повторила бабуся, — Вон, новая хозяйка потом научит.
Коловертыш скосил на меня хитрый желтый глаз и ничего не сказал. Это я, что ли, новая хозяйка? Еще чего! Да меня в жизни столько не оскорбляли и не сомневались в моих умственных способностях, как в этом путешествии, а ведь оно только началось! Вот, скажите, надо оно мне, такое счастье да на всю жизнь? Итак с самооценкой беда, так ее еще планомерно «поднимать» будут изо дня в день! Но странно — Агриппине бесенок перечить не стал, продолжил щуриться и мурчать. А все-таки он милый…
А Природная магиня продолжала рассказ.
Пропустил, значит, старый граф, колонию Дивьих Людей через свои земли, и плату за это получил немалую. И была еще услуга какая-то, что сделали они для него, но об этом подробней никому узнать не удалось… Маленький народ — похожий на очень красивых детей, лет одиннадцати — тринадцати, расплатился за возможность пересечь графство целым сундучком самоцветов и неким предсказанием, суть которого так и не успела дойти до людей из-за произошедших тогда трагических событий. Может и прошли бы они спокойно, и не было бы всего того, что потом произошло. Да только шла с Дивьим Народом одна человеческая женщина. Сейчас уже никто не помнит, кто она была и откуда. Кто-то говорит, что это сама светлая богиня Девана спустилась на Землю, чтобы проводить одни из самых любимых своих творений в безопасные земли. Люди заселяли территорию с юга, и хоть по силе своей и уступали многим нелюдям, превосходили всех их численностью, плодясь и размножаясь с быстротой, недоступной многим иным народам. Так велели им боги. Да только Дивьи Люди всегда любили уединение и не слишком охотно делились с другими своими тайнами. Не потому, что равнодушны или презрительны, просто не доросли еще многие до того, чтобы знать их секреты. Слишком часто использовали знания Дивьего Племени не по назначению, оборачивая светлые тайны во зло.
— Впрочем, не верю я, что шла тогда с Дивьим Племенем женка самого Святобора, — поделилась с нами своими мыслями бабуся, — Просто что да — то да, красоты она была необычайной: волос черен, глаза — что твои изумруды сверкают, кожа мягкая и нежная, лук со стрелами за плечами, истинная богиня! Очень ты, девонька, на нее похожая, — неожиданно улыбнулась мне Агриппина, и провела сморщенной ладонью по щеке. Я зарделась от такого внимания. Должно быть, Природная магиня мне льстит. Не могу я напоминать прекрасную попутчицу Дивьего Племени, никак не могу. Неужели не видела своего отражения в зеркале?
А сударь Лиодор опять бросил взгляд на меня, такой нежный-нежный, отчего все в груди сжалось, и накрыл мою руку своей. Я свою, естественно, вырвала и фыркнула недовольно.
— Старый граф как увидел женщину эту — затрясся весь. Говорит, мол, я позволил только Дивьему Народцу через свои земли пройти. И плату только за них получил. А эта баба, значит, не смутилась ничуть и спрашивает его — мол, что хочешь, чтобы и я прошла.
Граф как голос ее услышал, бархатный, трепетный, так и окончательно разум потерял. Пойдем, говорит, девка, в опочивальню — будешь во всем покорна — отпущу, нагонишь еще своих провожатых.
На защиту черноволосой воительницы или охотницы весь маленький народ встал. Говорят, мол, заплатили сполна и за свою, и за ее безопасность. И мы, и она под священной защитой гостеприимства, значит. Граф — а нраву род Менферский, чего греха таить, всегда был своевольного, грубого — совсем обнаглел. Ежели, говорит, хоть слово еще скажете супротив, всех перебью, баб и девок ваших своим стражам на забаву отдам, а выродки, детки то есть, в цирке будут выступать.
Где ум его был в то время — никто не ведает. Да только угрожать Дивьему Племени вряд ли кто отважился бы. И только эта женщина эта так недобро на него посмотрела и говорит — хорошо, пошли. Заплачу тебе, как хочешь. Говорит, а глазища так и сверкают.
Не окстишься — говорят ему Дивьи Люди, беда весь твой род ждет. По судьбе тебе положено черствость сердца преодолеть, или за грехи твои потомки расплачиваться будут. Да только не расплатятся никогда. На это граф своим людям команду дал — мол, отдаю их всех в ваши руки. Да только двинуться на Дивьих Людей из всех только один лишь стражник посмел — и шаг сделавши, окаменел. А зеленоглазая та баба, значит, тетиву лука натянула и в самое сердце графа прицелилась. И глаза ее вмиг побелели, от гнева, ведомо. Наверно, какая боевая магичка то была, или Охотница, жрица Деваны. Но не успела стрела его поразить, как обернулся старый граф оленем, и вся свора борзых за ним умчалась. Загнали, в общем, они его. А стрелу ту так и не нашли потом, — подвела итог Агриппина, — В тот же день все Природные маги — а нас пятеро здесь жило — графство и покинули. Только я вот осталась. Графиньюшка-то покойная, бабка нынешнего графа, чижолая
[25]
была. Вот и умолила меня остаться. Пожалела я ее. Осталась. Да только много тогда кто ушел с проклятой земли. А в том, что она проклята, ни у кого тогда сомнений не возникло.
Мда, поучительная история. Однако при чем же здесь сирин? Я недоуменно посмотрела на Природную магиню, да и что же это за сирин такой, который жизнь из людей вытягивает?
— Сирин непростой, — согласилась Агриппина, — Да только присказку перед сказкой необходимо было поведать, чтобы поняли, откуда здесь такой особый сирин выискался.
Род графьев Менферских оказался проклятым, как и их земли. Отец нашего хозяина отличался суровым, злобным нравом с самого момента своего появления на свет. Да и магический фон самой земли графства существенно покачнулся после той самой миграции Дивьих Людей. А что же они хотели? Обидеть Дивье племя, и остаться безнаказанными? Однако почему никто не попытаться снять проклятие?
— А никто не соглашался его снять, — вздохнула Агриппина, — Моих сил не хватило бы. Особенно тогда, в молодости. Сейчас-то уж совсем другая причина держит.
Я недоуменно уставилась на бабусю. Собственно, как и оборотень. На лицах у нас читалось недоверие. Она что, намекает на свою немощь, на возраст? Ой, что-то сомневаюсь. Да с возрастом магини только сильнее. Да и знакомство с моей бабулей — ей стоило только подать весточку, как собрались бы сестры по волшбе и попытались снять заклятие.
— Я смотрю, ничего-то от вас не утаишь, — опять разулыбалась бабуся, — Слушайте же, не бегите поперек помела!
Отец нашего хозяина строго-настрого приказал молчать о заклятии, лежащем на его землях. Обозвав всю это историю «бабскими россказнями», он сам отказался верить в то, что произошло с его отцом, и сыну, то есть нынешнему графу, запретил. Растил мальчика в ежовых рукавицах, учил жестокости и ненависти ко всему живому, что почему-то гордо именовал «силой». Наказывал также его знатно, стараясь сделать это особенно унизительно. Агриппина, живущая в замке только потому, что дала когда-то обещание покойной бабке молодого графа, не имела права вмешиваться в процесс воспитания и только вздыхала. Общение с матерью граф для своего сына ограничил. Ребенка ей больше родить не дал, хоть и очень просила, чуть ли не на коленях ползала. Бедная женщина хотела вновь обрести смысл жизни — надеялась, что с малюткой нянчиться сможет. Но только граф был непримирим. Воспитывал сына в крайней непочтительности не только к матери, но и всему женскому роду. К слову, своей жене он дитев больше не дал, однако наводнил своими бастардами всю округу. Собственно, один из побочных детей покойного графа и есть почтенный Хориус, глава Штольграда. Как мамка умудрилась вывезти дитя из графства — только светлым богам ведомо, без коей помощи, видимо, не обошлось. Но вот сударь Хориус-то явно не в папку пошел — вон какой хороший человек! Жалко только, что с женкой так не повезло.
Однако возвращаясь к рассказу о родителях нашего графа, стоит упомянуть, что графиня не выдержала такой жизни и вскоре умерла. Отец покинул сына, когда тому минуло двадцать пять лет. Никто не ведает, как случилось, только нашли его в лесной чаще, со стрелой, торчащей из груди. Стрела оказалась особенной — таких в графстве сроду не было. Черная, с изумрудно-зеленым наконечником и зелеными перьями. Бабуся Агриппина опять вздохнула и проворчала:
— Нет, не может быть, чтобы старый граф вызвал гнев самой светлой Деваны.
И я поняла, почему она это делает. Признать то, что земля проклята всесильной богиней — значило, признать ее обреченность. А, не смотря на то, что П риродную магиню держало здесь лишь обещание, землю свою родную, судя по всему, она любила. Иначе, зачем она здесь? Вон, и в живых-то не осталось уже той, которой она обещала…
Однако даже не смерть графа с графиней стала серьезным испытанием для графства. После того, как хозяин обидел Дивьих людей, магический фон Менферы сильно качнулся в темную сторону. И начали шалить волкодлаки, трясовицы, и прочая нежить, и даже вещицы-сороки, птицы-людоедки. Все больших сил требовалось Агриппине для того, чтобы защищать жителей Менферы от темных сил своей природной магией. Покойников начали сжигать сразу после смерти, без должного ночного отпевания, потому что все они в первую же ночь вставали умрунами. Пришлось установить — с помощью моих бабуль, мамы и других сестер по волшбе — границы, через которые не могла пройти нежить, потянувшаяся с Темной империи, как пчелы на мед. Но установленная магическая грань действовала не только на нежить — на светлые силы тоже. Менферу принято стало обходить стороной — целее будешь. Графство медленно, но верно приходило в упадок и умирало.
К слову, мои бабули и прочие светлые магини наотрез отказались помочь иначе, чем разве что укреплением границ. И Агриппине посоветовали уходить из проклятого графства. Потому как ратовать за снятие проклятье должен представитель проклятого рода, буде хоть один такой наследник жив — с искренним и открытым сердцем. А не Природная магиня, которая очень, просто очень хотела помочь родной земле, и людям, живущим на ней. Хоть чем-то.
Но представитель сего рода, а именно наш хозяин рос злым, заносчивым и жестоким юношей. Рано лишившись матери, он не знал, что такое женское воспитание — граф запрещал сыну общаться с женщинами, пока тот не достиг четырнадцати лет, а потом лично поспособствовал его знакомству с разбитными селянками, не отягощенными ношей добродетели. Гуленами, одним словом.
Ой, кажется, я случайно повторила это слово вслух, вслед за бабусей Агриппиной. И нечего так на меня таращиться, сударь Лиодор.
Молодой граф рос в святом убеждении, что женщина — это что-то сродни домашнему животному. Она предназначена исключительно для забавы, а еще на ней можно вымещать свою злобу, если покажется, что она недостаточно ретиво исполняет твои желания.