Перед ними открывался мрачный скальный пейзаж. Метеостанция Кастеля располагалась на холме на западном берегу, на расстоянии менее ста метров от моря. Домик был маленький и серый. На его крыше блестела дюжина антенн и другие таинственные устройства.
Вскоре они вошли в единственную комнату метеостанции. Она была битком набита пультами управления, мерцающими компьютерными мониторами и старомодными измерительными приборами. В углу стояла узкая кушетка с неубранной простыней и одеялом, рядом с ней — холодильник и электроплита. У задней стены рокотал электрогенератор.
Кастель указал на маленькую рацию на письменном столе, наполовину заваленном листами бумаги и лентами распечаток с приборов. Перед ней лежали наушники с тонким проводом, несколько помятые, будто кто-то в ярости стукнул их о стену.
— Вот тут и стоит эта гнусная штука, — сказал метеоролог. — Почти неделю у меня нет контакта с внешним миром. Запасов хватит без малого на месяц, но, если я сломаю ногу или случится еще что-то вроде этого, мне придется туго.
Профессор склонился над устройством, снял уже отвинченную крышку и уставился в хаос проводов и контактов. Это зрелище вызвало у него глубокий вздох. Потом он взглянул через плечо на Кастеля.
— Вы понимаете что-нибудь в этом?
— Немного. — Француз поднял трясущиеся руки. — Вот только я боюсь, что точная механика больше не для моих пальцев. Могу вам сказать, что следует делать, — по крайней мере, примерно, — но ремонтировать вам придется самому.
Профессор выпрямился.
— Согласен. Давайте сначала съездим к самолету. Надо дать знать другим. Да и не повредит, если мы позаимствуем набор инструментов у пилота.
Лиза увидела над кроватью француза календарь с пожелтевшими фотографиями ню. Его срок истек восемь лет назад.
Едва ли они могли ожидать, что им скоро удастся выбраться отсюда.
Азахиил
От самолета профессор вместе с Кастелем вернулся на метеостанцию, а в это время друзья совещались. Они решили на свой страх и риск разыскать покинутую деревню. Может быть, там они найдут что-нибудь, что поможет им выйти из нелегкого положения.
Было около четырех утра, когда ребята двинулись в путь. Небо еще не начало светлеть. Они вооружились карманными фонариками, теми же самыми, с которыми обследовали развалины Лахиса.
Друзья прошли примерно километр, как Нильс вдруг сказал:
— Здесь, пожалуй, еще мрачнее, чем в штольнях Лахиса. Вы не находите?
— Ладно тебе, — мрачно откликнулась Кира. Если не считать нескольких перерывов, ее плохое настроение держалось с того времени, как они спустились в этот дурацкий храм. Она и сама толком не знала почему. В какой-то степени это настроение было связано с той штукой, которую нашел отец, а еще больше с тем, что он не рассказывал, в чем, собственно, дело. Девочка считала его секретничанье просто нечестным. Насколько ошеломляющей могла быть правда? Уж конечно, не более неожиданной, чем то, что Кира и другие пережили с тех пор, как стали носителями Семи Печатей.
— Мне вспомнилась одна история, — сказал Нильс. В такие моменты ему всегда приходили на память истории, одна ужаснее другой.
Лиза осветила фонариком растрескавшиеся скалы вокруг:
— Не знаю, стоит ли сейчас рассказывать твою историю.
— Да ты просто трусишь, — парировал ее брат.
— Вот уж нет!
— Тогда слушай.
И пока Крис и Кира обменивались нервными взглядами, слушая обычную перепалку брата и сестры, Нильс начал:
— Все это произошло с сестрой одной женщины, когда-то жившей у нас в гостинице.
Родители Нильса и Лизы владели старой гостиницей «У фонаря» на окраине Гибельштайна.
— Сама эта женщина была немного… ну, скажем, странной. Каждое утро она съедала четыре яйца, не вареных, а только немного подогретых. А после обеда она бегала по коридорам и кудахтала, как курица.
Лиза недоверчиво подняла бровь:
— Самое странное во всем этом рассказе то, что я не могу вспомнить эту женщину.
Кира хихикнула, а Крис смущенно кашлянул. Все знали, что Нильс выдумывал свои истории, большей частью импровизируя, хотя он и клялся каждый раз, что так все и было на самом деле. И каждый раз он утверждал, что истории, которые он рассказывал, приключились с другом друга или родственником родственника.
— Так вот, — продолжал Нильс, не обращая внимания на вмешательство Лизы, — сестра этой женщины была еще довольно молода, когда все это случилось, лет пятнадцати или шестнадцати. Это произошло в пятидесятые или шестидесятые годы, когда женщины еще носили эти огромные прически, во-о-т такие высокие… — Нильс широко развел руки и поднял их над головой. — Вы ведь знаете, что тогда волосы начесывались прямо как башни, высотой в двадцать-тридцать сантиметров. У девушки, о которой идет речь, была еще более высокая прическа, чем у всех остальных. В своей школе она была кем-то вроде королевы красоты.
— Как Кира, — тихо промолвил Крис и смутился, когда ему стало ясно, что все остальные слышали это.
Кира побагровела, а Лиза нахмурилась. Она терпеть не могла, когда Крис говорил Кире комплименты. Ну неужели у этого болвана не осталось ничего для нее, Лизы?
Нильс же сразу использовал замечание Криса для продолжения своей истории:
— У нее были такие же рыжие волосы, как и у Киры, только гораздо длиннее, так что она смогла соорудить башню в добрых сорок сантиметров. Каждое утро целый флакон лака для волос уходил только на то, чтобы волосы хоть как-то держались на ее голове.
— Ну явно не в своем уме, — мрачно прокомментировала Лиза, волосы которой были светлыми, как солома, и короткими.
Нильс кивнул.
— Ночью, в постели, она спала большей частью сидя и при этом нахлобучивала на голову большую картонку, чтобы не повредить прическу. А когда принимала душ, то надевала самый большой колпак, который вы только можете себе представить.
— Если не говорить об этой сумасшедшей прическе, то что уж такого страшного в твоей истории? — снова прервала Лиза.
— Как-то раз девушка гуляла в парке, — продолжал Нильс, бросив на сестру уничижительный взгляд.
Теперь, подмигнув, вмешался Крис:
— Конечно же в полночь, при полной луне, и из кустов вылезло это огромное чудовище…
— Чепуха, — оборвал его Нильс. — И совсем даже нет. Это был воскресный день, сияло солнце, и повсюду было полным-полно гулявших. Все вполне нормально и безопасно. Так вот, девушка прогуливалась по парку, гордясь своей прической-монстром, и при этом ей постоянно приходилось наклоняться, потому что ветви деревьев опускались очень низко. Но один раз она не обратила внимания на ветку с паутиной, растянутой на ней, и верхушкой своей волосяной башни задела ее.
Кира скривила лицо. Нильс хорошо знал, какое омерзение вызывали у нее пауки.
— Девушка шла дальше, ничего не замечая, — рассказывал Нильс. — Она не чувствовала, как паук ползал по ее прическе и наконец нашел вход внутрь волосяной башни. Она не видела и жирного белого кокона, которого паук таскал с собой.
— Б-р-р, — громко прокомментировала Кира.
Крис положил ей на плечо руку, имитируя пальцами прикосновение толстых паучьих лапок. Кира с отвращением оттолкнула его руку. Тут улыбнулась даже Лиза.
— Прошло несколько недель, — продолжал Нильс. — Девушка по-прежнему каждое утро покрывала прическу лаком. По ночам она надевала на голову картонку, а когда принимала душ — огромный пластиковый колпак. Он сделал краткую паузу, чтобы насладиться напряжением на лицах остальных. — Но однажды, как раз во время урока латыни, из-под ее волос, по лбу и носу, внезапно побежала тонкая струйка крови. Ее взгляд остановился, между застывшими губами открылась тонкая щелочка. Потом она упала головой на парту и больше не шевелилась. Учитель вызвал «скорую», и санитары увезли девушку в клинику.
Когда врачи начали брить волосы девушки, чтобы найти причину кровотечения, они внезапно почувствовали, как что-то поползло по их рукам, по предплечьям и плечам, даже по лицам. Пауки! Сотни маленьких черных пауков, весь выводок, вылупившийся из кокона! Паучкам не удалось вылезти из прически из-за толстого слоя лака, и они искали пропитания внутри прически, опускаясь все ниже… пока не добрались до корней волос. А там они начали, — хотите верьте, хотите нет, — жрать голову девушки!
После возмущенного молчания Кира наконец сказала:
— Это, безусловно, самое отвратительное из всего, что я слышала от тебя раньше.
Лиза растрепала обеими руками свои светлые волосы. Она чувствовала, что у нее чешется все тело.
— Кира права. Это
Он был в длинном черном плаще, спадавшем с плеч широкими складками. Рукава плаща развевались, и только белые кончики пальцев выглядывали из них. Волосы человека, такие же черные, как его плащ и как ночь, окружавшая их, падали на плечи. Это был тот самый человек, который спас их от падения. Ему все они были обязаны жизнью. И все-таки в этот момент, в этом призрачном месте, он очень напугал детей.
Казалось, незнакомец понимал, как он действовал на ребят.
— Не бойтесь, — проговорил он. Его голос все еще оставался тихим и полным кротости, он совсем не соответствовал тому, кто не на жизнь, а на смерть боролся с себе подобными на крыле мчавшегося самолета.
Кира сглотнула.
— Кто ты?
— Меня зовут Азахиил, — ответил он и сделал два медленных шага к ребятам.
Теперь между ним и друзьями было около четырех метров.
— Это ведь не греческое имя, не так ли? — недоверчиво спросил Крис.
— Это древнееврейское… или нет, не так, — Азахиил улыбнулся, хотя все равно казался печальным. — Но древнееврейский, пожалуй, ближе всего к тому языку, из которого происходит мое имя.
— Ты здесь живешь? — полюбопытствовала Кира.
— Нет. Не здесь и не где-либо еще. Повсюду и нигде.
Друзья украдкой обменялись взглядами. Лиза посмотрела на свое предплечье, но Печати по-прежнему оставались невидимыми.
— Отлично, — решительно сказал Крис, — теперь мы знаем, как тебя зовут. Мы знаем также, что ты помог нам там, наверху. Но мы…
— Вы хотите знать, почему я здесь, — прервал его Азахиил. — И что меня интересует в вас, не так ли?
— Да, — ответила Кира.
Прежде чем незнакомец успел сказать хоть что-нибудь, Лиза пробормотала, погруженная в свои мысли:
— Азахиил… Звучит как-то библейски.
— К сожалению, нет, — ухмыльнулся Азахиил. — Я прочитал весь текст Библии дважды, но мое имя они замолчали. — Он пожал плечами. — Ничего страшного, это не главное.
Они все еще не понимали ни слова из того, что он говорил. Почему, черт возьми, его имя должно упоминаться в Библии? Лиза почувствовала, как колени ее стали подгибаться, когда она принялась думать о том, что, собственно, могли бы означать его слова.
— Я херувим, — сказал Азахиил. — Ангел Господень. Или лучше сказать, я был одним из них до тех пор, пока Он не изгнал меня из их рядов.
Молчание. Никто не проронил ни слова.
Ребята были носителями Семи Печатей. Они знали о сути сверхъестественного больше, чем большинство других людей. И они верили в это, хотели они того или нет.
Но ангел?
Кира кашлянула.
— Ты на полном серьезе хочешь сказать, что ты — падший ангел?
— Ты знаешь нашу историю? — спросил Азахиил. И снова его голос звучал подавленно, словно он был в плену бесконечной печали.
Кира пожала плечами и повторила все, что она когда-нибудь слышала на уроках закона Божьего.
— Так вот, Бог в начале времен низверг некоторых из своих ангелов с неба за их грехи. Они упали на землю и стали демонами. Один из них, Сатанаил, собрал других вокруг себя и объявил себя их господином. Так возникли ад и дьявол.
Азахиил отбросил со лба черную прядь волос — чересчур показной жест для того, кто называет себя ангелом во плоти.
— Это было так и все-таки совершенно по-другому, — объяснил он. — Мы, ангелы, были первыми творениями, которые создал Бог. Все мы были преданы Ему. А потом, в один прекрасный день, Он послал двести из нас на Землю, чтобы по Его велению творить добро. Здесь мы изучили жизнь людей, их красоту, их творческую силу, их… чувства. Мы узнали любовь, и счастье, и многое другое из того, что раньше было нам чуждо. Мы познакомились с вашими женщинами и познали вкус греха. Господь разгневался на это и отверг нас. Более того, Он послал своего архангела Михаила во главе небесного войска, чтобы уничтожить нас. Началась война, которой не было ни до, ни после этого. В битвах, слишком ужасных, чтобы я мог описать их вам, мы в конце концов потерпели поражение. Те из нас, кто остался в живых, были осуждены вечно скитаться по земле, уподобясь людям и в то же время будучи отделенными от вас нашей природой. Сатанаил был нашим вождем в войне против войска Михаила, он остался им и после того, как произошла последняя битва, по крайней мере для большинства из нас. Сатанаил стал владыкой ада, прародителем всего злого, а многие из нас — его демонами. Но я и еще кое-кто отреклись от него и с тех пор странствуем по миру, одинокие и потерянные, гонимые как небесным воинством, так и адскими ордами Сатанаила.