Вы ведь не возражаете, Папочка, нет? Он чистокровный Джерсей, и у него прекрасный характер. Вот его портрет — видите, как это имя подходит ему!
Я еще не успела начать мой бессмертный роман; ферма занимает все мое время.
ДОРОГОЙ ДЛИННОНОГИЙ ПАПОЧКА!
Разве это не смешно? Я начала вчера после обеда писать вам это письмо, но только успела написать первую строчку: «Дорогой Длинноногий Папочка», как вспомнила, что обещала набрать к ужину ежевики, и ушла, оставив лист на столе. А сегодня подошла к столу и нашла на самой середине страницы… ну, как вы думаете, что? Самого настоящего, живого Длинноногого Папочку! Я очень осторожно взяла его за одну ножку и выбросила за окошко. Ни за что на свете ни одному из них я никогда не смогла бы причинить вреда. Они всегда напоминают мне вас.
Сегодня мы запрягли рессорную тележку и отправились в церковь. Это прелестное маленькое белое сооружение со шпилем и тремя дорическими колоннами впереди (а может, ионическими — я их всегда путаю). Священник произнес приятную дремотную проповедь, во время которой все сонно обмахивались лопухами и единственным звуком, доносившимся извне, было стрекотание кузнечиков. Я проснулась, когда уже стояла на ногах и пела гимн, — и тут пожалела, что не слыхала проповеди: мне хотелось бы поближе узнать психологию человека, откопавшего подобный гимн. Вот он:
Оставь земные обольщенья,
Спеши к небесным наслажденьям.
Не хочешь, так навек прощай.
Тебя ждет пекло, а не рай.
Я пришла к выводу, что с Семплами невозможно обсуждать вопросы религии. Их Бог (которого они целиком унаследовали от своих предков пуритан) — косное, неразумное, несправедливое, низкое, мстительное существо. Какое счастье, что я ни от кого не унаследовала Бога! Я могу создавать его таким, каким мне хочется. Он у меня добрый, симпатичный, наделенный воображением, всепрощающий и всепонимающий и обладает чувством юмора.
Семплы мне ужасно нравятся. На деле они куда лучше, чем в теории. Они гораздо лучше, чем их собственный Бог. Я им это сказала — они были страшно смущены. Они думают, что я богохульствую, а я думаю — они! В конце концов мы исключили теологию из наших бесед.
Теперь скоро вечер.
Амазей (работник) в ярко-красном галстуке и ярко-желтых кожаных перчатках, очень красный и выбритый, и Кэрри (работница) в большой шляпе с красными розами, в синем муслиновом платье и завитая до последней степени, только что уехали кататься. Амазей все утро провел за мытьем двуколки, а Кэрри не поехала в церковь под предлогом того, что надо приготовить обед, а на самом деле, чтобы выгладить муслиновое платье.
Через две минуты после того, как я закончу это письмо, я усядусь за книгу, которую нашла на чердаке. Она называется «По следу», и на первой странице выведено забавными детскими каракулями:
Он провел здесь лето однажды после болезни, когда ему шел одиннадцатый год, и оставил книжку. Она имеет вид много читанной — часто встречаются следы грязных детских ручонок. Кроме нее я нашла в углу чердака водяное колесо и ветряную мельницу, несколько луков и стрел. Миссис Семпл так много говорит о нем, что мне начинает казаться, будто он действительно существует — не взрослый мужчина в цилиндре и с тросточкой, а милый, грязный, взъерошенный мальчик, который с ужасным грохотом несется по ступенькам, распахивает все двери и все время просит печенья (и, конечно, получает его, насколько я знаю миссис Семпл!). Кажется, он был отважным человечком — смелым и правдивым. Жаль только, что он Пендльтон; он был рожден для лучшей участи.
Завтра мы начинаем молотить овес; прибывает молотилка и еще три работника.
С прискорбием сообщаю вам, что Лютик (пятнистая корова с одним рогом, мать Лесбии) совершила позорный поступок. Она зашла в пятницу вечером в фруктовый сад и стала есть яблоки, свалившиеся с деревьев. Она их ела, ела, ела, пока они не ударили ей в голову. В течение двух дней она была мертвецки пьяна! Это совершенная правда. Вы когда-нибудь слышали такую скандальную историю?
* * *
Вчера я взвесилась на мучных весах в главном амбаре в Корнере. Я прибавила девять фунтов! Позвольте рекомендовать Лок Уиллоу как оздоровительный курорт.
* * *
Мы с Салли еще прошлой весной решили поселиться вместе, а Джулия пожелала остаться в одной комнате с Салли — почему, вообразить не могу. Они ни чуточки не подходят друг к другу. Но Пендльтоны консервативны и не любят менять своих решений (здорово сказано!). Во всяком случае, мы все здесь. Подумайте только: Джеруша Аббот, бывшая воспитанница сиротского Приюта Джона Грайера, в одной комнате с мисс Пендльтон! Вот уж поистине демократическая страна!
Салли баллотируется на пост старосты курса, и если не все будут против, она будет выбрана. И если бы вы знали, какая у нас атмосфера интриг и какие мы все политики! О, я скажу вам, Папочка, если мы, женщины, получим права, вам, мужчинам, придется смотреть в оба, чтобы удержать свои. Выборы состоятся в следующую субботу, и вечером у нас будет факельное шествие, независимо от того, кто победит.
Начала
* * *
Джулия и я нежимся в отраженных лучах славы. Жить под одной крышей со старостой — нешуточное дело!
* * *
* * *
Стоун Гейт. Уорчестер
Массачусетс
31 декабря
ДОРОГОЙ ДЛИННОНОГИЙ ПАПОЧКА!
Я собиралась написать вам раньше и поблагодарить за ваш рождественский чек, но жизнь в доме Макбрайдов настолько поглощает все время, что я не в состоянии найти двух минут для того, чтобы написать письмо.
Я купила новое платье (совсем ненужное, но очень желанное). В этом году я получила рождественский подарок только от Длинноногого Папочки: моя семья послала мне лишь привет.
Я провожу у Салли самые прекрасные каникулы. Она живет в большом старомодном кирпичном доме с белыми украшениями снаружи — точно таком же, как те, какие я, бывало, с таким любопытством разглядывала, когда жила в Приюте Джона Грайера, и очень хотела узнать, а как там внутри. Мне и в голову не приходило, что когда-нибудь я увижу все это своими глазами — но вот я тут! Все здесь так удобно, спокойно и по-домашнему уютно: я хожу из комнаты в комнату и упиваюсь всем окружающим.
Это самый чудесный дом для воспитания детей: тут есть и укромные углы для пряток, и камины для жарения кукурузы, и чердак, где можно шалить в дождливые дни, и скользкие перила с удобной гладкой шишкой на конце, и огромная светлая кухня, и добрая толстая жизнерадостная кухарка, живущая в доме уже тринадцать лет и всегда оставляющая детям для игры кусок теста. Когда видишь такой дом, хочется снова стать ребенком.
А какая семья! Я никогда не представляла, что бывают такие милые люди. У Салли есть отец и мать, и бабушка, и прелестная трехлетняя сестричка, вся в кудряшках, и брат-подросток, который всегда забывает вытирать ноги, и взрослый брат, очень симпатичный, по имени Джимми, который учится на третьем курсе Принстонского университета.
Самое веселое время у нас — за столом. Все смеются, шутят и болтают одновременно, и не нужно, сложив перед собой руки, читать предобеденную молитву. Такое облегчение, что не надо благодарить кого-то за каждый кусок, который кладешь в рот. (Вы, наверное, считаете меня богохульной, но вы были бы таким же, если бы вам приходилось так много благодарить по обязанности, как мне.)
А сколько у нас было развлечений — я никак не могу начать рассказывать вам о них. У мистера Макбрайда фабрика, и в сочельник у нас была елка для детей служащих. Она стояла в большой упаковочной комнате, украшенная омелой и остролистом. Джимми Макбрайд был наряжен Санта-Клаусом, а Салли и я помогали ему раздавать подарки. Очень забавное ощущение. Я чувствовала себя в роли благосклонного опекуна в Приюте Джона Грайера. Одного милого липкого мальчика я поцеловала, но, кажется, ни одного из них не погладила по головке.
Через два дня после Рождества они устроили в своем доме танцы в честь МЕНЯ.
Впервые в жизни я была на настоящем балу (балы в колледже не в счет, там мы танцуем с девочками). Я была в новом белом платье (ваш рождественский подарок — тысячу раз спасибо), в длинных белых перчатках и белых атласных туфельках. Единственным темным пятном на фоне моего полного, безграничного, абсолютного счастья было то, что миссис Липпет не могла видеть, как я открывала котильон с Джимми Макбрайдом. Пожалуйста, расскажите ей об этом, когда будете в следующий раз в Пр. Дж. Г.