— Смирно! Служивый идёт? Здравия желаем, товарищ рядовой Вовка Клюев! Как служба? Как жизнь?
— Не знаю!.. Мама говорит, чтобы я нашёл себе дело, а я всё не нахожу…
— Я бы на твоём месте занялся рыбалкой. Надёргаешь окуньков с плотицами — вот и ушица будет, — посоветовал Куликов.
— Кабы с тобой да с плота… — вздохнул Вовка.
— Я бы и сам с превеликим удовольствием, да служба, брат, не позволяет… — развёл руками сержант. — Придётся тебе до перволёдка потерпеть, немного осталось, уже по утрам лужи затягивать стало… Вот тогда отведём душу… Смотри! Вестовой за тобой бежит. Наверное, мамка его послала.
Вовка обернулся — от дома по тропинке к казарме ковылял его щенок. Свернуть в сторону он никак не мог — по бокам тропинки были лужи. Но Вовке казалось другое.
— Смотрите! Смотрите!.. Он взял мой след! Он бежит по моему следу!
— Бежит? А по-моему, не бежит, а просто катится… Свалился небось с крыльца и покатился, как колобок в той сказке… — засмеялся связист солдат Ершов. — Вовка, кличку придумал?
— Не придумал ещё…
— Вот и назови его Колобком… Вполне подходящая кличка. Как вы, товарищ сержант, одобряете? — спросил Ершов.
Сержант не согласился.
— Не совсем… Это он сейчас колобок, пока ходит в щенячьем звании, а когда собакой станет? Может, он самого Хмурого перерастёт, а кличка у него будет Колобок… Вот ежели его Вестовым окрестить…
— Вестовой! Вестовой! Ко мне! — решил попробовать новую кличку Вовка.
Щенок на секунду приостановился, прислушался и покатился ещё быстрее на голос Вовки.
— Он уже знает свою кличку! Вестовой! Вестовой!.. — обрадовался Вовка.
Вот так щенок стал Вестовым. Он быстро привык к своей кличке и целыми днями бегал за Вовкой по двору заставы. Вовка играл с ним, но не мог же щенок заменить ему Светку. Одно осталось утешение — рыбалка. Да только и она была вроде как не настоящая. Вот если бы порыбалить так, как рыбалит Куликов!
— Знаешь что, Вестовой, — завёл как-то разговор Вовка. — Когда ты ещё не выродился, у Куликова была лодка. Знаешь, какая большая? Как вон отсюда и дотуда! Вот какая… С вёслами и с якорем. Куликов брал и меня на рыбалку. Мы отплывали от берега, и сержант бросал якорь. Без якоря нельзя. Там течение. Утащить может… Зато рыба там такая, какой ты сроду не видел. Это тебе не окуньки с мизинчик, не плотица. Там кумжа ловится. Ты знаешь, какая бывает кумжа? Ничегошеньки ты не знаешь, хоть и вертишь хвостом… Во какая там ловится кумжа! Чуть не с меня ростом… А потом лодку деревом разбило. Тогда Куликов из этого дерева сделал плот и с него теперь рыбу ловит. Только меня он на плот не берёт. Жалко ему…
— Да не жалко мне, пойми ты, Вовка, — сказал подошедший сержант. — Это же плот, а не лодка. Что я стану делать, если плот сорвётся с якоря? Тут на вёсла не сядешь, к берегу не подплывёшь. Уволочёт в реку из озера, а там сам небось знаешь, какой водопад ревёт. Если в него плот угодит — одни щепки останутся… Сам-то я, при нужде, сигану в воду и выплыву, а с тобой что делать?.. Ты уж лучше с берега лови, а когда новую лодку построим, тогда и порыбалим всласть… Вон у дедушки Матвея уже доски для неё сушатся и весь набор…
Вовка слушал сержанта, кивал в знак согласия, а про себя думал:
«И ничегошеньки со мной не случилось бы… Я бы сам при нужде в воду сиганул. Плот ещё крепче лодки, вон какие у него толстые брёвна. На такой плот хоть какое дерево падай, он не разобьётся… Они потому меня на плот не пускают, что всё принимают за маленького. А я вот сам возьму и поплыву на плоту. И такой кумжи натаскаю, что они и не поверят даже…»
— Ладно, ладно, Вестовой, не скули, тебя тоже возьму. Я не такой жадный, как Куликов… Наловим кумжи и отошлём Светке в интернат. А то небось у этого интерната и рыбы никогда не бывает… Пойдём червей копать…
Глупый щенок охотно побежал за ним, помахивая хвостом.
Если бы на заставе была Светка да пронюхала бы про Вовкины намерения, то между ней и Вовкой мог бы произойти разговорчик. Копая червей за конюшней, Вовка представил себе такой разговор со Светкой:
— Знаешь, Вестовой, что бы Светка сказала? «Вовка! Не смей лезть на плот! Если полезешь, так Куликов тебя потом и близко к плоту не подпустит… И на новую лодку никогдашеньки брать не будет…» Вот бы что она сказала… А я бы ей: «И пусть не берёт! Я сам себе плот сколочу или попрошу дедушку Матвея, и он мне тоже лодку сделает…» А Светка бы стала меня водопадом пугать: «Ты знаешь, что будет, если тебя понесёт к водопаду?» А я бы ей: «Знаю! Не учи учёного… Сигану в воду и поплыву к берегу…»
Говорить-то Вовка говорил, что «сиганёт» с плота и поплывёт к берегу, но сам в это не очень верил: ведь плавать он умел пока только тогда, когда у него ноги доставали дно. Ну, а если попробовать для начала немножечко отплыть от берега? Отплыть, сбросить камень в воду и ловить?..
Накопал Вовка полбанки червей и пошёл к плоту. По дороге опять встретил Куликова.
— Что, Вовка, червей заготовлял? — спросил сержант. — Добро… Сегодня хоть и холодновато, но клёв должен быть хорошим… Дай-ка я тебе поплавок переставлю, чтобы ты мог с глубины ловить. Может, что и покрупнее попадётся. Не вздумай только на плот лезть! Я наведаюсь… Вперёд, Хмурый!
Вовка для виду половил у бережка, потом, крадучись, взобрался на плот. Позвал щенка.
…Думаешь, что получится так, а оно получается совсем по-иному. Отвязать плот было не трудно, труднее было оттолкнуть его шестом от берега. А дальше всё пошло совсем не так, как задумал Вовка: оттолкнуть он оттолкнулся, а вытащить из вязкого ила шест не хватило силёнок. Шест остался торчать у самого берега, а плот медленно поплыл на середину, туда, где через озеро проходило течение.
Вовка ухватился за камень и сам точно окаменел. А плот всё плыл и плыл к середине озера.
Страшно подумать, чем бы всё это могло кончиться, если бы Вовкина мама случайно не взглянула в окно. Она только что сняла с плиты закипевшее молоко и собиралась поставить кастрюлю на подоконник. Взглянула в окно и обмерла…
— О! Люди добрые! Да что же это? Вовка! Вовочка! Мальчик мой! На помощь! Помогите!..
Наверно, Марии Семёновне казалось, что она кричит на всю заставу, но никто её не слышал: у неё перехватило дыхание. Так с кастрюлей она и выскочила на крыльцо. Тут кастрюля выскользнула из её рук и с грохотом покатилась по ступенькам. Мария Семёновна продолжала хватать воздух широко открытым ртом и всё не могла произнести ни слова…
Вышел в это время из-за угла казармы сержант Куликов с Хмурым на поводке и с автоматом на груди, увидел жену командира, разлитое молоко…
— Что с вами, Мария Семёновна? Молоко пролили? Не велика беда… — сказал он.
— Нет… Нет… Вовка… Вон, на плоту… — еле выговорила Мария Семёновна.
— Вот, пострел, что удумал! Ах ты неслух! Говорил же ему! — рассердился сержант. — Вот что, Мария Семёновна, быстро за мной. Только без паники… Он и так небось с перепугу ни жив ни мёртв. Быстрее… Вот стойте здесь и машите Вовке рукой… Сейчас мы его выудим! Часовой! Вызови наряд…
Выскочив на мостки, Куликов весело крикнул:
— Вовка! Ты куда это подался? За кумжей? Так дальше заплывать не надо!.. Становись на якорь и начинай ловить! Место как раз хорошее. Только ты ляг на плот и столкни камень, а то не осилишь. А раньше сбрось верёвку, чтобы не мешала.
Спокойный голос сержанта привёл Вовку в себя. Растянувшись на плоту, он стал толкать тяжёлый камень в воду и сделал бы это быстрее, если бы не мешал Вестовой. Он скулил, тявкал на воду и всё норовил взобраться к Вовке на руки.
— Торопись, Вовка, а то проплывёшь самое хорошее место! — кричал с берега сержант.
— Я и так тороплюсь… Только мне Вестовой мешает… — ответил с озера Вовка.
Куликов попросил Марию Семёновну позвать щенка.
— Вестовой! Сиди смирно! Не мешай Вове! — крикнула Мария Семёновна.
Вестовой, сев на задние лапы, стал отыскивать глазами свою хозяйку. Вовка поднатужился хорошенько, и камень наконец плюхнулся в воду, обдав тучей брызг и Вовку и Вестового. Но на этом купание Вестового не закончилось; не успел он отряхнуть с шёрстки брызги, как очутился в воде: плот так резко остановился, что щенок не удержался на нём. Течение подхватило его и понесло.
— Вестовой, Вестовой! Ко мне! — закричал Вовка.
Удивительное дело, никто Вестового не обучал плаванию, воды он терпеть не мог, а тут так заработал всеми четырьмя лапами, что уже через минуту справился с течением, а потом подплыл к плоту и стал карабкаться на него. Вовка протянул руку, ухватил щенка за загривок и выволок на плот. Вестовой стал с таким усердием отряхиваться, что чуть было снова не полетел в воду.
А на берегу все облегчённо вздохнули. Куликов принялся торопливо раздеваться.
— Ну, полдела сделано! — шутил он. — Хмурый, сидеть! Сейчас я, Мария Семёновна, постараюсь доставить рядового Вовку Клюева на берег для дальнейшего прохождения службы… Вовка! Плыву к тебе… А ты не теряй времени, лови…
Вовка нацепил на крючок самого толстого червя и забросил удочку. Он совсем успокоился — никто его не ругал, значит, всё в порядке. А то, что Куликову надо было лезть в ледяную воду, его нисколько не беспокоило. Он верил, что Куликов всё может и ему всё нипочём. Он смотрел теперь только на поплавок и не видел, как сержант разделся, как влез в воду, как выдернул из берегового ила шест и поплыл к плоту. Правда, услышав плеск, Вовка хотел было обернуться, но в это время красная головка поплавка слегка подпрыгнула над водой и тут же поплавок исчез в глубине. Вовка резко поднял удилище, думая выхватить рыбу из воды, но не тут-то было! Рыба не только не вылетала на плот, а изо всех сил стала вырывать удилище из Вовкиных рук. Вот тут Вовка испугался по-настоящему и заорал на всю округу:
— Куликов! Скорее, Куликов! Она отнимает у меня удочку!
— Держи, держи её, Вовка! Я уже рядом! — кричал сержант. — Ну вот, я уже на плоту… Ух! Как огнём жжёт! Спортивная водичка, для закалки солдатской в самый раз… Давай-ка удочку, а сам возьми Вестового да прикрой его полой, а то он совсем, бедолага, закоцуб.
Стоило Куликову взять в руки удилище, как он сразу понял, что попалась очень крупная рыбина. Её даже ото дна трудно было оторвать.
— Ого! Экземплярчик попался! Кажется, я вовремя подоспел. Утащила бы она тебя, Вовка, в своё царство-государство, под какой-нибудь камень, вот тогда бы ты знал, как своевольничать… Но от нас она не уйдёт, уже начинает уставать… Сейчас мы её, красавицу, на плот пригласим к нам, в гости… Ух ты! Не сойти мне с этого места, если она меньше пяти кило… В жизни такой не выуживал… Ай да Вовка! Ай да рыбачок!..
— Ай да я! Ай да рыбачок! А ты меня всё окуньков одних ловить заставляешь… — стал хвастаться Вовка.
— Ладно, ладно! Признаю — рыбак ты везучий… Второй срок я на заставе служу, а такой ещё не встречал…
— А я сейчас ещё крупнее поймаю… Вот увидишь! — расхрабрился Вовка.
Но Куликов сказал:
— Нет уж, Вовка… Хватит и этой… Надо нам восвояси перебираться, а то после купания холодновато… Ты воя как одет, а я в одних мокрых трусиках. Ну-ка, попробуем, что здесь за глубина!
Сержант взял шест и попробовал достать дно. Но шест весь ушёл в воду, а до дна так Куликов и не достал.
— Поганые наши дела, Вовка, — посерьёзнел Куликов. — Как мы теперь до берега доберёмся?
В это время с берега донёсся крик связиста Ершова:
— Товарищ сержант! Сейчас я приплыву к вам с концом телефонного кабеля… Уже раздеваюсь…
— Отставить заплыв! — крикнул Куликов. — Найдётся пловец получше! Прикрепите конец провода к поводку Хмурого и давайте побольше слабины… Хмурый! Сидеть!.. Прикрепили?
— Так точно! Готово! — ответил Ершов.
— а Хмурый! Ко мне! — подал команду сержант.
Хмурому никогда не надо было повторять приказание. И сейчас умный пёс понимал, в какую беду попали его хозяин и Вовка. Не раздумывая, он бросился в воду. Не прошло и трёх минут, как Хмурый был уже на плоту вместе с концом телефонного провода. Дальше всё делалось быстро, но без суеты, по-солдатски. Сержант прикрепил провод морским узлом к плоту, вытащил камень-якорь, и солдаты подтолкнули плот к берегу.
Рыболов наш сразу угодил к матери на руки. Мария Семёновна, плача и целуя Вовку, говорила:
— Вот подожди, неслух! Вернётся отец на заставу и поговорит с тобой как следует…
— Как мужчина с мужчиной? По душам?..
— Ну, если с перепугу душа у тебя будет находиться всё ещё пониже спины, то по душам… Заставил сержанта в ледяную воду лезть!..
— Ничего! Солдату это только на пользу… Для закалки… Вы уж не очень с ним строго поступайте: как-никак он теперь чемпион заставы! Небось и отец его такой никогда не лавливал!
— Везёт людям… — засмеялся Ершов. — Из такой рыбины можно чучело для музея сделать. Что же ты, Вова, собираешься с кумжей делать? Уху прикажешь сварить или зажарить?
Вовка наморщил лоб и стал соображать. И хотя он знал, что рыбина такой величины особенно хороша на вкус, решил пожертвовать добычу для науки.
— Ладно… Берите в музей… Мне не жалко. Я ещё крупнее когда-нибудь поймаю…
— Правильно! Я сам из неё чучело сделаю, — пообещал Куликов. — А вздыхаешь ты, Вовка, зря: чучело-то из шкуры делается, а мясо можно и в ухе использовать и котлет нажарить, а то и пельменей настряпать. Ну, а под чучелом мы обязательно такую табличку повесим: «Кумжа весом в пять килограммов, поймана рядовым Клюевым с риском для жизни». Пойдёт так?
— Пойдёт! — согласился Вовка.
Наконец-то нарушитель!
На этот раз отец рассердился не на шутку:
— Что же это такое? Сам говоришь, что не маленький уже, а поступаешь, как несмышлёныш какой-то… Тебе в школу скоро, а ты соображать ещё как следует не умеешь. Как же тебя можно в интернат отправить? Ты же там такое натворишь, что нам с матерью краснеть придётся…
— Там Светка… — сказал Вовка.
Но отец ещё больше рассердился:
— Значит, тебе нянька нужна? Ясно. Вот что, мать, придётся тебе на поводке его водить, чтобы он ещё какой-нибудь фокус не выкинул. Удочки я запираю в чулан — и никаких рыбалок! К озеру подходить запрещаю…
— Совсем-совсем теперь нельзя мне рыбу ловить?
— Пока не поумнеешь, никакой рыбалки не будет, — сказал отец и ушёл в казарму.
— Ну как? Поговорили по душам? — спросила мама.
— Поговорили… — еле слышно ответил Вовка. — Как мужчина с мужчиной… Только, вот он увидит, я сразу же поумнею…
— Посмотрим… — сказала мама. — Иди во двор, но помни, что отец говорил… А то ведь он может и… берёзовой кашей тебя попотчевать.
Целый день Вовка ломал голову: что это за каша такая — берёзовая? Решил спросить у Ивана Ивановича. Кто-кто, а повар должен про каши знать всё.
— Иван Иванович, ты когда-нибудь потчевал солдат берёзовой кашей? — спросил Вовка.
Услыхав это, Иван Иванович чуть поварёшку не выронил.
— А за что же я их буду такой кашей потчевать? Чай, они не заслужили. Дело своё знают, дисциплину соблюдают, как солдатам положено…
— А она что, невкусная?
— Да. И горькая и горячая… Не советую и тебе пробовать. Ежели желаешь, могу показать. Есть у меня свеженькая.
Иван Иванович пошёл в угол и принёс оттуда новый… берёзовый веник. Вовка посмотрел на веник и легонечко отошёл от повара.
— Да ты не бойся… — усмехнулся Иван Иванович. — Пока это не берёзовая каша, а просто веник. Но из него можно сделать кашу, если кто заслужит. Я уверен, что ты больше не станешь на эту кашу напрашиваться…
— Не стану, — сразу же согласился Вовка. — Я теперь начну умнеть…
— Красота! Уже заметно, что ты умнеть начал! Ладно, бог с ней, с кашей с этой, перейдём сразу к третьему, — развеселился повар, налил в стакан клюквенного киселя и поставил на стол перед Вовкой. — Сними пробу… Как?
Вовка отхлебнул глоток, второй, провёл языком по губам и поднял большой палец: это значило, что кисель из свежей клюквы, уже тронутой морозцем, получился на славу.
Только тогда, когда первые крепкие морозы сковали озеро, а первый снег запорошил и двор и поляну перед заставой, получил Вовка полную свободу. Теперь он мог сколько угодно кататься на санках, которые смастерил ему дедушка Матвей, и ходить на лыжах его же работы. На лыжах хорошо было ходить по поляне и по двору, а лучше всего по озеру. Падать на ровном месте всё же удобнее, чем во дворе заставы, где тебя всюду подстерегают углы и выступы. На лыжи Вовка встал впервые в жизни — в Армавире не очень-то находишься на лыжах, да ещё в малоснежные зимы.