Николай Иванович опять рукой лицо обмыл и как-то виновато улыбнулся:
— Видите вы эту дверь? Стекла большие, до верха и взрослому человеку не дотянуться… А тут вижу — поднялось что-то белое под самую притолоку и пляшет передо мной. Ни лица, ни шеи… Только два огонька вместо глаз на черном фоне, и все… Я отпрянул к окну, и там такая же картина. Такое же белое, безликое, колеблется, как белье на ветру, и воет: «у-у-у!» Потом еще чем-то по стеклу провело, знаете, как ножом по тарелке, только раз в десять сильнее. В общем, я вам должен сказать — такой спектакль, что и вспоминать противно.
У Шурика озябли спина и кожа на голове. Ему все время хотелось обернуться — казалось, кто-то пляшет за спиной.
— Не помню, — продолжал Николай Иванович, — как я добрался до нашей конторки, схватился за телефон и звоню в наше отделение милиции. Слышу голос дежурного и молчу, не знаю, что говорить. Глупейшее, понимаете ли, положение.
«Пришлите, — говорю, — милиционера, у нас тут черт знает что делается». — «Что значит черт знает что?» — удивился дежурный. «Какие-то привидения хулиганят», — говорю и сам себя чувствую немного не в своем уме. Дежурный переспросил: «Кто это говорит?» Опять называю себя и рассказываю про белые фигуры, про вой и скрежет. Дежурный послушал, послушал и оборвал меня: «Вы, дорогой товарищ, если выпили, то ложитесь спать и не беспокойте зря милицию».
И повесил трубку. И я повесил. Прислушиваюсь — тихо. Подхожу к окну — никого. Вышел во двор — тишина. Вдали фонари мерцают… Где-то девушка смеется… Если бы не рассказ тети Фисы и не Марья Власьевна, все еще дрожащая от страха, я бы подумал, что это все мне приснилось. В общем, кой-как дождался утра и прямым ходом к начальнику отделения милиции. Рассказываю ему все точно, как вам. Вижу, хотя и не смеется, но и не верит ни единому слову. Однако все записал и пообещал прислать сотрудника.
Действительно, пришел товарищ, поговорил с тетей Фисой, с Марьей Власьевной, покачал головой, посмеялся, осмотрел двери, окна и ушел. А у меня нерешенный вопрос: кто останется на очередное дежурство? Старушки мои совсем оробели, да и у меня агитаторский пыл поубавился… Удалось мне уговорить начальника отделения прислать на ночь милиционера. Под его охраной согласилась дежурить одна из женщин.
Милиционер пришел и спокойнейшим образом проспал до утра. И никакого воя не было, никаких призраков. На следующий день уже без него дежурили, и опять все спокойно было. Ну, думаю, кончились все треволнения. Как вдруг позавчера опять началось, да еще как!
Николай Иванович так неожиданно сорвался со скамейки, что Шурик вздрогнул и чуть не упал. Виктор тоже поднялся. Они подошли к окну, обнесенному толстой решеткой, и Николай Иванович протянул к нему руку:
— Видите вот эту форточку? Она открывается изнутри, снаружи не открыть. И представьте себе, что именно через нее эти проклятые привидения стали книжки таскать!
Виктор заметно оживился и выразил на своем лице крайнее удивление.
— Как же так? — воскликнул он.
— Вот и я вас спрашиваю: как же так? Как могло оно забраться в книгохранилище, когда двери и окна наглухо закрываются? Предположим даже, что форточку забыли закрыть, все равно, через эту решетку только кошка проберется.
— И много они книг унесли?
— Не успели, к счастью. Им помешали. Как раз проходили мимо парни с мельничного комбината, у них какое-то собрание было, услышали вой, увидели белые фигуры и кинулись сюда. Привидения как сквозь землю провалились. А здесь, под открытой форточкой, нашли на земле книгу, точнее, переплетенный комплект журнала. Выбросить-то его выбросили, а унести не успели.
— Ну а внутри вы искали? Тот, что форточку открывал, должен ведь был остаться.
— Весь дом обшарили, — никого… Меня по телефону подняли, приехал, искал — никаких следов.
— Так, — протянул Виктор. — А книга эта ценная?
— Нет, макулатура, дореволюционный журнал, но от этого не легче, библиотечная!
— А кто дежурил в эту ночь?
— Опять же бедная тетя Фиса. К счастью, не одна. Хорошо, догадалась она взять с собой внука Сережу, — смелый такой паренек, любознательный. Без него она бы, наверно, и не пережила этой ночи… Туг уж я встревожился не на шутку. Одно дело, когда перед окнами пляшут, а другое — когда за книги берутся. Доложил я обо всем своему начальству, а оно уже, видимо, сообщило вам, в управление милиции… Помогите нам.
Когда Николай Иванович обратился с этой мольбой к Виктору, вид у него был такой растерянный, что Шурику стало жаль его.
— А можно мне эту тетю Фису повидать? — спросил Виктор.
— Пожалуйста. Она уже оправилась, сегодня работает.
— Только вот что, Николай Иванович, ни одной живой душе не говорите, что мы из милиции. Будут спрашивать, скажите, что из газеты, корреспонденты.
— Разумеется! — замахал руками Николай Иванович. — Никому! Понимаю.
Они вошли в подъезд и оказались в просторном вестибюле, из которого лестница вела во второй этаж, справа и слева были двери во внутренние помещения книгохранилища. В больших комнатах с высокими потолками стояли стеллажи с книгами. Их было так ноге, что между ними оставались только узкие проходы.
— Вот здесь, — показывал Николай Иванович, — через эту форточку и улетела книга.
— Можно ее посмотреть? — спросил Виктор. Николай Иванович подал ему тяжелый том в картонном переплете. Виктор с любопытством перелистал его. Шурик тоже заглянул и увидел ярко раскрашенные обложки журнала с интересными рисунками. Виктор захлопнул книгу и передал ее Николаю Иванову.
— Ясно, — сказал он. — Познакомьте нас с тетей Фисой.
2
В маленькой конторке, приткнувшейся в вестибюле под лестницей, перед Виктором и Шуриком сидела худенькая старушка с маленьким сморщенным лицом, похожим на сушеную грушу. Но светлые ее глазки под седыми бровями смотрели живо, со строгостью.
— Мы из газеты, Анфиса Тихоновна, — представился Виктор. — Хотим услышать от вас, как тут все было в ту ночь.
— Чего уж тут переговаривать, — отмахнулась сухонькой ручкой тетя Фиса. — Об таких чудесах и вспоминать радости мало.
— А вы все-таки расскажите, Анфиса Тихоновна, — мягко повторил Виктор. — Мы этих хулиганов газете пропечатаем, они и не полезут больше.
— Каких еще хулиганов? — насторожилась старушка.
— Тех, что тут перед окнами пляшут и людей пугают.
Тетя Фиса даже перекрестилась то ли со страху, то ли от гнева:
— Да ты что говоришь-то? Про кого брешешь? Нечто хулиганы тут? — И чуть слышно, будто одному Виктору доверяя страшную тайну, добавила: — Упокойник ходит-воет, вот кто.
— Какой же это покойник, бабушка? — заинтересованно прошептал Виктор.
— Обыкновенный… с Лазаревского, — кивнула старушка в сторону кладбища. — И с погоста бывают гости…
— Да что вы говорите? — ужаснулся Виктор. — Расскажите подробней, уважаемая Анфиса Тихоновна.
Тетя Фиса неторопливо вытерла двумя пальцами уголки сморщенных губ:
— Было это еще при крепостной жизни. Существовал в Тамбовской губернии помещик, не к ночи будь помянуто его прозвище. Земли у него было, лесов всяких — год ходи, не обойдешь. И таким уж зверем тог помещик уродился, лютей лютого. Мало ему было зайцев, лис да волков, так завел моду крестьянских детишек собаками травить. А собаки у него с годовалых телят ростом и зубов полон рот, что у того кита. И сколько он людей погубил — не счесть…
— Так он что ж, из Тамбова сюда ходит? — не выдержал Виктор.
— А ты слушай да помалкивай, — сурово глянула на него тетя Фиса. — Слушай уж, коли разговорил… Жил тот помещик собакой, а околел псом — деньгами подавился.
— То есть как? — изумился Виктор, но тут же зажал себе рот.
— Деньгами, говорю, подавился. От жадности. Не желал, чтоб после него капитал сродственникам остался. И стал он деньги с кашей есть.
— С кашей?! — вырвалось у Шурика.
— С ею… Уж не знаю, с гречей ли, с перловкой ли, а ел. Настрижет в чашку сотенные билеты, маслом заправит и жрет. На последней, говорят, тыще подавился.
Тетя Фиса помолчала, как бы давая время прочувствовать всю справедливость возмездия, и проделала:
— А прежде чем помереть, наказал он, чтоб схоронили его в самой Петербургской лавре, на Лазаревском кладбище, чтоб, значит, промеж праведников ежать. Черта, который за его душой прискачет, думал со следа сбить. И все остальные деньги в лавру отписал, чтоб, значит, уважили его просьбу. А время известно какое было — за деньги от чего хочешь откупишься… Привезли, схоронили. Ан не тут-то было. Праведные люди, что на Лазаревском, не приняли его свою компанию. «Изыди!» — говорят. Не дают покою. Вот он и ходит…
— Чего ж он сейчас заходил? — засомневался Виктор. — Век лежал, не ходил, а тут вдруг…
— И раньше ходил, и нынче ходит. Только место сменил.
— А почему он к этому дому привязался?
— Да уж зря ходить не будет, допекли, значит.
Виктор, должно быть ошарашенный этим рассказом, долго не мог собраться с мыслями.
— Ну хорошо, Анфиса Тихоновна, то, что вы нам рассказали, очень интересно. Теперь попрошу вас вспомнить, как все было в эту ночь!.. Вы с внуком дежурили?
— С ним, с Сереженькой, вдвоем… Сидели вот как вами. А он как завоет…
— Кто? Сережа?
— Тьфу! — рассердилась тетя Фиса. — С чего бы то Сереже выть. Упокойник завыл, железом загремел. Я и обомлела… А Сереженька мне и говорит: «Не бойсь, бабушка, я его сейчас». И убег. А тут и свет погас. Темно как в могиле. Слышу: он уже не за окном, а тут же, под ухом. А Сереженька кричит: «Не бойсь, бабушка, я его сейчас. Он в хранилище побег… пропал, думаю, парнишка — загрызет. Хочу слово сказать и не могу, язык с пуд весом, не ворочается. Слышу: Сереженька палкой машет, обороняется, по ступенькам бьет и приговаривает: „Не бойсь, бабушка, я его сейчас“… Гляжу: свет зажегся и Сереженька тут, живой. „Прогнал, — говорит, — я его, в фортку он улетел“. А там уж ребята с мельничного стучатся, и Николай Иванович приехали.
— Спасибо, Анфиса Тихоновна, — сказал Виктор. — Очень все это любопытно. А позвольте узнать, когда ваше следующее дежурство?
— Мое-то? В понедельник, ежели жива буду.
— Поживем еще, Анфиса Тихоновна, — весело откликнулся Виктор. — Я так думаю, не придет больше… помещик.
— Теперь-то, сынок, и я обнадежилась.
— Что же вас обнадежило? — насторожился Виктор.
Но старушка уже встала и уклончиво ответила:
— Не к чему тебе знать, в газете не напишешь.
Во дворе Виктора и Шурика уже поджидал Николай Иванович. С надеждой в голосе он спросил:
— Послушали?.. Как ваше мнение?
— Мнение, в общем, сложилось, — неуверенно сказал Виктор. — У меня к вам, Николай Иванович, один вопрос и одна просьба.
— Пожалуйста! Все, что угодно!
— Не знаете ли вы, почему тетя Фиса так осмелела, даже высказала надежду, что привидения здесь больше не появятся?
Николай Иванович смущенно засмеялся:
— Знаю, знаю… Они вчера инициативу проявили — богослужение организовали. Зазвали знакомого священника, и он изгонял из нашего дома нечистую силу: кропил святой водой, окуривал ладаном, клал кресты. Короче говоря, заверил моих старушек, что больше ни один призрак не подойдет к дому на расстояние пушечного выстрела.
— Это хорошо! — почему-то обрадовался Виктор. — Бог нам помогает. А просьба у меня такая. Объявите, пожалуйста, своим старушкам, что вы договорились с милицией и со вторника, — прошу не перепутать день, — со вторника здание будет охраняться злыми сторожевыми собаками. Раньше, мол, не могут прислать, а во вторник приведут.
Николай Иванович наморщил лоб, стараясь понять смысл просьбы, и развел руками:
— Не понимаю.
— А понимать тут нечего. Если вы просьбу мою выполните, мы ко вторнику навсегда избавим вас от всяких призраков и привидений.
— Чудесно! — просиял Николай Иванович. — Все будет сделано.
Расставшись с заведующим книгохранилищем, Виктор и Шурик покинули лавру. Виктор насвистывал марш из кинофильма „Веселые ребята“, а Шурик молчал, боясь задать какой-нибудь глупый вопрос.
— Ты жалеешь, что пошел со мной?
— Что вы! Очень интересно, дядя Витя.
— Видел я, как тебе интересно было… Даже волосы на макушке вставали, когда про помещика слушал.
— И ничего подобного. Что я не знаю — бабушкины сказки…
— Значит, не веришь, что это привидения за книжками приходили?
— Конечно, не верю! Только мне непонятно, как они через форточку пролезли…
— На то и призрак, чтобы сквозь щель пролезать, — заметил Виктор.
— Да бросьте вы шутить, дядя Витя. Я же знаю, что это воры и вы их ловить будете. Вы мне только объясните…
— Ничего я тебе объяснять не буду. Иди домой, а на той неделе встретимся, я тебе все расскажу.
— Вот уж нет! — возмутился Шурик. — Ни за что! Сами повели, а теперь… Я с вами хочу их поймать.
— Ты что?!
— Дядя Витя, миленький, ну прошу. Я мешать не буду, я помогу, вот увидите.
Виктор оглядел Шурика с головы до ног и долго шагал, не произнося ни слова…
— Видишь ли, — заговорил он, будто размышляя вслух, — по совести говоря, следовало бы взять тебя на эту операцию… Раз уж я втянул… Но это работа, пожалуй, на целую ночь. Тебя и родители не отпустят.
— Отпустят! С вами отпустят! Я упрошу. Пожалуйста, дядя Витя.
— Ладно, — решил Виктор, — я сам с твоим отцом поговорю. Если отпустит, то в понедельник готовься,
Шурик чуть не подпрыгнул, чтобы обнять Виктора, но сдержался, выпятил грудь и солидно проговорил:
— Не пожалеете. Вот увидите.
В семье Ореховых Виктору доверяли безгранично. Все видели, как под его влиянием Шурик с каждым днем менялся к лучшему. Но когда Виктор изложил по телефону свою просьбу, Павел Петрович заколебался:
— Простите, Виктор Павлович. Я верю вам как родному, но боюсь, не будет ли это рискованно…
— Гарантирую полную безопасность, — твердо пообещал Виктор. — Доставлю вам его целым и невредимым. А для него, для закалки характера, думаю, это будет полезно.
Павел Петрович подумал и согласился. Только от Елены Николаевны, чтобы уберечь ее от ненужных волнений, решили скрыть суть дела и сказали ей, что Шурик поедет с Виктором на экскурсию с ночевкой.
Никогда еще дни не казались Шурику такими тягучими. Он уже в пятницу оборвал оставшиеся до понедельника листки календаря, но и это не помогло, — наоборот, стало казаться, что время пошло назад.
Труднее всего было молчать. Даже самым близким друзьям Шурик ничего не сказал о предстоящей схватке с привидениями. Только Славику он туманно намекнул на свою возможную гибель в поединке с одним бывшим помещиком.
Как ни странно, но после воскресенья действительно наступил понедельник, и Елена Николаевна начала снаряжать сына на „экскурсию“. Как ни возражал Шурик, но ему все же пришлось взять с собой большой рюкзак с вещами и продуктами, которых хватило бы на целую экспедицию.
С помощью Славика рюкзак удалось припрятать в сарае, и, многозначительно простившись со своим другом, Шурик помчался на Дворцовую площадь. Виктор был занят другими делами и встретил юного помощника без всяких признаков радости.
— Рано примчался, — буркнул он. — Иди погуляй. Придешь вечером, часов в девять… Захочешь есть, ступай к нам в буфет… Вот тебе на обед. — Виктор сунул Шурику деньги и строго добавил: — Бери, бери. Делай, что приказываю.
Наконец-то наступил вечер. Над столом в кабинете Виктора склонились четыре головы. Кроме Шурика здесь находились еще два сотрудника отдела: Алексей Крымов — высокий, светловолосый парень с гибкой фигурой акробата — и коренастый, широкогрудый Михаил Веселов. Шурика они хорошо знали и нисколько не удивились, увидев его среди участников операции.
На столе лежал набросанный Виктором план лавры. Расставляя карандашом крестики и стрелки, Виктор говорил тоном командира батальона, отдающего боевой приказ:
— На месте вы все были и обстановку представляете. Успех зависит от соблюдения главного условия — не спугнуть! Поэтому сосредоточиваться будем поодиночке, скрытно, на восточной стороне этого кладбища. Здесь исходные позиции. Отсюда в двадцать два часа тридцать минут ты, Алеша, направишься к воротам, что выходят на Обводный, и притаишься у южной стены дома. Вот здесь.