В тот же вечер Камо повели во Дворец пионеров, где ему пришлось рассказать о ферме диких птиц.
Через два дня Камо возвращался домой на колхозной машине. Он вез веревочную лестницу, палки с крючьями, «кошки» и другие предметы, которыми пользуются альпинисты. С ним был также и свежий номер пионерской газеты, на первой странице которой, под крупным заголовком «Дела юных новаторов села Личк», была напечатана большая статья. В центре статьи был помещен портрет Камо.
Как попали люди в пещеры Чанчакара
Армен всю ночь проворочался в постели — впечатления минувшего дня не давали ему спать. Можно было с уверенностью сказать, что и другие герои нашей повести провели неспокойную ночь.
Наутро следующего дня Армен с Грикором пришли на ферму. Асмик не было — она погнала птенцов к пруду, на дне которого осталось немного мутной воды. Жара усиливалась. Вот уже с месяц не было дождя, и речка, протекавшая около села, высохла. Высыхал и пруд, вырытый отрядами школьников-пионеров.
Птенцы водяных птиц выросли — пришла пора подрезать им крылья. Гусята были более подвижны, проворны и решительны, чем птенцы домашних гусей. Несмотря на то что их опекали Анаид и Асмик и охранял дед Асатур, гусята вздрагивали от каждого подозрительного звука и настораживались — сказывался природный инстинкт дикой птицы. Но в пруду они вели себя так же, как и домашние гуси: «разговаривали» на своем гусином языке, порой шипели сердито, гоготали. Водяные куры-лысухи появились на свет покрытые светло-бурым пухом, с крылышками, отороченными по краям белыми пятнышками. Теперь цвет их начал заметно меняться. Они мало-помалу темнели и начинали походить на своих мамаш. Преобладающий тон их был аспидно-черный, равномерный, только более густой на голове и шее и светлый на груди и брюшке. Резко выделялись на общем темном фоне светло-красные глаза. Цвет своих родителей принимали постепенно и остальные питомцы фермы.
Воды в пруду было мало, и все птенцы в нем не умещались. Они теснились и оспаривали друг у друга лучшее место.
К Асмик подошли Армен и Грикор.
— Как ты думаешь, — спросил Армен, — должны ли мы сидеть без дела до возвращения Камо?
Асмик вместо ответа подняла за ножки издохшего утенка.
— Не волнуйся, Асмик, скоро наш ячмень созреет, — попробовал успокоить ее Армен.
— Да, «не волнуйся»… А сам ты сколько воды из пруда выпустил на ячменное поле?… Как же я утят теперь выкупаю?… А какие они хорошие! И как их жалко!
— Да ведь ячмень сохнет, — оправдывался Армен. — И потом, ведь этот ячмень для них же… Я не думал, что речка так быстро высохнет… Ну, да слезами тут ничего не поделаешь!
— А ты поди-ка на озеро, погляди, как там живется родственникам наших утят и гусят, как они пищат от радости, купаясь и играя в воде. Ты только на их перышки посмотри, как они горят! А наши просто запаршивели… — говорила Асмик.
Подошла Анаид.
— Армен, дорогой мой, мало у меня было бед, вы еще одну на мою голову свалили! — мягко упрекнула она мальчика. — Асмик с весны не знает ни сна, ни покоя. Только и слышу: «Ай, птенцы мои без воды остались! Ай, коршун летит, птенца унесет!…» Сядет ворона на телеграфный столб, а она уже: «Ах, она такая-сякая! Знаю, зачем она там уселась, о чем думает: птенца унести норовит!…» И зачем вы только эту ферму устраивали!… А теперь еще и пруд высох… Как же быть?
— Ничего, тетя Анаид, не тужи. Если уж очень плохо станет, прирежем всех, съедим. Что касается этого, ты не беспокойся, — пошутил Грикор. — Ты лучше скажи: можно Асмик пойти с нами на Чанчакар?
— Эй, паренек, какие у девочки на Чанчакаре могут быть дела?… Третьего дня вы ее тоже куда-то водили — только башмаки растрепала.
— Какие у нас там дела?… Разве можно спокойно здесь сидеть, когда из пещер Чанчакара мед так и течет!… Идем, Асмик.
— Дело не только в меде. Мы должны узнать, каким путем поднимались в пещеры люди, должны найти способ добыть древние вещи, оставшиеся в пещерах, — рассудительно пояснил Армен.
— В этих делах я мало что понимаю, Армен, родненький, но уж если с тобой — пусть идет. Тебе я верю, а вот этому шалопаю не верю, — со смехом добавила Анаид, глядя на Грикора.
Взяв лопаты и кирки, ребята двинулись в поход. Не успели они отойти от фермы и нескольких десятков шагов, как Грикор начал ворчать:
— Что ты, Армен, выдумал? Какие древние вещи? Еще что!… Если за медом идем — я с вами. Если за старыми тюфяками — уж лучше телятами займусь.
— Если найдем, каким способом люди добирались до пещер, то и мед добудем и все остальное.
— Так? Тогда идет: мед — мне, горшки — вам, — засмеялся Грикор.,
Дойдя до подножия Чанчакара, ребята пошли вверх по ущелью, к тому.месту, где утесы Чанчакара и Черных скал почти сближались. Здесь их отвесные стены образовали узкий коридор, похожий на улицу в большом городе, с высокими-превысокими зданиями-небоскребами по бокам. Ребята стояли как бы на «мостовой» этой улицы и смотрели вверх, где далеко в вышине чернели пещеры.
День был жаркий. В ущелье, казалось, не было воздуха, а солнце так накалило камни, что на них нельзя было и присесть. Ребята отерли влажные от пота лица и немного передохнули.
— На верхушки этих скал и кошка не взберется. Как-то люди туда попали? — сказал Армен.
— Может быть, мост перебрасывали и переходили с Черных скал на Чанчакар? — высказала предположение Асмик.
Ребята надолго умолкли. «Что же делать? С чего начать?» — думал каждый из них.
Жалкая, вялая древесная поросль, пробивавшаяся между камнями, привлекла внимание Армена.
— Ведь это дуб, — сказал он, сорвав один листок. — Как он сюда попал?
Отбросив несколько камней, Армен копнул киркой, в двух-трех местах разрыл каменистую землю и обнажил корень полуистлевшего, когда-то, по-видимому, гигантского дерева.
Тощие зеленые побеги пробивались из-под земли, беря начало от остатков этого корня.
Армен долго, в глубоком раздумье смотрел на эти побеги. Неожиданно его лицо радостно осветилось, и, посмотрев на товарищей, он воскликнул:
— Теперь я все понял! Здесь когда-то рос дуб-великан — вот остатки его корней. Макушка дерева доходила до середины скалы, до самой Пчелиной пещеры. По дубу люди поднимались наверх, в пещеры, по дереву они подняли и свое добро.
— А почему люди переселились в пещеры? — спросила Асмик.
— Спасаясь от врагов, конечно. Я знаю, что в наших горах люди жили в почти недоступных пещерах, — ответил за Армена Грикор.
— Что же сталось с дубом? — не унималась Асмик.
— Дуб, наверно, сожгла молния. Теперь тебе понятно? Ты ведь знаешь, каков наш Дали-даг? Солнце, ясный день, и вдруг — тучи, гром, гроза. Вот погляди — снова собираются тучи…
И в самом деле, тучи, случившиеся на вершинах Дали-дага, быстро увеличивались и густели. Вскоре они покрыли все небо и плотным покрывалом нависли над Севаном. Молнии огненными бичами рассекали эту черную завесу, на мгновение оживляя своими отблесками мрачную поверхность озера.
Разразилась гроза.
Армен и Асмик успели укрыться под выступом скалы и с восторгом смотрели на ливший ручьями дождь.
— Это подарок моим птенчикам! — радовалась Асмик. — Ох, как хорошо им будет! Пруд наполнится водой… Как теперь утята и гусята будут купаться, плавать!
Они с Арменом уселись на камни, чувствуя, что скоро им из-под навеса скалы не уйти: дождь лил не ослабевая.
— Я больше не позволю брать воду из пруда для ячменного поля, — сказала Армену Асмик.
— Не позволишь? А план — с полгектара двадцать центнеров ячменя?… Впрочем, воды теперь не нужно: после такого дождя мне ее до самой жатвы не понадобится… Грикор, чем ты там занят?
А Грикор стоял под проливным дождем, с наслаждением подставляя лицо его прохладным струям.
— Дайте освежиться! Разве от воды убегают?… Вода — это бог в нашей земле, обожженной солнцем. Вот увидите, какая зелень появится после этого дождя, увидите, как телята наши на траву накинутся! Трава в поле даровая — будут пастись, жиреть. Осенью поведут телят на весы. Взвесят — и меня тоже попросят: «Грикор Овсепович, пожалуйте, получите и вы премию». Вот не было печали — тащись с хромой ногой за этой премией в колхозный склад и волоки ее домой! Да еще в хлеву место готовь для премиального теленка! — говорил Грикор, стараясь придать лицу пренебрежительное выражение.
— Грикор, иди сюда, ты насквозь промок, — умоляла его Асмик.
— Мне и тут хорошо!
Армен и Асмик силой втащили его под навес скалы. Здесь и сидели они, прижавшись друг к другу. А над ущельем гремел гром, короткими вспышками сверкали молнии, и на истомленную зноем и жаждой землю обильными струями лил дождь…
Поход на Чанчакар
В селе газету с портретом Камо все друг у друга из рук вырывали. Попала она наконец и к старому охотнику.
— Иди-ка, мой львенок, дай поцелую тебя! — воскликнул дед, обнимая раскрасневшегося от радостного волнения мальчика.
Доволен был и Баграт. Юные натуралисты все время ощущали его заботливое внимание, хотя держался он с ними по-прежнему сурово. Теперь ему хотелось чем-нибудь отметить этот радостный для ребят день.
— Ну что ж, — сказал он, — придется отдать распоряжение, чтобы работникам фермы учитывали трудодни.
— Мало этого, дядя Баграт: принимай в колхоз новые семьи, — вышел вперед Грикор.
Председатель колхоза поглядел на него удивленно и сказал:
— Это что еще за новости? Какие семьи? В нашем селе, мой милый, коллективизация была проведена тогда, когда тебя и на свете еще не было.
— Пчелиные семьи, дядя Баграт! С чадами и домочадцами и складами меда.
— А, с Чанчакара! — догадался Баграт. — Милости просим, пусть приходят. Только я не верю, чтобы вам удалось… Ты что? — обратился он к подошедшему бригадиру Овсепу. — Говоришь, сенокосилки и косы готовы?… Идем. Пока своими глазами не увижу — не позволю брать в поле.
Председатель вместе с бригадиром ушел.
— Что, братья ученые, пойдем на заре? — спросил Грикор.
— Пойдем, — ответил Камо. — Не проспите. Прислушиваясь к разговору, около них вертелся Артуш.
— Подумаешь, научную экспедицию организуют! — съязвил он. — Мы, значит, жили тут дураки дураками и ничего не знали о наших древностях, а он, видите ли, приехал из города и сделал открытие…
— Что тебя тревожит? — сказал Камо, посмотрев в упор в глаза Артушу.
. — «Что, что»!… — смутился Артуш. — Вот то, что ты бессмыслицы вбиваешь ребятам в голову.
— А ты береги свою голову… Чего злишься? Тебя не раз звали, а ты и сам не идешь и другим ребятам головы мутишь… Идем! Грикор, пойди уговори Арама Михайловича пойти с нами.
— Арам Михайлович вам не пара, — сказал Артуш. — Он человек умный.
— Это правда, он человек умный и очень серьезный и будет заниматься с нами серьезными делами. Мы, пожалуй, при его помощи найдем не только древности, а и руды, как нашли их алтайские пионеры, — сказал Камо.
— Сравнил! — усмехнулся Артуш. — Это тебе не Алтай, а Дали-даг.
— А разве ты, не знаешь, что горы Малого Кавказского хребта тоже очень богаты рудами? — спросил Камо.
— Поди добудь! Там золото только и ждет, чтобы ты пришел и взял его!
— Может быть, мы найдем там кое-что и поважнее золота… Идем!
— Не пойму, что у тебя в животе сосет? — оглянувшись, сказал Артушу Грикор. — Когда перестанет — приходи, будем работать вместе.
* * *
— Ну, пчельник у нас уже есть. Заведую им я, а дедушка — старший пчеловод, и он же сторож. Он будет по ночам охранять мед от медведя и куницы, — объявил Грикор, когда наши юные натуралисты, измученные, добрались наконец до старого дуба.
— Я дошел до дедовской границы, — сказал дед Асатур, останавливаясь под дубом. Сняв с головы папаху, он отирал ею обильно струившийся со лба пот.
— А вот сейчас ты ее перешагнешь, — улыбаясь, сказал Арам Михайлович.
— Я?… Я перешагну границу, дальше которой не ходили мои деды?…
— Да, ты. Ты ведь уже перешел ее.
— Когда? Как?…
— Когда вошел в колхоз и стал в нем передовым человеком. Когда перестал ходить в церковь — вот уже двадцать лет. Когда вот с этими комсомольцами начал дружить… Да, дед, ты от своих дедов давно далеко вперед ушел. Перейди уж и эту границу… — И учитель, взяв старика под руку, повел его вперед.
— Ур-ра-а!… Дедушка перешел границу! — закричали ребята и вслед за Арамом Михайловичем и стариком начали подниматься по крутой тропинке, ведущей на вершину Чанчакара.
Подъем был тяжелый. Но вот они добрались и до вершины. Дувший с Севана ветер освежил покрытые потом лица наших путников.
Севан был виден отсюда весь, от берега до берега. Воды его сначала были синими, но, когда взошло солнце, они стали светло-голубыми, а гребешки волн засверкали так, словно по широкой глади озера невидимая рука разлила поток расплавленного серебра.
Часть Севана еще казалась темной, но тучи быстро уносились на запад, и зеркало озера становилось все более прозрачным и радостным.
— Поглядите, поглядите, какая большая чайка! — вскрикнула Асмик.
— Ну что ты, это парусник рыбтреста, — сказал Армен. — А ведь и в самом деле похож на гигантскую чайку!
Суденышко неслось под белым парусом посередине озера, а за ним тянулся длинный пенистый след.
В то время как внимание ребят было занято озером, Чамбар рыскал по каменистым расщелинам, вспугивая куропаток, встречавших пением восход зари.
— Дедушка, — окликнул старого охотника Грикор и сделал вид, будто стреляет из ружья, — что ты думаешь о куропатках?
— Пусть живут: птенцы у них, — тепло улыбнулся старик.
А куропаток вокруг было так много и такой они задали концерт, что ребята заслушались и забыли о том важном деле, которое привело их на вершину Чанчакара.
— Ну, начнем! — первым опомнился Арам Михайлович.
Он внимательно оглядывал скалы, определяя их высоту. Укрепив в камнях конец веревочной лестницы, Арам Михайлович осторожно спустил ее на выступ у входа в пещеру. Вход этот был просторен и выходил на карниз шириной около четырех метров. Конец лестницы сложился на нем гармошкой.
— Ну, значит, отсюда до пещеры меньше шестидесяти метров, — сказал учитель. — Поглядите, сколько веревки осталось.
Приближался момент спуска. Тревожное чувство охватило ребят. То ли это было чувство боязни, то ли знакомое охотнику напряжение, когда с замиранием сердца он ожидает появления зверя.
Первым подошел к лестнице учитель, но Камо остановил его:
— Позвольте мне, Арам Михайлович, я спущусь раньше.
— Тебе, конечно, это легче, чем мне, — сказал учитель, оглядывая гибкую фигурку мальчика, — но я несу ответственность за всех вас и обязан спуститься первым.
— Арам, родной, а нельзя ли, чтобы никто из вас не лазил в эту проклятую пещеру? — взмолился дед. — Ведь постель сатаны как раз там сложена.
Ребята засмеялись.
— Не бойся, дедушка, — положил ему руку на плечо Арам Михайлович. — Я такие постели уже видел. Когда я был студентом, профессор Севян взял меня с собой в археологическую экспедицию. В Дзорагетском ущелье, книзу от села Агарак — это в Степанаванском районе, — пастухи показали нам одну почти недоступную пещеру, в глубине которой виднелась такая же, как на Дали-даге, горка тюфяков и одеял. С большим трудом мы добрались туда. Никаких дэвов там, конечно, не было — постели оставили люди, они когда-то, давно-давно, жили в пещере. Там со мной большая неприятность случилась: толкнул я нечаянно кладку, а она и рассыпалась в пыль… Так бывает с очень старыми вещами. До сих пор не могу забыть, как рассердился тогда профессор!…
Арам Михайлович подошел к краю скалы и поставил ногу на перекладину лестницы. Асмик отвернулась. Мальчики в волнении следили за учителем.
Переступая со ступеньки на ступеньку, Арам Михайлович спускался по лестнице лицом к скале, спиной к пропасти.
Вскоре он исчез из виду.
Лишь по тому, как дрожал конец лестницы, привязанный к утесу, можно было понять, что учитель продолжает спускаться.
Наконец лестница перестала трястись.
— Дедушка, он уже добрался! — закричал Камо и наклонился над пропастью.
Дед осторожно, держась за камни, тоже наклонился и увидел учителя.