— Что не так?
— А то вон, что перекладин этих делать сейчас не надо.
Митька широко открыл рот от удивления, и гвозди дождем посыпались на пол.
— А что такое?
— Да мы ж не знаем, какие стекла будут.
— Стекла?
— А как же! Надо ж сверху стекла наставить.
Митька хлопнул себя но лбу.
— Эт, дурак. А я и забыл за делом. Значит, даром только работали.
— Зачем даром. Палки пригодятся. Только забивали понапрасну.
— А стекла где ж мы достанем?
Петька задумался.
— Трудное дело. Семена еще туда-сюда…
— Семян я достану. У мамки в кладовой есть.
— А вот стекла…
— Купить бы…
— Купила нет. Теперь весна, сам знаешь, какие деньги.
*
Оба парника были уже совсем готовы, и мальчики пристроили один в конце Петькиного сада за кустами, куда не заходили ни отец, ни мать.
Митькин двор был мал и, чтобы кое-как укрыть парник от глаз матери, они обшарили все уголки. Наконец остановились на месте за свиным хлевом. Там было много солнца, и туда никто не заглядывал, потому что за хлевом тянулся пустырь.
На переноску второго парника понадобилась целая ночь.
Оба парника хорошенько набили конским навозом, натаскали из кладовых семян, и оставалось только достать стекла.
Петька и Митька думали так и эдак, но ничего не могли придумать.
Однажды вечером, уже засыпая, Петька краем уха услышал обрывки разговора отца с матерью.
— Так думаешь взять семян в кредит в коперативе?
— Боязно. А ну как не уродит, да не отдадим.
— Зато хороши больно. Отборные.
— Уж ежели хороши…
— Говорю — отборные. Видать сразу. Брать, ай нет?
— А когда отдавать-то?
— Как уродит. Не скоро.
— Ну, бери. Авось лето хорошо будет.
Дальше Петька не слыхал, потому что голова его упала на подушку, и он заснул.
А утром, как только протер глаза, слова отца будто ударили в голову и крепко засели там.
*
Председатель кооператива, маленький человек с живыми, черненькими, как бусинки, глазами, с неаккуратно выбритой щетиной рыжеватых волос, с трудом оторвался от бумаг, которые разбирал внимательно и долго, сдвинул брови и, как показалось посетителю, сурово поглядел на него.
А посетитель, тоже маленький человек в длинных полосатых, украшенных снизу бахромой штанах, робко стоял у двери и мял в руках картуз.
— Тебе чего?
Маленький человек сделал шаг вперед и, будто бросаясь в холодную воду, быстро проговорил:
— Стекла бы мне.
Председатель не без удивления поглядел яа него.
— Чего, чего?
— Стекла бы для парников.
— Для парников?
— Значит, я и Митька Семенов задумали мы парники построить, чтоб, значит, уродилось лучше, чем на огородах, и чтоб было все как по книжке…
По мере того, как Петька путаясь излагал свою мысль, брови председателя расходились, и усталые морщины у губ стали как будто меньше. Черненькие бусинки-глазки словно загорелись, и Петька вдруг сразу и бесповоротно понял, что перед ним сидит чудесный человек, и что с этим человеком можно будет обо всем поговорить.
— А ну, садись да расскажи толком.
Теперь уже не торопясь и толково начал Петька рассказывать все по порядку. И как вступили они тайком от родных в пионерский отряд, что стоял неподалеку от деревни, и как пионеры им посоветовали помогать дома по хозяйству, и как дали агрономические книги, а потом снова прислали, и как они сварганили кормушку для коровы, и что из этого вышло, и как мыли поросят, словом, ничего не упустил Петька.
А председатель, сначала только внимательно слушавший, потом начал улыбаться: как дело дошло до кормушки — смеяться; а как до свиной бани, так и Петька и председатель захохотали в два голоса, при чем Петька смеялся басом, а председатель тоненько.
— Ух ты… ну и насмешил! — отдышался наконец председатель. — Так, говоришь, корова рога чуть не обломала. Хороши! Да как же вы — прочитали по-неправильному?
— Читаем мы плохо, в том и беда, а уж считать и подавно не выучились.
— Ленитесь?
— Какая лень! Отец мой да Митькина мамка насчет ученья не больно…
Лицо председателя сразу стало серьезным.
— Не пускают, что ли?
— Мой как когда. Иной раз неделю хожу, а иной месяц не пускает. Отстал я вовсе от других. А Митьку нипочем не пускает.
— Вон оно что. А насчет чего ты пришел? Я и позабыл, слушая тебя.
— Насчет стекла.
— Стекол у нас, пожалуй, не будет.
Петька жалостно посмотрел на председателя.
— Не бу-удет?
— Да… э. Нет, постой. Есть немного. Есть, есть.
Самое страшное было впереди. Петькино сердце забилось сильнее.
— Так я вот насчет чего. Денег-то у нас нет, так вот слышал я, что можно так…
— Как так?
— А так, чтоб сейчас взять, а потом, как, будет урожай, отдать.
— В кредит значит?
— Вот, вот, — обрадовался Петька слову, засевшему с вечера в голову, — в этот… в кредит.
— Что мужикам даем, так это верно, а чтоб таким мальцам, как ты, еще не бывало.
Петька рванулся со стула.
— Значит, нет…
— Да погоди ты. Экой быстрый. А кто мне поручится, что ты отдашь?
— Кто? Да вот кто.
Петька полез в карман и, вынув оттуда смятый кусок красной материи, быстро повязал им шею.
— Пионер я.
Глаза председателя стали еще меньше, но искры в них так и запрыгали.
— Сколько тебе надо стекла-то?
VII. МИТЬКА ПОПАЛСЯ
Мальчики набили парники конским навозом, хорошенько его утрамбовали, а сверху, прождав три дня, набросали огородной земли.
Семена садили тогда, когда в парнике под стеклом стало тепло, как в печке после выпечки хлеба.
Каждый день, раным-рано, осторожно, боясь, чтобы его не увидели, Петька пробирался к парнику, поднимал стеклянную крышку и глядел долго и упорно, стараясь высмотреть зеленые росточки.
Но земля лежала ровным черным пластом, и только ямки, аккуратно идущие одна за другой, указывали на то, что здесь что-то посеяно.
То же было и в Митькином парнике.
Мальчики приуныли.
— А ну как ничего не будет? — говорил Митька, сидя на корточках перед парником. — Пропали мы с тобой, Петька.
— Будет, — убеждал его Петька. — В огородах вырастет, а тут нет? Не робь, Митяй. Будем мы с тобой с прибылью.
Митька сокрушенно качал головой.
Но Петькина уверенность подбадривала и его.
— Эх, ладно как тогда будет!
День, когда Митька крадучись пошел к парнику и, приоткрыв крышку, увидел зеленые усики, пробивающиеся из земли, день, начавшийся так радостно, закончился для него весьма печально.
Егоровна, собравшаяся выбрать семян для своего огорода, вошла в кладовушку и, охнув, бросилась вон.
— Митька! Ми-итька! Митька, чорт!
Митька, уже час сидевший над парником, вскочил как встрепанный, бросился к забору, перемахнул через него и о блаженно ухмыляющейся рожей вошел во двор.
Мать схватила его за шиворот.
— Пойдем-ка, пойдем, стервец.
Улыбка сбежала с Митькиного лица.
— Узнала, — мелькнула мысль. — Сейчас пойдет парник разорять.
Но мать повела его в сторону, противоположную хлеву.
В кладовой, где висели мешечки с семенами, мать ткнула его носом в пол.
— Гляди ты, гляди, наказание мое, — кто семена просыпал? Кто просыпал, пакостник?
Митька, пытаясь вырваться, глянул на пол и к ужасу своему увидел рассыпанные по полу семена.
„Как же это я? Должно, впотьмах просыпал“, — подумал он.
— Зачем лазил? Зачем семена брал? — кричала мать, мотая Митьку из стороны в сторону.
Митька молчал, стиснув зубы. Мать может бить его до вечера, но для чего он брал семена, ей не узнать.
Тяжелая рука опускалась, на его спину, а мать приговаривала:
— Не пакости, не пакости, не пакости!
Наконец она утомилась и выпустила сына.
— Подбери семена, стервец. Да чтоб одно к одному. Чтоб не перепутал. Изобью тогда.
И она ушла, заперев снаружи дверь и оставив Митьку в полумраке.
Митька почесал спину, подумал с минуту над тем, почему его мать дерется и кто ей дал на это право, а затем опустился на пол и заползал на коленках, подбирая разлетающиеся от дыхания семена. А на лице его снова расплылась блаженная улыбка.
— Вылезли, голубчики! Зелененькие мои!
*
Светает. Звезды, как будто кто их стирает тряпкой, пропадают одна за другой. Небо медленно-медленно бледнеет и становится прозрачным, как вода в ведерке. С одного края чуть порозовело. Словно голубой ситец стирали вместе с красным, и красное слиняло.
Тук-тук, — осторожно стучит Петька в окно, заставленное до половины книгами. — Тук-тук-тук.
Голос, хриплый от сна, отвечает:
— Чего там?
Петька испуганно смотрит на окно, потом на Митьку, стоящего поодаль.
— Может, забыл про уговор — ругаться будет, — тихо говорит Митька.
— Ну, что там такое?
В окне вырастает нечесаная голова и заспанное лицо Смирнова. Петька отступает.
— А, агрономы! Ну, сейчас выйду.
Мальчики усаживаются на завалинке, поеживаясь от утреннего холодка. Оба они в одних рубашках.
У Петьки полушубок висел над головой отца, и Петька боялся его разбудить. Митькин закрывал сестренок.
Скрипит дверь. Оба вскакивают. Смирнов в блузе и пиджачке останавливается перед ними.
— Ну, ведите.
Улицы пусты. Окна изб загораются отблесками выползающего солнца.
— Задами пойдем? — почему-то шепчет Митька.
— А то как же. Неравно встанет кто, увидит.
— Да, — улыбается Смирнов: — если кто увидит, вся деревня заговорит: куда это чорт понес председателя кооператива в такую рань..
— Через забор надо, — говорит Петька и с опаской поглядывает на председателевы брюки.
— Через забор, так через забор, — весело отвечает Смирнов.
Утренний холодок бодрит и освежает, а двое мальчишек так серьезно относятся к делу и так таинственны, что Смирнов, с утра до ночи просиживающий над бумагами, становится сам мальчишкой.
Он разбегается, хватается руками за забор и одним махом перепрыгивает через него.
— Ловко! — восхищаются мальчики.
Они и сами не дураки через заборы махать, но так не умеют.
Дорожка идет между огородами, где еще ничего не выросло, и оттого они кажутся просто полосами плохо прокопанной земли.
— А тут прыгать надо, — говорит Петька, когда дорожка обрывается у канавы.
Канава не широка, но края ее, поросшие травой, мокрые и скользкие. А внизу мутная вода.
Петька прыгает первым. На том берегу его правая нога соскальзывает, и он, с трудом цепляясь за кустики, задерживается и переползает наверх.
За ним прыгает Смирнов. Он приседает, делает взмах руками, от которого на мальчиков нападает смех, и благополучно доставляет себя на другую сторону.
— Делай как я, — говорит он Митьке.
Митька тоже приседает, потом начинает махать руками, но довольно бестолково, и наконец прямехонько угадывает в канаву.
Штаны его до половины покрываются грязью, а рубашка вдруг темнеет.
Смирнов хохочет во все горло, и с ним вместе, заражаясь его смехом, хохочут и Петька и сам пострадавший.
— Ладно, я уж как-нибудь поучу вас, как надо прыгать, — говорит Смирнов.
— Я тут завсегда прыгал, мне не в первой, — сконфуженно заявляет Митька. — Только я по-своему, а по-вашему не умею.
Дальше идут через небольшой фруктовый сад. Деревья стоят, окутанные светлозеленым облаком. Крепко и хорошо пахнет яблоней и вишней.
— Сад чей? — спрашивает Смирнов.
— Соседей, Абдуловых, — отвечает Петька.
— Вот и будут они без фруктов.
— А вы как знаете?
— А вон гляди. — Смирнов срывает что-то с яблони и подносит к Петькиному носу.
Петька видит старый, сморщенный, свернутый в трубочку листок.
— Червяки?
— Они самые. Весь плод поедят.
— А у нас осенью собирали.
— И хорошо делали. Ну, скоро, что ли?
— Вот через этот забор махнем — и наш сад будет.
Смирнов немного устал и от воздуха, и от прогулки, и от прыганья через забор и канаву. Он медленно перелезает, ставя ноги на перекладины, — и вдруг… брюки его за что-то задевают, и, когда он спрыгивает, на заборе остается кусок темной материи.
Петька с ужасом глядит на этот кусок и на дыру внизу у брюк, а Митька тихонько радуется. Это тебе не канава!
Смирнов смеется:
— А ну их! Кругом драные. Все равно скидать пора.
— Вот он, парник наш, — с гордостью говорит Петька. — Глядите, как прет.
Он поднимает крышку, подпирает ее двумя колышками. Из парника вырывается теплый, щекочущий ноздри воздух.
— И впрямь прет, — удивляется Смирнов. — Гляди, не заморозь.
— Ничего, теперь тепло, — отвечает Петька, и глаза его сияют. — А знаете что?
— Что? — спрашивает Смирнов, разглядывая молодую, яркую, упругую зелень.
— Мы капусты посадили, как ее… этой, что… Как, Митька ?
— Что цветет, — отвечает тот.
— Капусты, что цветет? — удивляется Смирнов. — А, понимаю, — цветной капусты. Ну и доки! Где ж вы ее достали ? Ведь у вас ее не садят.
— И не знают, какая она с виду, — сияет Петька. — А это все он, Митька.
— Я что, я ничего. Я только денег достал, — смущается Митька, — да в город один комсомолец ездил, так я его просил купить.
— А деньги он как достал? — возбужденно говорит Петька. — Пойдем уж, по дороге расскажем.
Они идут тем же путем и, не замеченные никем, благополучно перебираются через все препятствия.
IX. МИТЬКА ОРУДУЕТ
А деньги Митька достал совсем неожиданно для себя. Зимой еще расхворалась сестренка. Сначала было все ничего, потом она начала гореть, разговаривать сама с собой, и все тело ее покрылось красными пятнами. Две другие девчонки, продолжавшие спать с ней на одной кровати, тоже заболели.
Мать все хотела позвать бабку, но Митька напомнил ей про Тараканью Смерть.
— Той деньги задаром выложила и еще хочешь?
Сердце Егоровны не переставало болеть по тем деньгам, и она сдалась.
— Как же будет-то ?
— В село побегу, в больницу. Доктора приволоку.
— А не затравит?
— Да ну тебя, мамка, совсем как слепая. Доктора на то и поставлены, чтоб лечить, а не травить.
Митька махнул в село, разыскал доктора, тот согласился посмотреть задаром, но потребовал, чтоб его подвезли. Больничные лошади были в разгоне.
— Чудак ты, парнишка, — сказал доктор, видя, что Митька приуныл: — не могу ж я как блоха прыгать. До вашей деревни верст семь будет. Мои лета не твои — далеко не ускачу.
Митька, решив без доктора не возвращаться, раздобыл подводу, сторговался и, усадив доктора, сам уселся, раздумывая о том, где бы раздобыть денег.