— Эх, была не была! Где наша не пропадала! — бросил на ящик десятку.
Толпа образовала круг, раздались подбадривающие голоса.
Парень взял карты, быстро бросил влево-вправо, проговорил спокойно:
— Твоя. Забирай.
— Ага! — оживился одноглазый. — Еще на десятку!
— Твоя. Забирай.
— Ага! Нас не проведешь! Еще на десятку!
— Моя.
Кругом засмеялись. Одноглазый скис, подергал бровями и решительно выбросил десятку.
— Еще раз!
— Твоя.
— Ага! Я вас понял! — торжествуя, закричал он. — На сотню! — Одноглазый вошел в азарт.
Все ахнули. А парень спокойно сказал:
— Деньги на кон.
— И ты!
На фанеру вылетели две сотенные. Круг сомкнулся теснее, разговоры прекратились. На этот раз безногий бросал карты медленно.
— Твои!
— Вот так-то! — одноглазый сгреб деньги и скрылся в толпе.
— Следующий! — проговорил безногий, собирая карты.
Возле Яшки стоял паренек в ремесленной форме. Разгоряченный увиденным, он вытащил десятку:
— Давай!
Повторилась та же история, что и с одноглазым. Но когда подошел момент сделать большую ставку, паренек заколебался. И тут откуда ни возьмись вынырнул одноглазый, оттолкнул Яшку, проговорил:
— Ставь, дружок! Сколько есть — ставь на все! Верный выигрыш! И вот моя сотня! Принимай в компанию. Ну?
Ремесленник полез в карман, вытащил две десятки, красную тридцатку, несколько бумажек по рублю и хлебную карточку.
— Ставь карточку, — подбадривали окружающие.
Но ремесленник сунул карточку в карман, а деньги положил на ящик.
— Давай.
Инвалид стал медленно раскладывать карты. Ремесленник склонился, напряженно следя за руками безногого и за картами. И вдруг:
— Моя! Ваших нет, — сказал безногий.
Лицо ремесленника побледнело. Яшке стало жаль паренька.
— Опять за свое! И як же тебе не соромно, Иване? — услышал Яшка громкий голос и обернулся.
Сзади него в синей шинели стоял милиционер.
— Стыд не дым, глаза не выест! — прокричал из толпы одноглазый.
— От сказав, — проговорил милиционер. — Кого ты обмануешь, Иване?
— Шо ты мне душу выймаешь! — закричал в истерике безногий, хватаясь за костыли. — Я воевал!
— А я? — спокойно сказал милиционер. — А я не там был? — Он поднял и опустил пустой рукав шинели, — Ну? Соромно за тебя. Шо ж мы, за это вот воевали?
— Не лезь мне в душу, — сказал инвалид, но уже без злости. — Ладно, — и подбросил вверх карты. Мальчишки бросились их собирать. — Все. Завязал.
— Сколько раз ты уж такой фейерверк устраивал, — махнул рукой милиционер.
— Сказал — все, значит, все. Я пошел. — Он подхватил костыли, оперся на них, хотел идти, но тут встретился глазами с ремесленником. Быстро сунул руку в карман, вытащил измятые деньги, выбрал из них красную тридцатку, потом подумал и отделил еще десятку. — На, пацан. Да не играй больше. Петро, идем.
На его зов из толпы вынырнул одноглазый, и они ушли.
«Вот жулики! — раскрыл Яшка рот. — Они, оказывается, заодно! Хорошо, я не стал играть, а то стоял бы бледный, как ремесленник. Нет, я сразу заметил: что-то тут неладное…»
Возбужденный всем увиденным и похваливая себя за то, что не соблазнился выигрышем, поплелся Яшка по базару.
— Есть иголки!
— Кому чеботы? Кому чеботы?
— Картошка, картошка! Есть картошка!
— Портсигар из чистого серебра!
Яшка пробирался сквозь толпу. Кто-то наступил ему на йогу, кто-то предлагал купить бритву. А он шел и думал: торгуют ли на базаре хлебом? Увидел, наконец, обрадовался. Круглолицая, с подкрашенными губами, в цветастом платке женщина держала «кирпичик» хлеба. Пробрался к пей Яшка, оробел, но, собравшись с духом, спросил:
— Почем хлеб, тетя?
— По деньгам, племянничек, — ответила та ему в тон.
Хотел обидеться Яшка, но мало ли какие люди бывают, может, она шутница, — проговорил:
— Я взаправду спрашиваю.
Но торговка почему-то озлилась, рявкнула на весь базар:
— А ну проваливай дальше! Тоже мне — покупатель нашелся! Видели мы таких, жулье проклятое!..
Сгорая от стыда и бормоча что-то в оправдание, Яшка отошел. Но торговка не успокаивалась и продолжала кричать:
— Ишь, сразу смывается!..
«Глупая тетка, — ворчал Яшка про себя, — не видела ты настоящих жуликов…» Однако подходить к торговкам опасался и со стороны прислушивался, как другие спрашивали о цене. Оказалось — пятьдесят рублей просят за буханку. Дорого, купи две буханки, и половины денег нет.
Яшка прошел через весь базар. Возле пустых деревянных ларьков толклась группа подростков. К Яшке подскочил один из них, спросил:
— Слушай, парень, ты понимаешь по часам? — и, не дожидаясь, когда Яшка сообразит, что от него хотят, продолжал: — Там один чудик продает мировые часы. Швейцарские! На семнадцати камнях! Просит пятьсот рублей, а им цена восемьсот, если не больше. Слушай, ты купи их, он за триста отдаст, а я сбегаю домой, возьму деньги и дам тебе за них пятьсот. Мировые часики!
Новый знакомец обхватил Яшку за плечи и повел к ребятам, которые шумно о чем-то спорили.
— Не дрейфь! — шепнул он Яшке и громко крикнул: — Эй, неси свою шарманку. Вот парень понимает толк в часах. Триста рублей, говорит, больше они не стоят, — подмигнул Яшке.
Долговязый, с плутоватыми глазами парень приложил к Яшкиному уху часы и тут же спросил:
— Ну что? Ход какой — слышишь?
— Тикают, — проговорил Яшка.
— «Тикают»! Сразу видно — понимает! Семнадцать камней, швейцарские. Фирма «Павел Брулле».
— Брось, немецкая штамповка, наверное. Им нужно два камня: один — снизу, а другой — сверху, — проговорил Яшкин знакомец, а на ухо ему шепнул: — Бери.
Но долговязый будто и не слышал подковырки, ему хотелось продать часы Яшке.
— Ну, берешь? Да у тебя, наверное, и денег-то нет?
— Бери, — шепнул Яшкин знакомец. — Бери! Они восемьсот рублей стоят. Я тебе сейчас пятьсот притащу за них, и ты двести рублей заработаешь.
Нет у Яшки трехсот рублей, а сказать об этом почему-то стыдно. Если б за двести согласился…
— Бери!.. Бери!.. Бери!..
— Да у него ж денег нет! А то какой бы дурак не взял за триста такие часы? Хочешь, на спор за двести отдам?
Закружилось, затуманилось в Яшкиной голове, обмякли ноги: какое счастье подвалило! Было двести, и вдруг сразу станет пятьсот рублей! Тогда можно жить, можно купить не одну буханку, а и кое-что к хлебу…
— Бери!.. Бери!.. — уже шепчут ему и остальные.
— Нет у него денег, — презрительно сказал долговязый и сделал вид, что уходит: нечего, мол, даром время терять с такой мелкотой.
И видит Яшка — действительно уходит, уплывает счастье. Крикнуть ему: «Стой! На двести! Мы не таковские, не трусы! Будешь знать, как на спор!»
— Бери!.. Бери!.. Бери!..
Колотится сердце, подступает к самому горлу. Откашлялся Яшка, крикнул:
— Давай!.. За двести…
Вся ватага снова прихлынула к Яшке, смотрят с нетерпением, как он силится — вытаскивает из-под подкладки деньги. Тянет их, а они не даются. Мать посоветовала спрятать подальше. «Дальше положишь, — говорила, — ближе возьмешь». Где уж тут ближе… Яшка рассердился, рванул подкладку — вот они, наконец, хрумкнули в руках. Протянул долговязому:
— Бери!
Взял тот деньги, не считая, сунул в карман, отдал Яшке часы.
— Носи на здоровьечко! Культурненько жить теперь будешь — с часами.
Долговязый издевался, но Яшка не обращал внимания, искал своего знакомца. Нашел, кивнул ему: «Ну, что же ты? Давай неси свои пятьсот». А тот вместо того, чтобы кинуться домой за деньгами, показал Яшке язык.
— Сейчас — спешу! Они ж стоят, дурачок!..
Приложил Яшка часы к уху — правда стоят. Похолодел весь: обманули жулики проклятые… Оставили без копейки… Обманули, сматываются. Вон как улепетывают, трусы…
— Эй, подожди!.. — закричал Яшка.
Но его никто не стал ждать. Ватага быстро скрылась в переулке, будто растаяла.
Брызнули слезы из Яшкиных глаз. Вокруг пальца обвели! Какой дурак, какой растяпа!..
Яшка занес руку, хотел трахнуть часы о землю, да вовремя раздумал: что это даст? Денег все равно не вернешь. Посмотрел на циферблат — секундная стрелка вроде прыгает. А может, Яшке померещилось. Да все равно — что толку от них, зачем они ему?..
Повернулся и поплелся в толкучку.
— Пирожки! Пирожки! Кому горячие пирожки?
— Ряженка! Яички!
— Картошка, картошка! С пылу, с жару! Пока горяченькая, пока горяченькая!
— Огурчики солененькие!
Крутится, вертится толкучка, много вкусных вещей вокруг, да Яшке не пробовать их: прошляпил деньги. Глотнул слюну и отвалил в сторону от продуктовых рядов.
— Продаешь, что ли, парень.
Идет Яшка, ничего не слышит.
— Эй, оглох что ли? — толкнули Яшку в плечо. — Сколько просишь? — и уже выковырнули из Яшкиной руки часы, рассматривают, прикладывают к уху какие-то дядьки. — Хочешь тридцатку?
Пришел Яшка в себя, обрадовался: тридцатка возвращается! А что с нею делать? Буханка хлеба стоит пятьдесят рублей…
— Пятьдесят… — неуверенно попросил Яшка и подумал: «Надо хоть за тридцать отдать, пока идут, остановятся, ничего не дадут за них».
— Ну, что ты, парень! Сорок? Ну, по рукам?
— Мне хлеба надо купить, — проговорил Яшка.
— Ладно, бери полсотню.
И в Яшкиной руке, в которой он только что держал часы, теперь лежали засаленные бумажки денег. Не стал Яшка пересчитывать их, метнулся к продуктовым рядам.
«Надо скорей купить поесть да сматываться с этого базара», — решил он. Выбрал тетку постарше, подошел, как можно ласковее спросил, сколько стоит хлеб. Не погнала, как та, первая, ответила:
— Прошу пятьдесят, отдам за сорок.
— Ну, давайте.
Купил Яшка буханку хлеба, сунул в вещмешок. Приятно потяжелела сумка, забросил за плечо. На десятку взял вареной картошки и подался опять на вокзал.
ЧЕРЕЗ ПОЛЬШУ…
Толкается без цели Яшка по вокзалу, по станции, не знает, что делать, как быть. Домой возвращаться ни с чем не хочется и дальше ехать уж, кажется, некуда: недалеко за Ковелем, говорят, польская граница. Рассказывают знающие люди — в Бресте можно больше толку добиться, чем в Ковеле. Да где тот Брест, как туда добраться?
Ходит по станции, вдоль эшелонов с ранеными, расспрашивает. Нет, никто не знает такого госпиталя. А что, если рискнуть — поехать дальше?
На станции творится что-то невероятное. Такого количества поездов, военной техники, людей Яшке ни разу видеть не приходилось. Казалось, во всем этом скоплении трудно разобраться и трудно навести порядок. Но чья-то невидимая рука разбиралась и направляла грузы по назначению. Один за другим приходили поезда, эшелоны с людьми пополняли свои запасы на продпункте, отправлялись дальше, а на их место тут же прибывали другие.
Яшка уже знал, какие поезда идут на запад и какие — на восток. Порожняку и раненым солдатам, понятно, на фронте делать нечего, поэтому он больше присматривался к составам, груженным военной техникой. Проситься у военных, чтобы взяли его в попутчики, он не стал, заранее знал — ничего не выйдет, за границу его никто не возьмет.
План созрел такой — пробраться незаметно на платформу, залезть под брезент и не вылезать.
Улучив момент, Яшка так и сделал — юркнул под брезент. Места оказалось достаточно, Яшка мог не только лежать, но и сидеть. Он снял вещмешок, положил рядом, поджал под себя ноги и стал ждать, когда поезд тронется.
Под брезентом было темно, и сначала он ничего не видел. Но постепенно глаза пообвыкли в темноте: свет пробивался к щель между брезентом и полом платформы, просачивался он и сквозь брезент, как сквозь густое сито. «От дождя тут, конечно, не спасешься, — подумал Яшка. — Этот брезент, наверное, только для маскировки».
Яшке казалось, что поезд стоит слишком долго. Он уже устал от напряженного ожидания, хотелось выбраться из своей темницы, пока не поздно, однако пересилил себя. Чтобы как-то развлечься, стал рассматривать орудие. Он обнаружил, что это вовсе не орудие, а что-то совсем другое. Танк — не танк, металлическое брюхо низко висит. И не автомобиль и не трактор. Скорее большая лодка на гусеницах. Сидя под днищем этой махины, да еще в полумраке, трудно представить ее целиком. Он потрогал рукой — железо, шершавое и холодное. Керосиновый запах свежей краски еще не выветрился и мутил голову.
Наконец поезд тронулся, и Яшка облегченно вздохнул. Он приподнял чуть брезент — стало светлее. Стал искать, чем бы заняться, чтобы скоротать время. Вспомнил про книгу, полез за ней. Под руку попался пистолет — обрадовался, даже сердце подпрыгнуло: наконец-то он рассмотрит его как следует.
Вытащил из кобуры, повертел, сдул невидимую пыль, потрогал осторожно кнопочки, рычажки — все туго, все холодит душу: оружие! Нажал посильней на одну кнопочку, похожую на шляпку гвоздя, из рукоятки бесшумно выскользнул магазин с патронами и стукнулся о пол. Яшка вздрогнул и даже отпрянул от него — думал, взорвется. Но ничего не взорвалось. Яшка поднял магазин. Черный, гладкий, он сверкнул семью маленькими круглыми глазками — отверстиями, в них Яшка увидел желтый металл — патроны.
Вставил Яшка магазин в рукоятку, кнопочка щелкнула, и все стало на свое место. «Хитрая штука! Здорово сделано! — восхищался Яшка и стал исследовать дальше. Рычажок с левой стороны тоже поддался и передвинулся хвостиком на нижнюю точку. Яшка догадался: — Это, наверное, и есть предохранитель. Попробовать стрельнуть?»
Яшка прицелился в дальний конец платформы, но нажать на курок не решился: услышат выстрел часовые, остановят поезд, обнаружат Яшку — и тогда неизвестно, чем кончится его путешествие. Он прицеливался то левым, то правым глазом, пока не надоело. Наигравшись, поставил рычажок на место и, вложив пистолет в кобуру, спрятал поглубже в вещмешок.
Посидел — делать нечего. Снова вспомнил про книгу, достал, подставил под дрожащий луч света, лег на живот и принялся читать.
Страницу за страницей читает Яшка, вспоминает солдата, который подарил ему эту книжку, благодарит его. Правду говорил он, чудные в Греции боги были, спорили между собой, войну на людей посылали. Читает Яшка, будто сказка и не сказка, а интересно. С войны возвращается Одиссей и никак не может добраться домой, разные приключения с ним случаются. А дома его ждет жена Пенелопа. Странно только все у них как-то устроено: полный дом женихов, едят, пьют, а выгнать их нельзя. И сын у Одиссея — Телемах — какой-то теленок, не может прогнать женихов. Яшка давно уж наладил бы их со своего двора.
А Одиссею совсем не везет, вырвется из одних лап, в другие попадает. Волнуется за него Яшка, переживает, забыл про все на свете. Неужели так-таки не доплывет до дома Одиссей? Наверное, нет. Вот опять зачем-то к берегу пристал, уж плыл бы прямо в свою Итаку. Опять что-нибудь случится. Так и есть. Пришел страшный циклоп, завалил пещеру камнем — не выйти им оттуда. Чем все кончится? Что будет делать с ними одноглазый циклоп?
…Он свирепо взглянул, ничего не ответив,
Быстро вскочил, протянул к товарищам мощные руки
И, ухвативши двоих, как щенков, их ударил о землю.
Мало того, что циклоп убивал товарищей Одиссея, так он еще и людоедом оказался. Но Одиссей все же хитрее чудовища, обманул его, выбрался из пещеры, хоть много друзей его в ней погибло…
Солнце, видать, к заходу склонилось, читать стало темно, а жаль: хочется узнать, как оно дальше дело пойдет у Одиссея. Размечтался Яшка, и уже будто это не древний греческий царь с войны домой возвращается, а брат Яшкин — Андрей. Идет он раненый с палкой и с винтовкой через леса, через реки, а на его пути то пещеры, то болота — не выбраться. И вот прилетает к Яшке красивая богиня Афина и говорит: «Иди, Яшенька, помоги брату, он вот в том месте. Я дорогу тебе укажу… Пройдет пять дней и пять ночей, и вы будете дома, где вас ждет не дождется ваша мама Пенелопа…»