Саша бодрился. Он сам себя уговаривал: «Ну и что ж тут такого? Посижу немножко… А там и Сережа придет. И ничего страшного нет. И луна вон как высвечивает…»
Но луна, будто ей кто шепнул, нырнула в темные тучи. Саша протянул руку. Нет. Уже и пальцев не видно. Он стал приближать руку к носу, бормоча: «Не видно… не видно… Ой!» Хоть и ожидал, но когда палец коснулся щеки — вздрогнул. А что, если? Во рву кто-то зашелестел сухой травой!.. Кто это?.. Сердце стало быстро-быстро толкаться в ребра. А в голову полезли воспоминания. Они все лезли и лезли. И не отогнать их ничем…
Однажды отряд, растянувшись длинной цепочкой, шел узкой тропкой по дну ущелья между горами Три Сестры. Саша так увлекся ежевикой, что отстал от остальных. А куст попался на удивленье! На стороне, обращенной к тропинке, почти не было спелых ягод. Но зато когда он обогнул куст с другой стороны!.. Сотни больших черных ягод висели на ветках. Он ел их, позабыв обо всем. Потянулся к новой ветке и… обмер. Там, где, пробившись сквозь густую крону дикой груши, солнце круглым пятном упало на землю… в нескольких шагах от него, свернувшись кольцами, подняв маленькую сухую головку и высунув жало, лежала потревоженная им, приготовившаяся к прыжку змея. Саша заорал. Хотел бежать и не смог. Ноги не слушались. А оторвать глаз от змеи не мог… И тут мимо него пролетел большой белый камень. Ударил в змею. Из-за спины выскочил Сережа и несколькими ударами самшитовой палки раздробил змее голову…
Луна снова вырвалась из-за туч. Саша, зажав в руке камень, смотрел на то место, где шелестело… Из рва на шоссе выпрыгнул маленький лягушонок. И — скок, скок — заторопился через дорогу к канаве, где еще не высохла вся вода.
«У-у-у-ух-х! — отлегло от сердца, лоб покрылся каплями пота. — Хоть бы Сережа скорей приходил».
У колючей изгороди пекарни мелькнула тень. Раздался тихий шорох пересыпающейся гальки. Еще. Еще. Кто-то, сопя, пролез по сухому руслу арыка под забором из веток колючего кустарника. Тень скользнула к окну. Опять послышалась возня. Чуть звякнуло стекло. Тень притаилась у куста. Луна надолго нырнула в большую темную тучу. В пекарне что-то грохнуло… Лучик света внутри мазнул по стене и пропал. Что-то большое с трудом протиснулось через раму и мягко опустилось на траву. Мелькнула гибкая тень в окне. Скользнула на землю. Снова звякнуло вставленное стекло. Хрустнуло дерево от вдавливаемых в раму гвоздей.
— Ква-а-а-а! Ква-а-а! — раздалось с шоссе.
Тень метнулась в кусты. Через несколько минут из сухой дренажной трубы у поворота шоссе высунулась голова. В слабом свете луны мелькнул силуэт человека.
— Ой!.. Кто тут?! — раздался сдавленный голос.
— Саша… Сашка! Ты?
— Я-а-а-а.
— Ты что заорал? Зачем квакал?
— А я… шепотом попробовал — не получается. Охрип почему-то… Я и попробовал погромче… чуточку.
— Квакнуть бы тебе по башке!.. Чуточку. Жди. Я сейчас.
Вскоре Сергей вернулся с раздутым мешком. Саша попробовал поднять.
— Тяже-е-елый! А что там? Золото?
— Голова!.. Не золото, а хлеб. Пошли.
— А откуда столько хлеба?
— В магазине купил. Шагай молча.
Не доходя до изолятора, они перебежали дорогу и через соседский сад вошли в свой двор.
— Сережа, а ты… украл его, да?
— Нет. Я законно взял. По накладной.
— По какой?
— Вот привязался. Что я, жулик, по-твоему, да?
— Нет. А страшно это, Сережа… Почему так много?
— Ну слушай. А то ты до утра не отстанешь. Завхоз дал бумажку, накладную, чтобы мы получили хлеб для изолятора. Я пошел. А пекарь, грек такой вредный, знаешь, не дал мне. А это незаконно. И есть нам всем нечего. Вот я и взял сам четыре буханки. А им оставил накладную. Все законно. Понял?
— Ох понял, Сережа! — и Саша в избытке чувств ткнулся ему носом в шею.
— Ну-ну! Без объятий. Не люблю этого. Не девчонка…
У калитки раздался шорох. Сергей раскрыл большой складной нож, взял в левую руку фонарик и стал подкрадываться к калитке.
— Стой! Кто идет?!
Яркий свет электрофонаря выхватил из темноты скорченную фигуру.
— Руки вверх! Стрелять буду!
— Это я! Я!
Сергей и так уже видел, что это вернулся Витька.
— Что дрожишь? Зачем пришел?
— Страшно… Там волки ходят по лагерю. И шакалы воют… Еле убежал… Всю дорогу гнались…
— Страшно?!! А?..
— Не гони его… ему страшно… — Теплая рука Саши коснулась Сережкиной.
— Небось все запасы сожрал?
— Не ел я! Ни крошечки… и не спал… Кто-то все ходит, рычит… воет. Я все принес… бери. — И Витька ткнул в темноте Сережку рюкзаком в живот…
— Ладно… — голос Сережки смягчился. — Мне-то ничего не надо. Это девочкам… им же трудно… Саша, иди ложись с ним на нашей койке… Ну?! Опять спорить будешь? Я тоже сейчас лягу.
Сергей отворил окно. Мирно посапывали девочки. Он влез, открыл дверь и впустил Сашу с Виктором. Принес охапку сена со двора. Снова заложил дверь палкой. Расстелил сено у двери и лег, не раздеваясь, положив под голову рюкзак, а рядом — раскрытый складной нож и тонкую самшитовую палку.
Только сейчас он понял, как устал за этот день. Глаза закрылись сами. Сразу навалился сон. Засыпая, думал: «Встать надо на заре. Я обещал им хороший завтрак…»
Сергей проснулся на рассвете. Тихонько открыл двери. Побежал к ручью. Умылся до пояса студеной водой. Положил на пенек свой голубой блокнот и начал писать:
И командир принялся за выполнение первого пункта плана. Через два двора от изолятора жила старая армянка Ануш. Сергей не раз приходил к ней за фруктами, поэтому знал ее хорошо.
— Доброе утро, тетушка Ануш.
— Здравствуй, Сережа. Кому доброе, а мне, старой, недоброе. И тебе тоже… Машина не приехала?
— Нет, тетушка Ануш. А вам плохо, потому что кушать нечего?
— Ох, Сережа! Что кушать? Яблук есть. Груша есть. Алыча. Слива. А где хлеб? Что кушать будешь?
— Тетушка Ануш, а вы не продали своих пеструшек?
— Зачем продала? Кому продала? Худые курочки. Яйцо нет. Кормить чем? Сами кушать ищут..
— Тетушка Ануш, а знаете что? Продайте мне одну.
— Зачем деньги, сынок? Что деньги? Пыль…
— А я на хлеб куплю. Променяю. Я вам кило хлеба, а вы мне курочку, а?
— Зачем тебе пеструшка? — удивилась Ануш. — Что делать будешь?
— Суп сварим. Мне моих кормить надо. Чтоб сил набрались на дорогу. Четыре девочки. Слабые они…
— Хороший малчик. Умный малчик. Как мой Карпуша. О других думает.
Она заплакала. То ли от жалости к внуку, уехавшему с отцом в город, то ли ей стало жалко девочек из изолятора. Сережа не понял. Ануш вытерла слезы, улыбнулась и сказала:
— Сама сварю…
Через час, когда ребят разбудил горн и они высыпали во двор, их глазам представилась такая картина. Под большой треногой ярко пылал костер. С треноги свисала цепь с крюком, на котором висел большой медный котел. У костра на обрубке сидела тетушка Ануш и большой деревянной ложкой помешивала что-то в котле. А это «что-то» распространяло такой чудесный запах, что у всех слюнки потекли. Сергей, улыбаясь, скомандовал:
— Умываться быстро к ручью! Зарядка на сегодня отменяется. Дел много. После умыванья — завтрак. Потом поговорим.
Ели все вместе прямо под раскидистыми ветвями старой яблони. На чисто выскобленном столе, на аккуратных кусочках белой бумаги перед каждым лежала его порция хлеба. Стол накрывала Майя. Не пожалела, вырвала из блокнота для рисования белые листочки, так похожие на накрахмаленные салфетки. Посреди стола на большом деревянном блюде горой лежали румяные яблоки и груши, а рядом в эмалированной миске — крепкие красные помидоры, подарок тетушки Ануш.
Ложки так и мелькали. Ануш то и дело отрывалась от еды, чтобы подлить в миску то тому, то другому. Она сама принесла спрятанные «на черный день» фасоль и пшено. И суп вышел на славу. После ели помидоры, затем — яблоки и пили чай. Витька так налег на еду, что Сергею пришлось остановить его:
— Хватит, а то лопнешь.
Девочки помыли посуду. Сергей, не вдаваясь в подробности, рассказал о хлебе. А когда от имени всех поблагодарил Ануш и отдал ей целую буханку хлеба, тетушка Ануш расплакалась. Лицо ее улыбалось, а из глаз сами собой катились слезы. Ей же отдали две пачки соли, несколько коробок спичек, лампу-семилинейку и старые часы-ходики — все, что удалось найти в опустевших комнатах изолятора.
Остальной хлеб разделили поровну на семь частей. Сергей распределил, кому что нести. Выбросили из рюкзаков тяжелые и ненужные вещи: много разноцветных кремней, ракушек, кусков камня с золотистыми искорками, сосновых шишек. Авторитет командира неизмеримо вырос, и его приговор «выбросить» был окончательным и возражений не вызывал. Взамен выброшенного положили еще яблок, груш. Вместе убрали помещение изолятора, закрыли на замок и ключ передали Ануш. Потом расселись под развесистым орехом и стали ждать попутную машину в город.
Машины шли редко. Заслышав шум мотора, пионеры бросались к шоссе, махали руками. Но тяжелые, груженные доверху грузовики, юркие легковые «козлики», потрепанные «фиаты», и «форды», переполненные пассажирами, проносились мимо и исчезали за поворотом.
Солнце палило беспощадно. То и дело ребята бегали во двор к ручью — напиться. Когда время перевалило за полдень, во дворе Ануш пообедали сухим пайком, выпили по кружке крепкого настоящего чаю.
— Тетушка Ануш, а что будет, если Фаносопуло хватится… узнает, что хлеба нет, а одна накладная? — решился наконец поделиться своими опасениями Сергей.
Ануш как-то странно глянула на него и твердо сказала:
— Ничего не будет.
— Почему?
— Ево… свой шкура спасать нада…
Сережа ничего не понял из ответа Ануш и поэтому спросил:
— А почему он на меня накинулся? Я же ему ничего не сделал. И всегда он на нас, пионеров, смотрит, как зверь. Мимо идешь — так и кажется, что ударит.
— Почему, почему, — проворчала Ануш и вдруг, понизив голос, зашептала: — Чужой совсем… темный человек. Все на селе — светлый человек. Кто он? Что делал? Чем живет? Все знаем!.. Один Фаносопуло — ничего не знаем… Два года назад весной пришел. Ночью. Как шакал пришел. Вечером не был. Утром — уже живет… Горы ходит — неделя нет. Что делал?.. А в горы, знаешь, кто есть?.. Бандит прячется. Вот кто. Милиция в горы и то боится, да… Фаносопуло не боится. А?.. Весной соседки племянник приехал, комсомолец. Говорит: в станица Полтавская у кулаков имущество описывал. Один богатый кулак Константиниди, когда стали молотилки отбирать, машину… знаешь, такой черный, труба торчит… трудно называется…
— Локомобиль, — подсказал Сережа.
— Правильно говоришь. Все знаешь. Как мой внук Карпуша… У него три молотилки было. Косилки, сеялки, всякий инструмент — пальцев не хватит пересчитать! Вот какой богатый был Константиниди… Так он схватил ружье и — бум! бум!.. — чуть не пострелял всех. Вот как. Его милиция взяла в Ростов…
— А при чем тут Константиниди? — перебил ее Сергей.
— Ай, Сережа! Голова Ануш совсем плохо думать стала. Сказать забыла. Племянник в селе Фаносопуло увидел. Говорит: очень похож на Константиниди! Совсем похож. Только фамилия другая. Я, говорит, еще посмотрю, может, это он и есть?..
— А чего ж он его в милицию не оттащил?
— Как оттащил? В горы ушел Фаносопуло. Две недели дома не был. Племянник пожил и в город уехал. Отпуск кончился.
— Тетушка Ануш, а милиция знает?
— Все Сурену племянник говорил. Сурен потом Фаносопуло документ проверял.
— А почему Сурен его не арестовал?
— Да что, Сережа, бывает так: человек плохой, а документ хороший. Очень богатый Константиниди был… золото бумагу купить может… Только сердитый стал на Сурена. Мимо идет — зубами скрипит. В спину смотрит — как вилами колет. Очень сердитый. Сама видела.
— А может, это он Сурена… убил? — понизив голос, спросил Сережа.
— Ты знаешь?! — вскинула голову Ануш. Потом глаза ее затуманились, и она заговорила, всхлипывая: — Какой человек был! Умница. Красавец… Никому бедный человек обижать не давал. У-у-у, шакалы! Закон все равно найдет — зубы вырвет!.. — Ануш помолчала, вытерла слезы и почти спокойно закончила: — Нет, Сережа. Не он убил… Но он знает! Фаносопуло все черный дела знает… Мне сердце говорит…
С каждой прошедшей и скрывшейся за поворотом машиной настроение ребят все больше падало. Первой заплакала Сонечка, за ней — Нина. Сергей прикрикнул на них. Отозвал Сашу и Виктора в сторону и устроил «военный совет».
— Нужно действовать смелее! Будем останавливать машины. А там, может, и возьмут.
— Да-а, а как ее остановишь? Собьет и поминай как звали…
— Эх ты! А еще Виктор! Шляпа ты, а не Виктор. Знаешь ты, что значит твое имя?.. Виктория — это победа! Так ее, кажется, древние греки называли… А ты: ах, собьет! Ах, уедет! Трус ты. Слушайте приказ. Ты, Витька, пойдешь к лагерю и на повороте шоссе влезешь на тот дуб, где мы в Робин Гуда играли. Когда увидишь, что идет автобус, — смотри, не грузовая или легковая, а автобус! — маши нам наволочкой. На палку привяжи. А Сашка на этот орех влезет. Ему твой сигнал видно будет. Он нам передаст, а мы тут автобус обязательно остановим. Понятно?
— Вот здорово! — восхитился Саша.
— А если вы уедете, а я… не успею. Бежать далеко, — втянув голову в плечи, запинаясь, прогнусавил Виктор.
— Эх ты!.. Ну ладно. Саша, пойдешь туда, к дубу?
— Пойду! Я успею, Сережа, не бойся! Я по деревьям знаешь как лажу! Как пантера!
— Ну ладно, «пантера», беги!
Саша снял тапочки и с наволочкой в руках помчался по шоссе. Сергей подсадил Виктора, и тот, сопя и боязливо посматривая на землю, медленно полез вверх.
— Выше. Еще выше! Да что ты копаешься? — сердился на земле командир. — Видишь Сашку? Да не туда смотришь! Смотри на мою руку. Туда.
Наконец, Витька увидел и заорал:
— Вижу-у-у! Наволочку вижу. А Сашки нет.
— Его и не увидишь. Следи за сигналом. Не зевай. Да привяжись веревкой. А то сдуру еще трахнешься.
Сережа разъяснил девочкам свой план. Они насобирали больших белых камней, сложили в кучу у дороги. И снова потянулось ожидание. Время от времени проносились полные грузовики и легковые машины. А сигнала все не было.
Обшарпанный запыленный «козлик» затормозил у выстроившихся на обочине дороги пионеров. Из машины вышел пожилой мужчина в полинявшей военной гимнастерке:
— Что тут у вас, ребята?
— Да вот никак на станцию уехать не можем, — ответил Сергей.
— Я могу взять кого-нибудь, а то и двух, а?
— Да ведь нас семь человек.
— А пусть пока двое едут. Остальные на других попутках доберутся. Ну вот хотя бы вы двое, — указал он на Сонечку и Нину.
Те было встрепенулись, схватились за рюкзаки, но тотчас, не подняв их с земли, разжали руки.
— Нельзя нам. Нас семь. Мы — один отряд, — ответила за обеих Нина и покраснела. Уж очень неловко было отказывать этому хорошему человеку с ласковыми карими глазами.
— Ну раз так… конечно, — развел руками человек в гимнастерке, — отряд распылять нельзя. Противника нужно бить сообща, — пошутил он. — Будьте здоровы. Желаю удачи! — захлопнул дверцу, и машина укатила.
Девочки тяжело вздохнули. Помрачнел и командир.
— Едет! Едет! — заорал Витька. — Сашка наволочкой машет.
— Начи-най! — скомандовал Сергей.
Девочки кинулись к груде белых камней и стали перетаскивать их на шоссе. Сережа расставлял камни так, чтобы машина не смогла проехать… Из-за поворота выскочил маленький голубой автобус. Все пятеро вышли на дорогу и стали махать руками. Шофер увидел на дороге преграду, кричащих пионеров и резко сбавил скорость. Взвизгнули тормоза. Из окон выглядывали обеспокоенные пассажиры. Шофер выпрыгнул на шоссе.