— Ах, оставь, пожалуйста, все это! — перебил брата Дэвид. — Лучше померяем эти дурацкие балахоны. Не думаю, чтобы в них было удобно, но зато в этом наряде у нас будет дьявольски страшный вид. Не ты ли еще совсем недавно сказал: «Что касается негров, то тут я беспощаден»? А ты же знаешь, как боятся негры этих белых балахонов!..
— Можешь надевать, а я ни за что не надену! — упрямо повторил Адольф и отвернулся от брата.
— Наденешь, — спокойно возразил ему Дэвид.
Нарядившись в балахон, он посмотрел в зеркало, сделал несколько воинственных поз и, повернувшись к девочке, сказал:
— А ну-ка, встань, посмотри на меня!
Девочка еще плотнее прижалась к стене. Дэвид, грубо дернув ее за руку, поставил на ноги.
Приникший к щели в перегородке Чочой крепко вцепился рукой в плечо Тома:
— Что-то делать надо, а?
Том встал и осмотрелся вокруг, словно надеясь найти кого-нибудь для помощи.
А девочка гордо подняла голову и посмотрела на Дэвида ненавидящим взглядом. Тонкие ноздри ее сухощавого носа вздрагивали.
— А ты обрати внимание, как она, черт побери, смотрит! — возмутился Адольф. — Меня бесит, если такой взгляд они бросают на нас только вскользь, незаметно, а это...
Адольф не договорил, не находя подходящего выражения. Схватив стул, он сел на него верхом и, облокотившись на спинку, уставился на девочку злыми глазами.
— Так ты что, не боишься, а?
— Ну что ж нам делать? — Чочой снова вцепился рукой в плечо друга.
— Давай стучать кулаками об жесть! —Том замахнулся кулаком.
— Не надо! Так мы все дело испортим.
Быстро осмотрев складское помещение, Чочой остановил свой взгляд на ящике с шаманскими масками и вдруг прошептал радостно:
— Маски!..
Мальчики бесшумно подбежали к ящику, открыли его, быстро выбрали маски пострашнее. Чочой надел на себя маску с одним глазом на лбу, с рогами и длинной черной бородой, закрывавшей почти все его туловище, Том — огромную маску диковинной птицы, отчего стал намного выше собственного роста.
Не сговариваясь, они что было силы толкнули полуоторванный еще вчера Дэвидом железный лист и в то же мгновение очутились перед глазами братьев Кэмби.
От неожиданности Дэвид так испугался, что, сорвав с лица капюшон, неуклюже попятился назад. Споткнувшись, он бросился сломя голову из склада. Адольф в одно мгновение скрылся вслед за братом.
Девочка с недоумением и страхом смотрела на своих спасителей. Мальчики подняли маски.
— Бежим с нами! — схватил ее за руку Чочой.
Девочка последовала за ними в шаманский склад. С лихорадочной поспешностью водворив маски на старое место, мальчики устремились к окну.
— Лезь туда, вверх!— Том подсадил девочку.
...Опомнившись от страха, Адольф и Дэвид не очень решительно заглянули в свой «боевой штаб». Там уже было пусто.
— Ничего не понимаю!—сказал Дэвид. — Кто-то зло подшутил над нами.
— Ты думаешь, что это... были люди?
— А что ж, по-твоему, — перебил брата Дэвид, — это были настоящие черти, что ли? Вот я им задам! Они сейчас где-нибудь в этом вонючем складе.
Дэвид отогнул жесть и с трудом пролез в склад Мэнгылю. Адольф, потоптавшись в нерешительности, последовал за ним.
Сыновья Кэмби осмотрели весь склад, но никого не обнаружили.
— Ничего не понимаю! — разводил руками Дэвид. — Дверь на замке, разве только в окошко выбрались?
— Но оно же маленькое, — возразил Адольф. — Там только дети могут пролезть.
— Это верно, — согласился Дэвид.
О том, что их перепугали Чочой и Том, сыновьям Кэмби не приходило и в голову.
В это время в яранге Гоомо девочка-индианка, обхватив отца за шею худенькими ручонками и уткнувшись лицом в его грудь, горько плакала. Шеррид гладил ее по голове и приговаривал:
— Не плачь, моя Лойя, не плачь. Теперь ты уже со мной... да-да, со мной... Запомни этих двух мальчиков — Чочоя и Тома. Это настоящие мужчины!
Индеец Шеррид ушел с дочерью из поселка Кэймид. На прощанье он сказал, что на другой же день уйдет из своего селения, чтобы уже никогда не нашел его американец Кэмби.
...Шаман, вернувшись домой, с изумлением узнал, что произошло в его складе. Он немедленно отправился в склад и вместе с мистером Кэмби тщательно осмотрел его. Недоумению Мэнгылю не было границ. В складе все было на месте, все лежало и висело так же, как и много лет подряд.
— Может, у тебя, в конце концов, где-нибудь потайная дверь появилась? — выходил из себя Кэмби.
— Да нет, у меня всего одна дверь, вы же знаете, — растерянно оправдывался Мэнгылю.
Мистер Кэмби плюнул и ушел прочь.
«Какие-то коварные духи завелись в моем складе», — сделал вывод шаман и, схватив бубен, принялся колотить в него, выгоняя из склада непрошеных гостей.
А мистер Кэмби ходил в это время по ярангам и по хижинам эскимосов, пытаясь дознаться, кто перепугал его сыновей и увел девочку-индианку. Эскимосы и чукчи смотрели на него с искренним недоумением и отвечали, что они поражены этой новостью.
СТРАННЫЙ АМЕРИКАНЕЦ
Еще долго ходили разговоры о происшествии, случившемся в складах шамана Мэнгылю и мистера Кэмби. Чочой и Том прислушивались к этим разговорам, заговорщически перемигивались и незаметно посмеивались над сыновьями Кэмби.
— А у Дэвида глаза выпучились, волосы, которые еще на затылке остались, дыбом встали! А бежал-то он как!..
Стараясь изобразить страшно перепуганного человека, Том смешно таращил глаза, широко расставлял руки и бросался бежать сломя голову. Чочой покатывался со смеху и, в свою очередь, начинал показывать, как испугался Адольф.
—Пойдем послушаем, что эскимосы говорят о страшных чудовищах, которые перепугали Адольфа и Дэвида, — сверкая белозубой улыбкой, как-то предложил товарищу Том.
— Пойдем послушаем! — согласился Чочой.
Но в этот день никто из эскимосов и чукчей о страшных чудовищах не говорил. Всюду речь велась об одном: нерпа ушла от берегов, очень мало рыбы в реках, в хижинах нет еды, голод отнимает у людей силы, голод отнимает жизнь.
Чочой и Том угрюмо слушали эти разговоры и чувствовали, как их самих гложет голод.
— Отец мой тоже ничего за последние дни заработать не может, — тоскливо промолвил Том, — а есть сильно хочется.
Мальчики вяло поднялись на ноги и зашли еще в одну хижину.
— Здесь дочь старика Таичи живет. У нее недавно муж умер, — сказал Чочой.
Внутри хижины на нерпичьей шкуре сидела очень худая женщина в изорванной ватной куртке и в таких же изорванных ватных штанах. Рядом с ней сидел ребенок лет четырех. Крупная голова его, казалось, чудом держалась на тоненькой шейке. На худом и прозрачном лице, не по-детски серьезном, особенно заметны были широко открытые, немигающие глаза.
Когда в хижину вошли мальчики, ребенок с трудом повернул в их сторону голову. По лицу его пробежала едва уловимая тень оживления. Том подсел к малышу и сказал, не в силах оторвать взгляда от его тоненькой шеи:
— Темно здесь. На солнце пойди. Сегодня день теплый, солнечный.
Женщина печально улыбнулась гостям и, прервав на время выделку нерпичьей шкуры, сказала:
— Разве вы не знаете, что ножки у моего Тотыка не ходят? Вот взяли бы его с собой, отнесли бы на зеленую травку, где ягода есть, поиграли бы с ним.
— Поиграешь с нами? — Чочой наклонился к Тотыку.
Ребенок кивнул головой, доверчиво протянул ручонки.
Бережно несли Тотыка по очереди Чочой и Том. Усадив мальчика на лужайке, они попытались занять его какой-нибудь игрой. Тотык изумленно смотрел вокруг широко раскрытыми глазами, личико его постепенно оживлялось. А когда совсем близко возле него уселась пестрая бабочка, он засмеялся, потянулся к ней ручонками.
— А какой он веселый стал, — тихо сказал Том, глядя на Тотыка. — Вот бы ножки ему здоровые, чтобы побежать как следует...
Положив вокруг Тотыка зеленую траву и цветы, мальчики пошли искать ягоды.
— Давай в счастливую жизнь играть! — вдруг предложил Том.
— А как? — спросил Чочой.
— Да вот пойдем ягод нарвем, только есть сначала не будем. Много-много нарвем морошки, клюквы. Потом к Тотыку все это принесем, станем есть и все время будем думать, что мы едим лепешки. И Тотыка хорошо накормим...
— Да, вот бы нам сейчас лепешек таких, какие однажды мы с тобой пекли! — сказал Чочой. — Я бы ничего другого всю жизнь не хотел, только бы такие лепешки всё ел и ел...
— Ну вот, давай будем думать, что не ягоды едим, а лепешки. Скорее идем, а то Тотык без нас скучать станет, — заторопился Том.
Уговор мальчики соблюдали строго: они не съели ни одной ягодки, пока не вернулись к Тотыку.
Заметив ягоды, Тотык потянулся к ним ручонками, потерял равновесие и упал на бок. Чочой поднял его, поставил перед ним свой летний малахай, наполненный морошкой и клюквой. Набирая дрожащими ручонками ягоды, Тотык жадно подносил их ко рту. И мальчики, наблюдая за ребенком, совсем забыли, что собирались играть в счастливую жизнь.
— Как бы у него не разболелся живот! — забеспокоился Том.
— Да, от ягод может заболеть живот.
Но никто из них не решался отнять у Тотыка малахай с ягодами.
Неожиданно сзади себя ребята услыхали чьи-то тяжелые шаги. Оба мигом повернулись и увидели незнакомого человека.
— Американец! — испуганно шепнул Тому Чочой.
Не будь с ними Тотыка, мальчики не замедлили бы подняться с места, чтобы избежать встречи с неизвестным белолицым человеком.
Американец был высокий, сутулый, с худым, болезненным лицом. Изорванный синий комбинезон его был измазан глиной, стоптанные башмаки перевязаны проволокой. Подойдя к мальчикам, он слабо улыбнулся, снял с плеч котомку и устало опустился на землю.
— Ну что, дорогие мои, пасетесь? — спросил он надтреснутым голосом.
Пристальным взглядом посмотрел американец на Тотыка и прошептал потрескавшимися губами:
— Бог ты мой, неужели и мои дети сейчас вот так же выглядят, как этот измученный ребенок?
Долго тянулось молчание. Чочой и Том с затаенным страхом не очень дружелюбно разглядывали непрошеного гостя. Американец заметил это.
— Эх, милые дети, — печально промолвил он и вдруг улыбнулся широкой, мягкой улыбкой, — у меня там, в Чикаго, такие же, как вы, сынишки остались. Такие же, как вы, худенькие, оборванные, такие же, как вы, голодные...
И от этой улыбки, от слов этих у мальчиков как-то сразу пропала враждебность к незнакомому человеку. Им стало жаль его.
— Ешьге, ешьте эти ягоды, вы, наверное, очень голодны! — с готовностью предложил Том, поднимаясь на колени.
— Спасибо, дорогой мой. — Американец дотронулся до головы Тома огромной шершавой рукой. — Но сможете ли вы еще насобирать себе столько ягод?
— Мы сможем, сможем! — поспешил заверить гостя Чочой.
Американец запрокинул голову, чтобы высыпать ягоды из горсти в рот. Кадык на его сморщенной шее стал еще больше, еще острее.
Медленно пережевывая кислые ягоды, американец все смотрел и смотрел на Тотыка.
— Ножки у него не ходят, есть ему нечего, — угрюмо объяснил Чочой, вытирая рукавом своей изорванной кухлянки вымазанное ягодным соком личико Тотыка.
— Ножки не ходят, — повторял американец, горестно качая головой, — ножки не ходят...
— У него отец недавно умер, мама тоже больная, — рассказывал Том, подвигая гостю малахай с ягодами.
— Жарко тебе, мальчик, в твоей кухлянке, солнце печет.— Американец положил руку на спину Чочоя.
— От рубашки только один воротник, — откровенно сознался Чочой, показывая на шее через головной вырез кухлянки засаленную тряпицу, которая когда-то была воротником рубашки. — А в кухлянке ничего,— как можно бодрее добавил он, — в ней дыр много...
— Бог ты мой, бог ты мой, — качал головой американец, — воротник один от рубашки...
Снова настало долгое, тягостное молчание. Чочой глянул в малахай и заметил, что ягод уже почти не осталось. «Вот и поиграли в счастливую жизнь, — подумал он. — Ну ничего, потом еще насобираем».
— А откуда и куда вы идете? — сам не зная, как он на это решился, спросил Том, обращаясь к американцу.
— Иду далеко, очень далеко иду, мой мальчик. Иду, чтобы брать мертвой хваткой за горло тех, кто сидит на шее у простого народа. Нет, с меня довольно. Я больше терпеть не могу. Я не брошусь с горя, как бедный Мартин Несс, вниз головой с моста в реку, я буду драться!.. — с ожесточением говорил американец, немного пугая мальчиков своей непонятной речью.— А до этого я был не так уж далеко от вашего поселка. Может, слыхали, в долине реки Эйпын строится большой аэродром? Да, совсем недалеко от вас строится аэродром, с которого должны будут подняться самолеты, чтобы там, за проливом, убивать людей...
— Убивать людей за проливом? — Чочой поднялся на колени.
— За что убивать? — Том подвинулсй ближе к американцу; на лице мальчика было напряженное внимание.
— А за то убивать, что там, за проливом, нет вот таких несчастных детей, как ваш Тотык, у которого не ходят ножки... Убивать только за то, что там все люди стоят прочно на ногах и знают, куда им идти.
Том и Чочой переглянулись, не всё понимая в речи американца.
— Но там же, за проливом, у меня двоюродный братишка живет! — сказал Чочой. — Правда, шаман Мэнгылю говорит, что он умер, но дядя Гоомо не зря называет шамана лгущим человеком. Врет Мэнгылю!..
— У тебя за проливом братишка живет? — Американец мягко взял Чочоя за худые плечи.
— Да-да, там мой брат живет, — подтвердил Чочой и принялся путано, сбивчиво объяснять, как это получилось, что он живет здесь, а братишка — за проливом.
Американец слушал Чочоя внимательно, изредка покачивая головой.
— А вы что, глину копали? — спросил Том, пытаясь соскрести ногтем комок грязи с комбинезона американца.
— Да-да, копал, мальчик, глину, только не могу я больше эту глину копать. Не могу выполнять работу, которая похожа на то, что я могилу копаю тысячам невинных людей! Ушел! Бросил, хотя, может быть, это была единственная возможность иметь более или менее постоянную работу. Но я не могу быть могильщиком! Пусть лучше сам подохну с голоду! Да-да, мы копаем другим народам могилы, но, даст бог, в них лягут те, которые хотят видеть горы человеческих трупов. Эх вы, несмышленыши маленькие. Непонятно еще вам, о чем я говорю. Растите быстрее. Вы поймете, вы всё хорошо поймете! — Американец сдвинул измятую шляпу на глаза, почесал затылок и задумчиво добавил: — Не может быть, чтобы наши дети всего этого как следует не поняли...
Сняв с головы шляпу, американец стряхнул с нее пыль, поднялся на ноги. И снова, не отрываясь, он смотрел в личико Тотыка, доверчиво поглядывавшего на него своими глазенками.
— Ах, бог ты мой, не ходят ножки!.. — горестно выдохнул американец и вдруг принялся рыться в своей котомке. — На, мой дорогой, — поспешно опустился он на колени, протягивая Тотыку небольшую шоколадку. — Съешь это — ты, наверное, никогда-никогда не пробовал конфет! А я, быть может, еще заработаю, быть вдожет, куплю своим детям...
Тотык вертел в руках шоколадку и не подозревал, что ее можно есть. Тогда американец, быстро развернув бумажку, помог Тотыку откусить кусочек. И тут случилось невероятное: голодный ребенок выплюнул шоколадку и заплакал.
Лицо американца болезненно искривилось, губы дрогнули.
— Научите его съесть это, —упавшим голосом попросил американец Чочоя и Тома. — Мальчик поймет, что это вкусно... пусть съест...
Тяжело поднявшись на ноги, он снова сдвинул на глаза шляпу и зашагал прочь, бормоча себе под нос:
— Ах, бог ты мой, не ходят, совсем не ходят ножки...
Чочой и Том долго смотрели на его сутулую спину, испытывая искреннюю жалость к непонятному им человеку.