— А вот и я!
Сестры не поверили своим глазам. Дельфина от изумления потеряла дар речи, а Маринетта выронила из рук блокнот. Теперь уж им самим показалось, что ковчег — не игра, и они чуть не поверили в самый настоящий потоп.
— Да-да, вот и я… — повторил слон. — Что, разве из меня плохой слон?
Дельфина едва не выскочила в окно, но спохватилась: как-никак капитан должен сохранять хладнокровие. Она наклонилась к Маринетте и шепнула ей на ухо, чтобы та посмотрела, не затоплен ли сад. Маринетта подбежала к окну, взглянула и, снова подойдя к сестре, прошептала в ответ:
— Нет, все в порядке. Только несколько луж во дворе.
Животные, конечно же, глядели на неведомого зверя с опаской. Свинья подняла визг, грозивший вызвать всеобщую панику. Тогда Дельфина строго произнесла:
— Если свинья сейчас же не замолчит, я выброшу ее за борт… Вот так-то лучше. А теперь я должна представить вам слона, о котором забыла рассказать раньше. Он тоже плывет с нами, поэтому подвиньтесь еще чуть-чуть и дайте ему место в ковчеге.
Суровый тон капитана подействовал: свинячий визг оборвался. Животные потеснились, как только могли, чтобы освободить побольше места для нового спутника. Но когда слон попробовал войти в кухню, выяснилось, что дверь для него слишком узка и низка; будь он раза в полтора меньше, он бы еще протиснулся.
— Боюсь напирать, — сказал слон, — как бы не проломить стену. Я ведь сильный… еще какой сильный…
— Нет-нет, — закричали сестры, — не надо напирать, играйте оттуда, из той комнаты!
Они и не подумали, что дверь окажется мала и что из-за этого могут быть изрядные неприятности. Если бы слон вышел из дома, родители, конечно, удивились бы, что по двору бродит животное, каких у них в деревне не водится. Но мало ли что — при чем тут Дельфина и Маринетта! Может, мать еще на другой день заметит исчезновение белой курочки, вот и все. Совсем другое дело, если они застанут слона у себя в спальне, тогда начнутся расспросы, и сестрам, придется признаться, что они играли в Ноев ковчег и привели на кухню всю скотину.
— А нам-то велели никого не впускать! — вздохнула Маринетта.
— Может, слон снова превратится в белую курочку, — прошептала Маринетта. — Это ведь только понарошку, для игры. А когда игра кончится, незачем будет оставаться слоном.
— Может быть. Тогда давай скорей доигрывать.
Маринетта снова встала за штурвал, а Дельфина заняла капитанский мостик.
— Плавание продолжается!
— Отлично, — сказал слон, — наконец-то и я поиграю.
— Прошло девяносто дней, — говорила Дельфина. — Кругом по-прежнему одна вода.
— А по-моему, еще и дым, — осмелилась вставить свинья.
Действительно, Маринетта была так взволнована из-за слона, что, сама того не замечая, дергала заслонку.
— Сто семьдесят второй день! — провозгласил капитан. — Кругом одна вода.
Никто из животных не возражал против того, что время идет так быстро, только слону путешествие показалось слишком однообразным, так что он подумал-подумал и обиженно спросил:
— Все это прекрасно, но я-то должен наконец что-нибудь делать?
— Вы должны быть слоном, — ответила Маринетта, — и ждать, пока спадет вода. Не понимаю, на что вы жалуетесь.
— А! Ну, если надо подождать, тогда ладно…
— Двести тридцать седьмой день! Поднимается ветер, уровень воды, похоже, стал ниже… да, пошел на спад!
Свинью это известие наполнило таким ликованием, что она стала с радостными воплями кататься по полу.
— Прекрати, свинья! Или я тебя отдам на съедение слону! — крикнула Дельфина.
— Хорошо бы! — сказал слон. — Я как раз проголодался!
И прибавил, подмигнув Маринетте:
— Уже становится интересней…
— Триста шестьдесят пятый день! Показался сад, всем на выход и соблюдать порядок! Потоп окончен.
Маринетта открыла дверь во двор, и тут же ее чуть не сбила с ног свинья, которая, боясь, как бы ее не съел слон, первой вылетела наружу. Ей показалось, что земля еще не совсем просохла после потопа, и она побежала под дождем в свой закут. Остальные животные вышли друг за другом, не толкаясь, и каждый пошел на свое место: кто в хлев, кто на птичий двор. Один только слон остался в доме и что-то не торопился уходить. Дельфина подошла к нему и позвала, хлопая в ладоши:
— Цып-цып, белая курочка, иди сюда… игра закончена… пора назад в курятник.
— Цып-цып-цып, — звала Маринетта, набрав горсть зерна.
Но, как они ни упрашивали, слон не желал снова становиться белой курочкой.
— Не обижайтесь, — говорил он, — но мне больше нравится быть слоном.
Вечером вернулись родители, очень довольные, что сходили в гости к дяде Альфреду. Правда, они вымокли до нитки, и вода с накидок стекала в деревянные башмаки.
— Ну и погода! — сказали они, переступая порог. — Хорошо, что вы остались дома.
— Как поживает дядя Альфред? — спросили девочки, чувствуя, что у них горят щеки.
— Сейчас все расскажем. Только зайдем в спальню переодеться.
И родители направились к двери в спальню. Они еще и до середины кухни не дошли, а сестры уже тряслись от страха. Сердце у них колотилось так сильно, что пришлось прижать к груди обе руки.
— У вас такие мокрые накидки, — еле выговорила Дельфина придушенным голосом. — Лучше снимите их здесь. Я их повешу сушиться около печки.
— А ведь верно, — сказали родители. — Как это мы сами не додумались?
Они сняли накидки, с которых еще капала вода, и развесили их перед печкой.
— Интересно знать, как же все-таки поживает дядя Альфред, — выговорила Маринетта. — Ревматизм в ноге не прошел?
— Дяде получше… Но подождите немножко, вот сменим выходную одежду на домашнюю и все расскажем.
И родители опять повернулись к двери в спальню. Сделали шаг, другой, но тут Дельфина преградила им путь и, запинаясь, пробормотала:
— Вы бы сначала сняли башмаки. Нанесете грязи, наследите в комнате.
— А ведь верно, — опять сказали родители. — Как это мы сами не додумались?
Они вернулись к печке и сняли башмаки, но это же минутное дело. Маринетта снова справилась о здоровье дядюшки, но родители даже не услышали. Они окончательно направились в спальню, а у бедных девочек похолодели щеки, носы и даже уши. Отец с матерью уже взялись за ручку двери и вдруг услышали у себя за спиной плач. Это Маринетта, измученная страхом и отчаянием, не выдержала и разревелась.
— Почему ты плачешь? — удивились отец с матерью. — У тебя что-нибудь болит? Может, кот поцарапал? Да говори же!
— Потому что… потому что там… — всхлипывала Маринетта, но слезы мешали ей договорить.
— Потому что вы промочили ноги, — затараторила Дельфина, — и она испугалась, как бы вы не простудились. Она подумала, что вам надо сесть перед печкой и высушить носки. Вот она уже и стулья приготовила.
Отец с матерью погладили Маринетту по белокурой головке и сказали, что они очень рады, что у них такая заботливая дочка, и пусть она не боится, что они простудятся. Они сейчас придут и согреют ноги, вот только переоденутся.
— Лучше сначала согреться, — твердила Дельфина. — Простуда — дело такое, раз — и готово!
— Э, что там, небось не впервой… Сколько раз вода в башмаки заливалась — и ничего.
— Конечно, но надо же успокоить Маринетту. И потом, она так беспокоится о здоровье дяди Альфреда.
— Да здоров ваш дядя Альфред!.. Прекрасно себя чувствует, не волнуйтесь. Пять минут — и все узнаете. Все как есть расскажем.
Больше Дельфина ничего придумать не смогла. Родители ласково улыбнулись Маринетте и повернулись к двери в спальню, но тут из-под печки выскочил кот. Он вывалял хвост в золе и, бросившись под ноги родителям, стал крутить им так, что поднялось целое серое облако и они расчихались.
— Вот видите! — закричали девочки. — Нельзя терять ни минуты, срочно садитесь греть ноги. Идите скорей!
Родители смущенно согласились, что Маринетта оказалась права, и уселись возле печки. Задрали ноги к самым конфоркам, загляделись на пар, поднимавшийся от носков, и стали зевать. Они так устали после долгой дороги под дождем, по вязкой грязи, что, казалось, вот-вот уснут. Сестры боялись дохнуть.
И вдруг родителей как подбросило. Послышались тяжелые шаги, от которых в буфете забренчала посуда.
— Что это?! В доме кто-то ходит… Топает, как…
— Да нет, — сказала Дельфина. — Это кот на чердаке гоняется за мышью. Сегодня так уже было.
— Не может быть! Тут что-то не то. Разве от кошачьих шагов затрясется буфет? Нет, тут что-то не то.
— Но он мне сам сказал.
— Да? Ну ладно. Никогда бы не поверил, что кот может поднять такой грохот. Но если он сам сказал. Тогда ничего.
Кот под печкой сжался в комочек. Шум прекратился, но родителям расхотелось спать, и, дожидаясь, пока высохнут носки, они принялись рассказывать, что было у дяди Альфреда.
— Дядюшка встречал нас на пороге. Он так и подумал, что вы не придете из-за дождя. Очень жалел и просил вам передать… Ого! Вот опять! Ей-богу, стены покачнулись!
— Значит, дядя Альфред просил нам что-то передать?
— Да, он просил… Ну, уж на этот раз точно не кот! Чуть потолок не обвалился!
Кот сжался еще сильнее, но кончик его хвоста остался торчать из-под печки, а когда он заметил и хотел его подобрать, было уже поздно. Отец с матерью успели его увидеть.
— Мы же говорили, что кот ни при чем, — вон он сидит под печкой!
Они уже слезли со стульев и собирались пойти посмотреть, кто это топает так, что печка прыгает. Но тут кот вылез, потянулся, как будто его разбудили, и сказал очень сердито:
— Что же это такое, поспать не дадут спокойно. Не знаю, что случилось с лошадью, но она у себя в стойле лупит и лупит копытом то в стену, то в перегородку. Я думал, хоть на кухне этого грохота не слышно, так нет же, здесь еще хуже, чем на чердаке. И что это на нее нашло?
— В самом деле, — сказали отец с матерью. — Скотина, верно, заболела или разволновалась. Надо пойти поглядеть.
Пока шел разговор о лошади, кот глядел на девочек и укоризненно качал головой, как бы показывая, что, сколько ни заговаривай зубы, как ни упрямься, придется признаваться. Что толку тянуть? Все равно родители зайдут в спальню. Минутой раньше — минутой позже, какая разница. Девочки готовы были согласиться с котом, но считали, что минутой позже все-таки лучше, чем минутой раньше. Дельфина прокашлялась и сделала новую попытку:
— Так вы говорили, дядя Альфред просил нам передать…
— Да-да, дядя Альфред… Он понял, что в такую погоду детям нельзя выходить на улицу. Ведь был страшный ливень, особенно когда мы только пришли. Настоящий потоп… К счастью, это скоро кончится, уже, кажется, дождь перестает?
Отец с матерью выглянули в окно и удивленно воскликнули: вот она лошадь, гуляет себе по двору.
— Глядите! Лошадь! Наверное, отвязалась и вышла во двор. Ладно, пусть гуляет. Может, успокоится и больше не будет брыкаться.
Но в тот же миг снова загрохотали шаги, еще громче, чем раньше. Затрещал пол, весь дом заходил ходуном. Стол поднялся дыбом, и родители чуть не свалились со стульев.
— Ну, на этот раз какая же это лошадь, раз она гуляет по двору! Правда же, кот?
— Конечно, — ответил кот. — Это, должно быть, волы соскучились без работы и переминаются с ноги на ногу.
— Что ты мелешь? Где это видано, чтобы волы скучали без работы?
— Ну, тогда баран подрался с коровой.
— Баран с коровой? Хм!.. Нет, чует наше сердце, тут что-то неладно… Хм! Что-то вы темните…
При этих словах сестры задрожали, как в лихорадке, их светлые головки затряслись, и родители сразу поняли, что дочки ослушались их, а теперь изворачиваются. Они принялись ругать их, не зная хорошенько, за что именно.
— Ну, берегитесь!.. Если вы кого-то впустили в дом… Если только впустили хоть кого-нибудь… Негодницы этакие! Лучше бы вам тогда… Лучше бы не знаем что!
Дельфина и Маринетта не решались глаз поднять на родителей, а те смотрели на дочек, свирепо хмурясь. Даже кот, и тот перепугался и не знал, что делать.
— Во всяком случае, — бурчали родители, — шаги слышались где-то совсем близко. А вовсе не в конюшне… Скорее всего, в той комнате… конечно, там, в спальне… Ну-ка, проверим!
Носки у них совсем высохли. Они встали со стульев и, сверля глазами дверь в спальню, пошли прямо на нее. Дельфина и Маринетта схватились за руки и с каждым шагом родителей все теснее прижимались друг к дружке. Кот терся об их ноги, стараясь подбодрить, но тщетно. Миг был жуткий. Как только сердце у бедняжек не разорвалось! Приникнув ухом к двери, родители подозрительно вслушивались. Наконец они повернули ручку, дверь скрипнула и отворилась. Все замерли. Дельфина и Маринетта, дрожа от страха, заглянули в спальню. И увидели, как белая курочка проскользнула между родительских ног, тихо-тихо пробежала по кухне и юркнула под часы.
селезень и пантера
Лежа на лугу, Дельфина и Маринетта по одному учебнику учили географию, а между их головами, вытянув шею, рассматривал вместе с ними карты и рисунки селезень. Это был очень красивый селезень. Голова и шея у него были синие, жабо — оранжевое, а крылья — пестрые, сине-белые. Читать он не умел, и поэтому девочки объясняли ему, что изображено на картинках, и рассказывали о странах, названия которых были написаны на картах.
— Это Китай, — сказала Маринетта. — Страна, где у всех желтые лица и глаза-щелочки.
— И у селезней? — спросил селезень.
— Разумеется. В учебнике об этом не говорится, но уж само собой, что так.
— Да, география, конечно, наука замечательная, но путешествовать самому, должно быть, еще интереснее. Если бы вы знали, как я мечтаю о путешествиях, если б вы только знали…
Маринетта рассмеялась, а Дельфина сказала:
— Но, селезень, ты слишком маленький, чтобы путешествовать.
— Ну и что, мал да удал.
— И потом, если бы ты отправился путешествовать, тебе пришлось бы расстаться с нами. Разве тебе с нами плохо?
— Да нет, что вы! — ответил селезень. — Я никого так не люблю, как вас. — Он потерся клювом о щечки девочек и заговорил снова, понизив голос: — А вот ваши родители — это совсем другое дело. Не думайте, что я хочу сказать о них что-нибудь дурное. Я не так плохо воспитан. Но, понимаете ли, меня пугают их капризы. Я все время думаю о несчастной старой лошади.
Девочки подняли головы и, вздохнув, посмотрели на лошадь, пасшуюся посреди луга. Бедняжка действительно была очень стара. Даже издали можно было пересчитать все ее ребра, а ноги едва держали ее. Кроме того, она была одноглазой, и поэтому часто оступалась на плохих дорогах, так что ее колени были сильно покалечены. Своим единственным здоровым глазом она увидела, что ею интересуются, и подошла к друзьям.