Через минуту Кери пришла в себя и пулей вылетела из комнаты. Она разбудила Чарльза, и они вдвоем вернулись в пустую комнату. Ребята едва верили своим глазам.
— Я говорил тебе, что это та самая кровать! — проворчал Чарльз. — Я узнал ее по ржавому винту.
— Да, но за нашими спинами! — воскликнула Кери. — Притворяться, что бросила волшебство, — и вытворять такие вещи! И главное — нам ни слова!
Одеваясь, Кери чувствовала, что злость так и кипит в ней. Она с такой яростью чистила зубы, что чуть не ободрала себе десны. Кери едва не взорвалась, когда услышала громкий стук в комнате мисс Прайс и бодрый голос Поля, спрашивающий, будет ли на завтрак малина.
Не успели Кери с Чарльзом сесть за стол, как появились мисс Прайс и Поль. Мисс Прайс выглядела свежей и аккуратной, как обычно. Она неторопливо проследовала к буфету, чтобы взять немного овсянки.
Поль, если не считать растрепанных волос и надетого задом наперед свитера, тоже выглядел вполне обыкновенно.
Наложив себе овсянки, мисс Прайс подошла к столу. Вид у нее был такой бодрый и радостный, словно она только что приняла холодную ванну.
— Доброе утро. — Мисс Прайс принялась разливать кофе. — Что мы сегодня будем делать?
Лицо Кери стало непроницаемым.
— Мы еще не думали об этом, — холодно ответила она.
— Может, проведем ленч на римских развалинах? — предложила мисс Прайс.
— Не думаю, что римские развалины — подходящее место для пикников, — оборвала Кери.
Мисс Прайс с любопытством взглянула на нее, потом повернулась к Чарльзу:
— Чарльз, может, у тебя есть какие-то предложения?
Чарльз подозрительно покосился на Поля и ответил вопросом на вопрос:
— А что собирается делать Поль?
Мисс Прайс несколько растерялась:
— Ну, он может погулять с нами. В том случае, конечно, если вы не пойдете к римским развалинам, для него это далековато…
— Я думаю, что мы пойдем туда, куда сможет пойти Поль, — сказал Чарльз.
Мисс Прайс растерялась еще больше:
— Конечно, так и нужно делать. Просто я думала, что вам с Кери нравится все делать самостоятельно.
— Нет, — проговорила Кери твердо, — мы решили брать Поля с собой. Всегда. Везде.
На этот раз удивилась не только мисс Прайс, но даже Поль.
Ложка овсянки застыла у него на полпути ко рту, и капли с нее забарабанили по скатерти.
— Поль! — прикрикнула мисс Прайс.
Поль очнулся и проглотил овсянку, а мисс Прайс вытерла капли.
— Ну, дети, подумайте хорошенько о своих планах на сегодня, — сказала мисс Прайс после завтрака, — а у меня музыкальные уроки. К ленчу я освобожусь, а ты, Поль, иди в ванную.
Кери с Чарльзом поджидали Поля в саду. Ждать пришлось недолго. Поль вышел из дома и, жутко перевирая мотив, принялся напевать какую-то песенку. Подхватив брата под руки, Кери с Чарльзом поволокли его на луг и, отойдя от дома подальше, усадили на траву.
— Поль, — начала Кери, стараясь, чтобы выходило так же строго, как у тети Беатрис, — увиливать бесполезно! Я и Чарльз все знаем!
Лицо Поля вытянулось, и он попытался высвободиться.
— Ты и мисс Прайс, — продолжила Кери, не выпуская рук брата, — летали сегодня на кровати. Не ври, Поль! Чарльз и я видели!
Поль сник.
— Вы видели, как мы улетали? — спросил он.
— Неважно, — мрачно ответила Кери.
Поль, почувствовав, что отпираться бессмысленно, замолчал и потупился, словно пони в стойле.
— Ну, — проговорила Кери, — что скажешь?
Но похоже, Полю было нечего сказать. Он лишь ерзал на месте и не проявлял к разговору никакого интереса.
— И часто вы это делали?
— Нет, — буркнул Поль, тщетно пытаясь высвободить правую руку. — Мы только испытывали ее.
— Значит, сегодня был первый раз?
— Да.
— А она хорошо работает? — намного дружелюбней спросил Чарльз.
— Да.
Кери отпустила руку Поля:
— А куда вы ездили, Поль?
Но Поль только улыбнулся.
— Поль, скажи немедленно! — настаивала Кери. — Мы должны знать!
— Догадайтесь, — ответил Поль.
— Хорошо, ты должен отвечать «да» или «нет». Если что-то среднее, говори — «вроде этого».
Поль кивнул.
— Это было в Западном полушарии? — спросил Чарльз.
— Нет, — замотал головой Поль.
— В Восточном? — задала вопрос Кери.
— Нет, — опять ответил Поль.
— Ух ты! Значит, это было не на Земле! — воскликнул Чарльз.
— Почему не на Земле? На Земле, — удивился Поль.
— Но тогда это должно быть или в Западном или в Восточном полушарии!
— Нет, — твердил свое Поль, — это было не там.
— Он не знает, что такое полушарие, — предположил Чарльз.
— А вот и знаю! — упрямо заявил Поль.
— Ну, и что это такое?
— Ну… ну… в любом случае это не старая ферма!
— Так вы были на старой ферме?
— Да.
— Вы только дотуда доехали?
— Да.
— Ну, туда можно было и пешком дойти, — разочарованно протянул Чарльз.
— Но мы только хотели проверить! — вскричал Поль.
— А ты спрашивал у мисс Прайс разрешение для этого?
— Нет, она сама спросила меня. Она сказала: «Давай покрутим. Интересно, работает она или уже нет?»
— Заклинания не изнашиваются, — назидательно проговорила Кери.
— А ты откуда знаешь? — удивился Чарльз.
— Ну, это любому ясно, — фыркнула Кери. — И все-таки это несправедливо! — нарушила она тишину после некоторого молчания. — Почему только Поль может крутить шишку?
— Ну, это все-таки его шишка, — возразил Чарльз. — И ворчать тут без толку. Я бы, например, сам отдал что угодно, лишь бы шишка слушалась каждого из нас.
— Да, — согласилась Кери, — было бы куда справедливее, если бы шишку можно было крутить по очереди. Но теперь из этого ничего не получится: ведь мисс Прайс бросила волшебство! Она, конечно, может поступать, как ей вздумается, но мы-то здесь при чем? Мы волшебство не бросали.
— И что ты предлагаешь? — усмехнулся Чарльз. — Кровать все равно стоит в комнате мисс Прайс.
Кери откинула назад косы.
— Я просто пойду к ней и скажу обо всем прямо, без уверток.
Чарльз молчал.
— И вот еще что, — продолжила Кери, — помнишь, когда мисс Прайс давала нам шишку, она сказала, что если повернуть ее назад, то кровать отнесет нас в прошлое? Думаю, она должна разрешить нам слетать один разок в прошлое. После этого можно и бросить… ненадолго, — добавила Кери. — Хотя я считаю, что бросать волшебство не следует. Какая от этого польза? Волшебству всегда найдется применение… в военных целях, например.
— Кери! — воскликнул Чарльз, глубоко пораженный. — Как ты можешь говорить такие вещи?
Опомнившись, Кери сорвала лист щавеля и принялась его задумчиво жевать.
— Вообще-то, ты прав, — сказала она через минуту.
Она представила себе драконов, дышащих огнем и горчичным газом, и целые армии, в мгновение ока превращающиеся в белых мышей. Нет, было бы просто ужасно, если бы чей-то брат вернулся из армии белой мышью. Пришлось бы его держать в клетке на столе. А медали прикалывать куда?
— Понимаешь, — осторожно начал Чарльз, — отчасти мисс Прайс права, что не дала заклинание всем. Ты действительно можешь натворить дел.
— Знаю, — согласилась Кери, — но не думаю, что кому-нибудь повредит, если мы разок слетаем в прошлое.
— Ну, хорошо, давай попробуем, — сдался Чарльз.
Они загнали мисс Прайс в угол после ужина. Кери с Чарльзом изо всех сил старались убедить ее. Все их рассуждения были благоразумны и здравы.
Мисс Прайс понимала, что их упреки справедливы, но, несмотря ни на что, продолжала упираться.
— Всего один раз, мисс Прайс! — умоляли Чарльз и Кери. — Всего один разок, а потом мы тоже бросим волшебство. Жаль терять прошлое!
— О боже! О боже! — повторяла мисс Прайс. — Мне это не нравится. Если во время путешествия что-нибудь случится, я не смогу вас вытащить обратно: ведь я сожгла книги.
— О нет! — в ужасе воскликнула Кери.
— Да, да, я сожгла их! — вскричала бедная мисс Прайс. — Хранить их было слишком опасно!
— А разве вы не помните что-нибудь наизусть?
— Ничего стоящего. Одну или две вещи. О боже, это я во всем виновата! Мне было любопытно, действительно ли заклинания не изнашиваются. Никогда не думала, что все начнется сначала.
— Ну, пожалуйста, мисс Прайс, давайте попробуем! — не отставала Кери. — Всего один разок! Больше мы никогда не попросим. Ведь мы сдержали слово и никому не рассказали, что вы колдунья! А вы своего слова не держите, поэтому какая теперь разница, расскажем мы кому-нибудь или нет…
— Кери! — воскликнула мисс Прайс, вставая. Ее глаза странно засияли, а длинный тонкий нос, казалось, стал еще длиннее и тоньше.
Кери в страхе отпрянула.
— Ой, мисс Прайс, — пробормотала она извиняющимся тоном.
— Если я хотя бы на минуту, — проговорила мисс Прайс сквозь зубы, медленно приближаясь к Кери, — всего на одну минуту поверила…
— Не верьте! — поспешно воскликнула Кери. — Мы никому не скажем! Никогда! Ведь мы обещали, а кроме того, мы вас так любим… Но все же, — добавила она несколько смелее, — справедливость есть справедливость.
Мисс Прайс пристально смотрела на Кери еще минуту или две, затем снова опустилась на стул. Она сразу стала какой-то усталой и печальной.
— Строго говоря, — сказала она, — я профессионально непригодна. Еще тогда мне нужно было наложить на вас хорошее заклятие и заставить замолчать раз и навсегда. Но теперь слишком поздно. — Она вздохнула.
Кери осторожно погладила руку мисс Прайс.
— Не волнуйтесь, — успокоила она ее, — все будет хорошо.
— Строго говоря, — поддержал Чарльз, — вы профессионально очень даже пригодны! Что надо!
— Вы правда так думаете? — недоверчиво спросила мисс Прайс.
— Конечно! — заверила ее Кери. — Не расстраивайтесь. Вы снова все вспомните, главное — настроиться.
— Вы думаете, я смогу? — устало спросила мисс Прайс. — Вы не просто так говорите?
— Мы знаем, что вы сможете, — убежденно кивнула Кери.
Мисс Прайс поправила прическу.
— Мне хочется надеяться, что вы правы, — сказала она уже своим обычным голосом. — Опыт у нас кое-какой есть, поэтому если мы поедем в действительно интересное и познавательное место, а кроме того, будем очень осторожны, — она обвела детей мрачным взглядом и вздохнула, — одно путешествие в прошлое вряд ли кому-то сможет повредить.
Глава четырнадцатая
В прошлое!
Во времена царствования короля Карла Второго в Лондоне жил чародей……
Шесть точек поставлены здесь для того, чтобы читатели успели вспомнить, что такое чародей.
Чародей жил в маленьком домике в Чипплгейте. Комната его находилась в верхнем этаже, и подниматься туда приходилось по узкой крутой лестнице. Чародей был очень нервным человеком и не выносил дневного света. На это были две важные причины. Во-первых, в детстве чародей ходил в подмастерьях у другого чародея. Старый волшебник был толстым веселым человеком, но в присутствии посетителей становился надутым и важным, будто сова, кутался в длинную темную мантию, отороченную мехом, — в общем, делал все необходимое, чтобы вызвать уважение и благоговейный трепет. Он выглядел таким же неприступным, как мэр, и таким же мрачным, как прокурор.
Молодой чародей, которого, кстати сказать, звали Эмилиус Джонс, работал очень усердно, стараясь досконально изучить таинственное ремесло. А работы было много. Именно он холодными лунными ночами ловил на кладбище кошек, бродил по речным берегам в поисках семи белых камней одинакового размера, обмытых последней волной прилива. Именно он толок в ступе травы и ползал по водостокам за крысами.
А старый чародей посиживал себе у огня, положив ноги на табуретку, попивал белое сухое вино и, кивая головой, приговаривал: «Неплохо, неплохо, мой мальчик».
Молодой чародей часами работал при свете свечей, изучая небесные карты и учась читать судьбы людей по звездам. Он крутил глобус на подставке из черного дерева до тех пор, пока голова у него тоже не начинала кружиться. Душными вечерами он бродил по пыльным дорогам, разыскивая медяниц, гадюк и полосатых улиток. Ему приходилось взбираться на высокие башни за летучими мышами, воровать в церквях воск, чтобы наделать свечей, продувать выпачканные зеленой слизью пробирки и склянки — и так на протяжении многих часов, пока кровь не начинала стучать у него в ушах, а глаза вылезать из орбит.
Когда старому чародею настала пора умирать, он послал за своим подмастерьем. Едва тот пришел, чародей сказал ему:
— Мой мальчик, я должен тебе кое-что открыть.
Эмилиус положил руки, покрытые пятнами, на колени и почтительно опустил глаза.
— Да, сэр? — прошептал он.
Старый чародей устроился поудобнее на подушке.
— Это о волшебстве, — объяснил он.
— Да, сэр? — повторил Эмилиус.
Волшебник лукаво улыбнулся в потолок:
— Так вот. Никакого волшебства нет.
Эмилиус поднял на него изумленный взгляд.
— Вы имеете в виду… — начал было он.
— Я имею в виду то, — спокойно перебил старик, — что сказал.
Когда Эмилиус слегка пришел в себя (полностью, надо сказать, он так никогда и не оправился), старый чародей продолжил:
— Все равно это доходное дело. Я содержал жену и пятерых дочерей в Дептфорде с экипажем, четверкой лошадей, пятнадцатью слугами, французским учителем музыки… Даже своя небольшая барка ходила у меня по реке! Три дочери удачно вышли замуж. Два зятя работают в суде, а третий — на Ломбард-стрит. — Старик вздохнул. — Твой отец, упокой Господь его душу, щедро заплатил мне за твое ученье. Если я и бывал суров, то это лишь из чувства долга перед ним. Дела мои в порядке, семья обеспечена, так что это помещение и все, что в нем есть, я оставляю тебе.
Он сложил руки на груди и замолчал.
— Но… — нерешительно начал Эмилиус. — Я ведь ничего не знаю! Как изготовляется приворотное зелье, например…
— Подкрашенная вода, — усталым голосом ответил чародей.
— А предсказания будущего?
— Детская игра. Если не вдаваться в детали, то все, что бы ты ни предсказал о будущем, рано или поздно сбудется. А если и не сбудется, волноваться об этом не стоит. Они все равно забудут. Выгляди торжественно, не убирай комнаты чаще одного раза в год, вспомни латынь, которой тебя учили в школе, смажь глобус, чтобы он крутился плавно, — и… да улыбнется тебе удача!
Это было первой причиной, почему Эмилиус был нервным человеком.
Вторая причина заключалась в том, что в царствование доброго короля Карла все еще была мода отправлять ведьм, колдунов и вообще тех, кто имел хоть какое-то отношение к волшебству, на виселицу. Таким образом, Эмилиус вполне мог по милости недовольного посетителя закончить свою жизнь вовсе не так, как бы ему хотелось.
Он бы с удовольствием вышел из дела, но все его наследство было потрачено на изучение магии. Кроме того, Эмилиус не обладал достаточно сильным характером, чтобы начинать все сначала. Из-за этих страхов и волнений Эмилиус состарился раньше времени. Он был худым и ужасно нервным. Он вздрагивал, услышав писк мыши, бледнел, увидев блик лунного света, подскакивал на месте, когда в дверь стучался слуга. В тысяча шестьсот шестьдесят шестом году Эмилиусу было тридцать пять лет, но выглядел он, будто древний старик. Когда шум шагов доносился с лестницы, он немедленно начинал бормотать заклинания (те немногие, что знал наизусть), стараясь произвести впечатление на посетителей. Однако если на улице вдруг появлялась королевская стража, Эмилиус в мгновение ока оказывался за клавикордами и принимался музицировать. Это был отвлекающий маневр: Эмилиус притворялся бездарным музыкантом, по чистой случайности унаследовавшим дом чародея.
Однажды вечером, услышав шаги, донесшиеся снизу, он вскочил со стула, наступил на кошку, которая тут же истошно заорала, словно сотня злых духов, схватил пару сушеных лягушек и пучок белены, зажег фитиль, который плавал в миске с маслом, посыпал его серой, отчего тот стал гореть синим пламенем, забормотал какое-то первое пришедшее на ум заклинание и уставился на дверь, готовый в любую секунду принять величественный вид или прыгнуть за клавикорды.