ДВА НИКОЛКИ
I
Жили-были в одном селе два Николки. У одного Николки было доброе сердце, он всегда готов был прийти на выручку попавшему в беду, поделиться с приятелями последним куском хлеба. Другой Николка нисколько не походил на своего тезку: он был скупой, завистливый, трясся над каждым грошем и все зарился на чужое добро. Вот почему односельчане, чтобы не путать их, первого Николку называли Николка Золотое сердце, а второго — Николка Скряга…
Раз вышло так, что оба крестьянина отправились вместе в дальний путь. Каждый прихватил с собой на дорогу всякой снеди. Шли они, шли целый день, а когда смерклось, остановились на ночлег в придорожном лесу. Вот Николка Скряга и говорит:
— Послушай, тезка, давай не будем развязывать обе котомки, сегодня поужинаем тем, что ты взял в дорогу, а завтра перейдем на мои харчи.
— Будь по-твоему! — согласился без долгих уговоров Николка Золотое сердце и тут же выложил на зеленую мураву все, что было в его котомке.
Оба дружно налегли на еду. И поскольку за день они изрядно проголодались, то живехонько уплели все до крошки…
Поужинав, усталые путники улеглись спать.
Николка Золотое сердце растянулся на траве-мураве, пару раз сладко зевнул и заснул мертвым сном. Другой же Николка до поздней ночи не смыкал глаз, лежал, прислушиваясь к спокойному похрапыванию соседа, и в сердце его закипела злость. Он то и знай ворочался с боку на бок, злобно бормоча:
— Еще бы ему не спать, еще бы не храпеть! Радехонек, небось, что завтра будет есть чужой хлеб…
Не выдержало сердце скупердяя. Незадолго до рассвета он тихонько встал, схватил свою котомку со снедью, прижал ее к груди и, крадучись как вор, кинулся прочь. Вскоре следы его затерялись на кривых тропинках темного леса.
Утром проснулся Николка Золотое сердце, глядь спутника и след простыл. Встал он на ноги, заглянул за один куст, за другой — нету Скряги. Поднес Николка Золотое сердце ладони ко рту, закричал во весь голос, прислушался — ни ответа, ни привета.
Добрый человек понял, в чем дело, и стало ему очень горько, что приятель бросил его одного в дороге. Но поскольку сердце у него было незлобливое, обида вскоре улеглась. Николка Золотое сердце, махнув рукой, сказал себе:
— Из-за такого товарища не стоит сокрушаться. Раз он бросил меня в дороге, пожалев куска хлеба, добра от него ждать нечего!..
Николка Золотое сердце перекинул через плечо пустую котомку и, весело насвистывая, бодро зашагал вперед один. Шел, шел и к заходу солнца добрался до другого леса. Там, на самой опушке, усталый путник увидел странный домик.
Маленький, беленький, словно только что вылезший из-под земли грибок, домик тот стоял на серебряных утиных ножках и непрерывно вертелся, как юла. А из распахнутых золотых дверей и четырех золотых окошек веяло на усталого путника ледяным холодом.
— Будь, что будет, — сказал Николка Золотое сердце, пересилив страх, — но я должен попасть в этот домик, поглядеть, что в нем есть!
Когда домик повернулся к нему передом и Николка очутился прямо перед распахнутой дверью, он недолго думая прыгнул на порог и вошел внутрь.
В домике была одна-единственная горница. Первое, что бросилось Николке в глаза, был стоявший посередине горницы стол, накрытый белой, как снег, скатертью. На столе дымились три жареные курицы. Рядом лежали три свежеиспеченных душистых белых каравая с румяной корочкой. А посередине стола стояли три золотых кувшина с искрометным вином.
Незваный гость заглянул во все уголки — в горнице, кроме него, не было живой души.
— Что ж, раз некому пригласить меня за стол, я сам сяду! — засмеялся Николка Золотое сердце и шагнул к уставленному яствами столу, решив на скорую руку расправиться и с курами, и с караваями, и с вином.
Однако, сев за стол, он раздумал:
«Нет, так не годится. Кто знает, скольких голодных людей, вроде меня, ждет эта трапеза!»
И хоть у Николки с голодухи темнело в глазах, он удовольствовался тем, что отломил от каждой курицы по одному крылышку, отщипнул от каждого каравая по кусочку корочки. Заморив червячка, отпил из каждого золотого кувшина по глотку вина, а потом забрался под одну из стоявших в горнице трех кроватей, притаился и стал ждать, что будет дальше.
Покамест в горницу сквозь золотые окна и распахнутую золотую дверь проникали последние лучи заходящего солнца, в домике, где прятался Николка Золотое сердце, царила тишина. Но как только солнце скрылось за темным лесом и в горнице воцарился мрак, у самых окон вдруг раздался страшный грохот и свист; казалось, свирепый вихрь, налетев, ломал ветви, выворачивал с корнем деревья… Домик перестал вертеться, в горнице стало светло, будто днем, и в нее со зловещим хохотом влетели одна за другой верхом на метлах три старухи, три ведьмы.
Увидев их из своего укрытия, Николка Золотое сердце чуть не помер со страху — уж больно страшный был вид у старушенций!..
У первой, самой старой ведьмы, на плечах вместо человеческой головы покачивалась вправо-влево голова совы. Из ее выпученных круглых глаз вылетали темные языки пламени.
Туловище второй ведьмы, длинное, как шест, и гибкое, как тростник, заканчивалось маленькой крысиной мордой, а глаза метали во все стороны красные искры.
У третьей ведьмы, самой молодой, морда была лисья. В ее хитрых глазах сверкали злые огоньки…
Николка Золотое сердце тут же назвал первую ведьму Совой, вторую Крысой, а третью — Лисьей мордой. Эти прозвища как нельзя лучше пристали к ним, поэтому и мы не будем терять время на поиски новых имен, а лучше поскорей продолжим сказку.
Итак, слушайте, что было дальше!
Спрятав свои метлы, ведьмы бросились к уставленному яствами столу, схватили в руки по курице, и горница огласилась таким яростным рычанием и таким громким чавканьем, словно это пировали не три старухи, а целая свора изголодавшихся до смерти волков… Неистовое рычание и чавканье продолжалось долго-долго. И только когда была обглодана последняя косточка, съедена последняя крошка хлеба и выпита последняя капля вина, в горнице вновь воцарилась тишина.
Немного передохнув, Сова вытащила из-за пазухи глиняную трубку. Набила ее доверху черным, как деготь, табаком, важно кашлянула два-три раза и обратилась к двум другим ведьмам:
— Ну, сестрицы, поели, попили все, что нам приготовили наши невидимые рабыни, а теперь на сон грядущий давайте поведаем друг другу, кто какое зло причинил за день людям. Послушайте сперва, что сделала я.
Сказав это, Сова зажгла трубку, поднеся ее к своим выпученным глазам, изрыгающим желтое пламя, с наслаждением затянулась едким дымом и приступила к рассказу.
— Нынче утром я вылетела из дому на метле и понеслась в соседнее царство, туда, где раскинулась богатая, плодородная долина. Луга там были усыпаны цветами, гроздья винограда наливались сладким соком, на ветках деревьев, гнувшихся до земли под тяжестью плодов, распевали песни беззаботные птицы. Повсюду звучали веселые голоса счастливых людей. При виде людского счастья сердце у меня заныло, словно ужаленное змеей. Я засучила рукава и принялась пакостить… Пламенем своих глаз выжгла траву и цветы на лугах, золотые хлеба в полях и зеленую листву лесов. Едким дыханием уничтожила виноградные гроздья и плоды. Замуровала все источники, высушила реки и ручьи, высосала из земли всю влагу до последней капли. Когда перед заходом солнца я бросила взгляд на этот край, на месте плодородной долины лежала сыпучая пустыня… Никто никогда не вдохнет в нее жизнь: люди не догадаются оросить опустошенную землю живой водой, что струится из-под корней Синего дуба в нашем лесу. Только живая вода способна разрушить мои чары…
За Совой принялась перечислять свои «подвиги» Крыса:
— А я, сестрицы, сегодня летала на Высокие луга. Эти луга зеленеют высоко в горах, что возвышаются над плодородной долиной, которую наша сестрица превратила в знойную пустыню. Как вам известно, жители этой долины каждую весну выгоняют на Высокие луга свои стада. Когда я опустилась на траву, вокруг с веселым ржанием носились табуны быстроногих скакунов, гремя колокольцами, бродили стада тучных коров, звонко блеяли ласковые ягнята. А когда солнце склонилось к закату и моя метла помчала меня к дому, среди зеленой травы белели одни только камни, в которые я превратила коней, коров, овец… И эти камни будут лежать там вечно, холодные и безмолвные, потому что никто из людей не догадается дотронуться до них веткой нашего Синего дуба, чтобы вдохнуть в них жизнь!..
Не успела Крыса кончить свой рассказ, как раздался вкрадчивый голос Лисьей морды.
— Сестрицы, вы знавали девушку с золотыми волосами, что живет в крайнем домике горной деревеньки, расположенной пониже Высоких лугов? — спросила она сестер, зло поблескивая глазами.
— Как же нам не знать ее, этой негодницы! — в один голос завопили Сова и Крыса; — Ее беззаботные песни и счастливый смех не раз приводили нас в ярость!
— Ну, так вот, милые сестрицы, уверяю вас: больше эта золотоволосая уродка не будет досаждать вам своими песнями и смехом! — прошипела Лисья морда, бросив победоносный взгляд на Сову и Крысу. — Сегодня я возвращалась домой не в духе, потому что за весь день не удалось как следует досадить людям. Гляжу: золотоволосая девушка спит глубоким сном в палисаднике среди цветущих роз. Недолго думая, я обрызгала ее ядовитой слюной… И теперь она вся горит, мечется в бреду, ее потрескавшиеся губы шепчут бессвязные речи… Если до исхода девятого дня никто не даст ей съесть кусочек корня Синего дуба, на десятый день она помрет, догорит, как свеча!
Услыхав такую новость, Сова и Крыса на радостях кинулись обнимать и целовать Лисью морду. А потом все три ведьмы бросились на свои постели, несколько раз громко зевнули и тут же уснули мертвецким сном…
II
Утром, когда три ведьмы проснулись и разлетелись по белу свету делать зло людям, Николка Золотое сердце тоже покинул их логово. Только он не вышел по широкую дорогу, не отправился дальше своим путем, а свернул в дремучий темный лес, на опушке которого стоял удивительный домишко.
Долго ли, коротко ли бродил он по лесу, как вдруг его глазам открылась залитая ярким солнцем обширная поляна. Посередине этой солнечной поляны Николка Золотое сердце увидел то, что искал в этом незнакомом лесу Синий дуб, тог самый, который упоминали вечером в своих рассказах три ведьмы.
Это необыкновенное дерево, могучее и высокое, вполне соответствовало своему названию: все оно — от вершины, упиравшейся в небо, до корней, уходящих глубоко в землю, — было синим. Даже вода источника, пробивающегося из-под корней этого синего лесного великана, была синяя-синяя!..
Не теряя ни минуты, Николка Золотое сердце бросился к синему дереву. Сломал синюю веточку с мягкими, словно шелк, листьями. Отрезал небольшой кусок синего корня. Набрал полную баклагу воды из синего источника, хорошенько заткнул ее и положил все это в свою пустую котомку.
— Ну, а теперь можно идти туда, где вчера хозяйничали ведьмы! ~ сказал себе парень и отправился на поиски плодородной долины, превращенной в пустыню, Высоких лугов с окаменевшими стадами и домика, где металась в жару девушка с золотыми волосами.
Шел он, шел весь день и всю ночь, а рано утром, на рассвете, очутился на голой вершине. Глянул Николка Золотое сердце вниз, на простирающуюся у подножия горы широкую долину, и сразу догадался, что это и есть та самая местность, которую Сова превратила в пустыню.
Перед ним расстилалось мертвое царство.
Там, где некогда росли густые, как лес, виноградники, лоза которых свисала до земли под тяжестью крупных янтарных кистей, чернели одни обгорелые пни.
Не осталось и следа от пестроцветных травяных ковров… Там, где некогда шумела спелым колосом пшеница, ветер разносил раскаленный, словно жар, песок.
Не увидел Николка Золотое сердце и садов, где ветки деревьев гнулись до земли под тяжестью румяных яблок, желтых, как воск, груш, покрытых золотым пушком абрикосов и персиков. Засохшие деревья жалобно протягивали к синему небу уродливые черные ветки, по которым ползали голодные волосатые гусеницы.
И нигде во всей местности не заметил Николка ни быстрой речки, ни гомонливого потока, ни студеного ключа…
Спустившись в долину, Николка Золотое сердце увидел ее жителей, небольшими кучками слонявшихся среди пустыни. Одни жалобно причитали над погубленными виноградниками. Другие молча лили горючие слезы над занесенными песком нивами и лугами. Третьи с почерневшими от горя лицами бродили, будто тени, между высохшими стволами фруктовых деревьев. И никто не знал, что делать, как помочь постигшей их страшной беде. Все только плакали и плакали.
— Полно, добрые люди, ломать руки и лить слезы над этими обгоревшими пнями! Воспряньте духом! — обратился Николка Золотое сердце к людям, оплакивающим свои виноградники. — Я спасу вас от беды!
Не успели сокрушенные скорбью люди понять, чего нужно этому незнакомому человеку, как он достал из котомки свою баклажку, сбрызнул живой водой землю, где некогда зеленели тучные виноградники… И в ту же минуту случилось невиданное диво. Черные пни вдруг зашевелились, как живые, из них полезли толстые зеленые побеги. Побеги мигом покрылись густой листвой, из-под которой виднелись тяжелые кисти янтарного винограда..
— Скажи, добрый человек, чем тебя отблагодарить! — в один голос закричали обезумевшие от радости хозяева спасенных виноградников.
Каждому хотелось обнять Николку Золотое сердце, но того уже и след простыл — он торопился побрызгать живой водой сожженные луга, нивы, сады, пересохшие источники… К вечеру долина, превращенная Совой в бесплодную пустыню, вновь ожила, зазеленела.
Луга с вымахавшей в человеческий рост травой и душистыми цветами напоминали пестроцветное волнующееся море. Золотые колосья, налитые крупным зерном, звенели в вечерней тишине, словно колокольчики. Деревья в садах, увешанные крупными плодами, в сумерках напоминали огромные зеленые облака. И вся долина вновь звенела радостными человеческими голосами, веселыми криками детей, звонким девичьим смехом…
На другое утро Николка Золотое сердце встал ни свет ни заря. Как ни просили жители обновленной долины своего нежданного спасителя остаться, он отказал и вновь пустился в путь. Он отправился в горы, туда, где расстилались Высокие луга. Но вот Николка ступил на покрывающий их зеленый ковер, и сердце его болезненно сжалось и заныло, как тогда, когда он с голой вершины окинул взором опустошенную долину… Повсюду, куда ни глянь, белели камни, в которых злая Крыса превратила лошадей, коров, овец. Безмолвные, бездыханные, застыли они в росистой траве в тех позах, в каких застали их чары злой ведьмы: одни, казалось, мирно щиплют траву, другие, вскинув головы, смотрят на солнце, третьи, встав на дыбы, готовятся к прыжку.
Николка Золотое сердце подошел к кучке людей, которые, глядя на своих окаменевших коров, безутешно рыдали.
— Не плачьте, добрые люди! — сказал им Николка. — Не успеете вы глазом моргнуть, как я разбужу вашу скотинку.
— Зачем ты насмехаешься над нашим горем, сынок? — с укором воскликнул седовласый старец, подняв на парня покрасневшие от слез глаза. — Где ты видел, чтоб камни оживали!
— Скажу по правде, мне такого еще не приходилось видеть, но сейчас ты убедишься, что я не лгу! — засмеялся Николка и принялся постукивать окаменевших коров веточкой Синего дуба.
И чудо, в которое не верил седовласый старец, свершилось!..
Как только Николка Золотое сердце дотрагивался синей веточкой до камней, они вздрагивали, словно он обдавал их ушатом холодной воды, и превращались в коров. Не успели их хозяева опомниться, как они уже будто ни в чем не бывало мирно щипали сочную траву.
— Пусть судьба воздаст тебе сторицей, сынок, за то, что избавил нас от лютой напасти! — прерывающимся от волнения голосом вскричал седовласый старец и повернулся было к Николке, чтобы его обнять.
Но Николка Золотое сердце уже был далеко. Он обходил скопища камней, не пропуская ни одного, дотрагивался до них волшебной синей веточкой. И скоро Высокие луга, печальные и безмолвные, вновь огласились радостными звуками жизни…
— Скажи, незнакомый молодец, чем тебя отблагодарить за добро, которое ты нам сделал? — спросили Николку Золотое сердце счастливые хозяева стад после того как он расколдовал последнего ягненка. — Хочешь — мы дадим тебе самых резвых скакунов, самых молочных коров, самых тонкорунных овец? И все скажут, что этого мало, что мы не наградили тебя достойно!