– И то верно, – согласился Дудаков и щелкнул кнопкой диктофона. – Соловья баснями не кормят!
Митек проводил «соловья» в уборную, поставил самовар и понес на стол посуду. Ирка нагрузила ему целый поднос. Было страшно споткнуться и кокнуть все разом.
Когда он вернулся в Оружейный зал, папа сидел рядом с Виталием Романовичем. Вид у него был неважный: лицо серое, глаза блеклые, и даже очки на носу сидели криво.
– Болит? – посочувствовал Блинков-младший.
– Да не особенно. Плохо, что много крови ушло. Мне же сегодня рану чистили.
– Надо тебе отлежаться, Олег, – заметил Виталий Романович.
Видимо, этот разговор он заводил не в первый раз, потому что папа только упрямо мотнул головой и сказал Блинкову-младшему:
– Вот что, единственный сын. У Виталия Романовича большие неприятности. Хотели мы отправить вас с Ирой домой, а мама опять уехала в командировку. Иван Сергеевич сейчас работает здесь поблизости, в Можайске. Это Иринин отец, – объяснил он Виталию Романовичу, – командует группой физической защиты в налоговой полиции… Сколько езды сюда от Можайска?
– Смотря какая погода, какая дорога и какая машина, – рассудительно ответил боровковский Леонардо. – Если как сейчас, то на «Уазике» я бы доехал за полчаса, а на обычной легковушке можно и засесть. У нас редко убирают снег.
– У Ивана «Нива», пробьется по снегу. Лучше бы ему не мотаться к ребятам в Москву, а ночевать в Можайске, тогда в крайнем случае можно будет его вызвать. – Папа обернулся к Блинкову-младшему. – И выходит, что и оставлять вас здесь нельзя, и сдать в Москве некому.
– Вот и уезжал бы с ними, – сказал Виталий Романович.
– Нет, – отказался папа. – Нет, и все. Если бы я получил вашу телеграмму, то еще подумал бы, ехать сюда или нет. Но я уже здесь, я все знаю! А вы мне предлагаете спрятаться за детей и за свою болячку. Никогда я так не поступал и не собираюсь. Что обо мне сын подумает?
– Что ты хороший отец, – подсказал Виталий Романович, глядя на Блинкова-младшего.
Митек отвернулся. Может, хорошие отцы и бегают от опасностей. Тогда его папа плохой. Но ему такой нравится.
– Это кто хороший отец? – спросил, входя, Дудаков. Диктофон у него был наготове.
– Да мы тут Митьку немножко повоспитывали. А вообще говорили про Ник-Ника, – папа уводил разговор в сторону, и Блинков-младший понял, что он тоже не очень-то доверяет Дудакову.
– Ах, темнило Ник-Ник! – подхватил Виталий Романович. – Вот, значит, где он эту пушку нашел!
– Где? – поинтересовался Дудаков.
– А откуда, по-твоему, взялась яма, в которую Олег свалился?! Тут и думать нечего: Ник-Ник в этом месте выкопал пушку.
Вошла Ирка и с каменным лицом поставила на стол самовар. Обиделась, что разговор идет без нее.
– А ушки на макушке, – понял Виталий Романович. – Не прислушивайся, я и так скажу. Есть у меня товарищ, Николай Никифорович, сокращенно Ник-Ник. Неделю назад он раскопал французскую пушку. Приходил ко мне, показывал фотографии, а потом исчез! Дома его нет, соседи ничего не знают, и я, честно говоря, уже не надеюсь, что он жив. Не представляю, что могло случиться, но морозы сейчас такие, что замерзнуть недолго… Ходил я в милицию, а там говорят: «Мало ли, куда человек уехал. Он же не обязан вас предупреждать. Кто вы ему? Не родственник и даже не сосед». Словом, не знаю, что делать, и за свою жизнь боюсь. Я единственный, кого интересует судьба Ник-Ника, а исчезну – будет тишь да гладь. Кому-то, видно, этого хочется.
– Почему вы так думаете?! – насторожился Дудаков. Его рука с диктофоном дрожала.
– У меня за последние три дня отказали тормоза в машине – раз, – стал перечислять Виталий Романович. – Обнаружилась утечка газа – два. Хорошо, Душман меня поднял с постели, а то бы я или отравился, или взлетел на воздух. А вчера вечером кто-то кидал через забор мясо – три. Душман, конечно, есть не стал – не так воспитан. А соседский кот сдох!
Блинков-младший прихлебывал чай и слушал. Испорченные тормоза, утечка газа – почти верная смерть. Душман спас хозяина, и его пытались отравить. Да, случайностями это не назовешь. Неужели она такая ценная, эта пушка, что из-за нее погубили одного человека и хотят погубить второго?!
– А дорогая эта пушка? – как будто специально для Митьки спросил Дудаков.
– Не знаю, не продавал, – сухо сказал Виталий Романович. – Самое обидное, что пушку-то, скорее всего, украли не из-за ее исторической ценности, а просто как бронзовую болванку, продать и переплавить на дверные ручки!
Ну вот, ответ получен. Момент был неподходящий для улыбок, и Блинков-младший нагнулся к столу, чтобы никто не увидел, как у него сами собой расползаются губы. Бронзовая болванка – хороший куш для пьяницы, только зачем ему человека похищать? А братва, способная похитить человека, не замарает белых ручек о металлолом. Не сходится… А ЕСЛИ НИК-НИК И НЕ ДУМАЛ ИСЧЕЗАТЬ? Яма-то не одна! Пускай та яма, в которую провалился папа, осталась от пушки. Тогда КТО ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ КОПАЛ ВТОРУЮ?!
– Виталий Романович, а у Ник-Ника нет оранжевой каски? – с замиранием сердца спросил Блинков-младший.
Боровковский Леонардо внимательно посмотрел на него, вскочил со стула и быстро вышел. Все молчали. Дудаков с громким щелчком выключил диктофон, чтобы не тратить пленку.
– Какая еще каска? – спросила Ирка.
Блинков-младший никому не говорил ни про то, что болотные копатели были в касках, ни про вторую яму. Просто к слову не пришлось. Вчера ночью никого не интересовало, чем они занимались и что у них было на головах. Ушли – и хорошо.
Не успел он ответить Ирке, как Виталий Романович вернулся с фотокарточкой и строительной каской, очень похожей на те, которые были на болотных копателях.
– Она, – подтвердил Блинков-младший. – И еще у них были налобные фонарики.
– Фонарики! Конечно, фонарики! Есть у нас фонарики! – Виталий Романович забегал по комнате. – Ну, Коля, ну, конспиратор! Где ты его видел?!
– Он яму копал. Шагах в ста от нашей.
– А зачем из дома-то уходить?! Нет-нет, чепуха! Это не он! Ты лицо не разглядел?! – Виталий Романович шлепнул на стол фотокарточку. – Он копал? Он?!
Боровковский Леонардо покраснел и вспотел. Блинков-младший редко видел, чтобы взрослый так волновался. Понятно: речь шла о жизни человека! Или о каком-то оскорбительном обмане – если Ник-Ник был одним из болотных копателей… На фотографии он сидел верхом на своей пушке, еще не очищенной от налипшей мерзлой земли, седой, улыбающийся, перепачканный, и двумя пальцами держал у груди что-то блестящее (похоже, нашел это рядом с пушкой).
– Не разглядел, – с сожалением ответил Блинков-младший. – Фонарик же на лбу, а лицо в тени, под козырьком. А потом они вообще фонарики выключили… Виталий Романович, а что это у него за штука?
Боровковский Леонардо поднес фотографию к очкам, потом, наоборот, очки к фотографии. Митек заглянул сбоку – очки сильно приближали, он различал ногти на пальцах Ник-Ника. Но блестящая штука пустила зайчик в объектив фотоаппарата и выглядела белым пятном.
– Монета, судя по размерам, – решил Виталий Романович.
– Клад?! – вскинулся Дудаков. Митьке показалось, что он задергал ушами, как Душман.
– Да нет, про клад Ник-Ник сказал бы, а он все пушкой хвастался: «Находка века!». В раскопах часто попадаются одиночные монеты, пуговицы, пряжки – миноискатель их не пропускает.
Блинков-младший рассматривал фотографию. Пейзаж вокруг Ник-Ника был знакомый: заснеженные камыши. Краешком виднелась перевернутая каска – снял, чтобы сфотографироваться.
– Виталий Романович, а зачем вам каски?
– Скажем, меня трижды засыпало в раскопе, а уж головой бился – без счета. Когда и сам себя стукнешь по лбу черенком лопаты. Раскоп же роется узенький, еле-еле протиснуться. Если находка ценная, тогда разрываешь все вокруг. А чаще всего докопаешься до какого-нибудь ржавого корыта и пойдешь дальше.
– Техника безопасности, – вставил Дудаков. И тут Митьку осенило:
– А где вы взяли свои каски?
– В магазине… – Боровковский Леонардо приуныл. – Действительно, с чего я решил, что ты видел Ник-Ника? В магазине любой мог купить каску.
Блинков-младший так не думал. То есть, конечно, МОГ купить любой. Но кто КУПИТ? Зачем? Строителям их выдают бесплатно, а кладоискателей не так уж много. Если спросить в магазине, наверняка окажется, что каски покупают плохо… СПРОСИТЬ В МАГАЗИНЕ! Боровок – город маленький, и продавец, скорее всего, помнит своих покупателей если не по имени, то в лицо!
Теперь Блинков-младший знал, что делать. Если, разумеется, их с Иркой не отправят в Москву.
Дудаков, услышав, что «находку века» можно продать разве что на дверные ручки, потерял всякий интерес к судьбе Ник-Ника. Он увлеченно копался в банках с вареньем, пробуя по ложечке того-другого, и вдруг спросил:
– Виталий Романович, а сколько стоит ваша коллекция?
Боровковский Леонардо поморщился и заглянул в прозрачное окошечко диктофона. Пленка не крутилась.
– Не включай, – предупредил он. – Вообще, Игорь, когда будешь писать, пожалуйста, обойди этот вопрос. А то у нас в районной газете напечатали: «Французские эксперты оценили собрание Шпагина в триста тысяч долларов», и ко мне в тот же день залезли воры.
– Что-нибудь украли?!
– Пытались. Душман их задержал.
– А что, правда коллекция стоит триста тысяч? – не отставал Дудаков.
Виталий Романович помолчал и нехотя ответил:
– Раз в пять дороже… Знал бы ты, Игорь, как тяжело с такой коллекцией! Всякие жуки вроде этих французов ходят, уговаривают продать, запугивают: «Сгорит дом – ни с чем останетесь!». Живу, как сторож. Ночью захочешь форточку открыть – звони на пульт охраны: «Отключите сигнализацию». Вот погоди, сделают в музее ремонт, и я все туда отдам!
– И не жалко будет?! – удивился Дудаков.
– А тебе не жалко печатать в газете свои статьи? – вопросом на вопрос ответил Виталий Романович.
– Но я же для этого и пишу!
– А я для этого и собираю.
У Дудакова перекосило рот.
– Я пишу за деньги. И все люди работают за деньги…
– …Кроме меня? – досказал Виталий Романович. – Теперь я понял. Тебе обидно, что какой-то старый дурак сидит на миллионах, а сам одно пальто носит по десять лет. Вот ты на моем месте пожил бы!
– Да, – признался Дудаков. – Не обижайтесь, но, по-моему, это глупо. Вы могли бы жить в каменном особняке, отдыхать за границей, ездить на «Мерседесе», а вместо этого караулите свои старые железки.
– ОЧЕНЬ старые железки, – уточнил Виталий Романович и снял с витрины пистолет, который сегодня утром рассматривал Блинков-младший. – Например, вот эта железка изготовлена в Париже в 1779 году. По закону я ей хозяин: захочу – продам, захочу – сломаю. Но по совести нельзя распоряжаться историческими ценностями, как нам хочется. Мой прадед еще не родился, а этот пистолет уже был. Меня не будет, а он останется. Какой же я хозяин? Это все равно, что Душманкины блохи сказали бы: «Мы – хозяева собаки». Я только один из хранителей, которых у этого пистолета будут еще сотни! А по-настоящему он принадлежит госпоже Истории. Моя коллекция собрана по здешним лесам и должна остаться в Боровке. Если бы музей мог ее купить, я бы продал. Но музею дают на весь год меньше денег, чем стоит один этот пистолет. Значит, придется мне подарить коллекцию и остаться без «Мерседеса» и отдыха за границей. Я так считаю.
Дудаков сидел со злым красным лицом.
Его переспорили. Но это не значило, что его убедили.
Глава IX
В двух шагах от загадки оранжевых касок
Папа долго решал, куда девать лишних подростков, и в конце концов объявил:
– Господа восьмиклассники, придется вам пожить в Москве одним. Вечером Виталий Романович отвезет вас с Игорем на станцию, посадит в электричку, и езжайте. Дня два-три вы продержитесь и без взрослых, а там видно будет.
«Там видно будет» могло означать что угодно. Или мама приедет из командировки, или Ник-Ник найдется. Или папа с Виталием Романовичем победят преступников, или преступники победят их. Вслух об этом папа не говорил, но Блинков-младший понял и так.
Конечно, ему не хотелось бросать своих в такой опасный момент. Если бы на каждое «тебе еще рано» он отвечал «Есть!» и шел играть в песочек, то не стал бы лучшим сыщиком из всех восьмиклассников Москвы! Но еще Митек знал, что спорить со взрослыми бесполезно. Зато можно ими управлять, если знаешь, как.
Он быстро нашел слабое место в папиных планах: Дудаков! Днем корреспондент «ЖЭ» будет занят с Виталием Романовичем. Блинкову-младшему с Иркой придется ждать, хотя они прекрасно доехали бы до Москвы и без такого защитничка. А там стемнеет, в безлюдных электричках появятся хулиганы… Если вдруг Дудаков решит остаться в Боровке, то восьмиклассников ни за что не отпустят одних. Сутки будут выиграны, а дальше – как получится.
Беда в том, что Дудаков ни в какую не хотел оставаться. Он приехал с большой сумкой, значит, собирался заночевать. Но, услышав об отказавших тормозах, утечке газа и отравленном мясе, здорово струхнул. Виталию Романовичу еле удалось вытащить корреспондента «ЖЭ» на прогулку по Боровку, и то Дудаков настоял, чтобы они взяли с собой Душмана. При этом он с видом знатока говорил:
– Собакам нужны длительные прогулки, чтобы у них очистился кишечник.
Блинков-младший с Иркой тоже пошли. Ирке хотелось посмотреть исторический Боровок, а у лучшего сыщика из всех восьмиклассников Москвы были свои причины, о которых он помалкивал.
И вот они гуляли. До крыш засыпанные снегом окраинные улочки Боровка были совсем деревенские, с бревенчатыми домами и огородами. Трубы дымили. Ветер загибал дымные хвосты, и казалось, что весь город тронулся в путь, как уходящий в ледовое плавание караван пароходов. Душман купался в сугробах, гонял посторонних собак и вообще развлекался. А Виталий Романович показывал боровковские достопримечательности: три церкви, библиотеку, открытую писателем Короленко, и все остальное.
Всем остальным в городе лет двести подряд владело семейство купцов Синеносовых. Их особняки занимали весь центр: в одном теперь был кинотеатр, в другом городское начальство, в третьем музей, в четвертом школа, в остальных просто жили. У отдела милиции слонялись кошки, тревожно дергая носами. До революции там был синеносовский рыбный магазин, и запах копчений навсегда впитался в стены.
Бродили долго. Блинков-младший запутался и не смог бы сказать, в какой стороне дом Виталия Романовича, в какой – река. Улица уперлась в полуразрушенную кирпичную стену с аркой. За ней виднелись какие-то заснеженные развалины, а дальше земля обрывалась, и совсем далеко чернела щеточка леса.
Люди и пес вошли под арку и очутились на обрывистом берегу реки. Развалины казались остатками крепости. Они тянулись вдоль берега на полкилометра, местами разбитые в щебень, местами почти целые. В сохранившиеся узкие бойницы не пролезла бы и кошка.
– А это наш позор, – вздохнул Виталий Романович и, встав у обломка стены, развел руки. Размаха не хватило: стена была толще. – Три аршина, больше двух метров! – со страдальческим лицом сообщил он. – Синеносовские лабазы, построены в восемнадцатом веке. А в двадцатые годы двадцатого века кому-то пришло в голову их взорвать, чтобы добыть кирпичи. Взорвать взорвали, а кладка такая прочная, что кирпичи раскалываются, но не разбираются! Так все и бросили…
Сгорбившись, боровковский Леонардо побрел вдоль берега. Напуганный Дудаков озирался, словно ожидал увидеть за каждым углом по киллеру, и жался поближе к Душману, которого тоже побаивался.
У спуска к реке руины были разобраны. Уцелевшие стены из старинного коричневого кирпича тут и там рябили свежими оранжевыми заплатами. Окна были забраны коваными решетками, новенькая железная крыша пускала солнечные зайчики.