— Подумайте! Завтра я перееду в свою комнату! — объявила она.
Платонова с первого взгляда понравилась Татьяне Васильевне.
Круглолицая, с розовыми щеками, с тонкими светлыми косичками, она казалась подростком. Но глаза ее, робость, грустная улыбка говорили о пережитом. Татьяна Васильевна хотела ближе познакомиться с девушкой. Она просто сказала:
— Ты переезжаешь завтра, а сегодня ночуй у меня.
Надя обрадовалась.
После ужина Татьяна Васильевна пригласила ее посумерничать на диване.
— Я люблю, сидя здесь, слушать радио. Особенно музыку. Думается так хорошо, отдыхаешь…
Они молча слушали сонату Бетховена. Потом Татьяна Васильевна спросила Надю, как она жила до войны.
Девушка начала рассказывать тихо, как бы припоминая свою короткую, но полную горя жизнь. Татьяна Васильевна не торопила ее. Постепенно воспоминания увлекли Надю. Она то спокойно и обстоятельно рассказывала обо всех мелочах, то, волнуясь, говорила порывисто, обрывая фразы. Перед Татьяной Васильевной как на экране проходила жизнь этой девушки-подростка.
Глава вторая
— Как хорошо у нас на Шелони весной! Распускаются фруктовые деревья. Ровными рядами тянутся они вдоль берегов. Под нежными цветами не видно веток. Мне всегда казалось — не деревья это, а огромные букеты расставлены по обе стороны реки. Дома совсем тонут в цветущих яблонях и вишнях. А запах какой!.. — восторженно говорит Надя, и кажется, что она чувствует его и сейчас.
Слушая Надю, Татьяна Васильевна ясно представила себе маленький домик, окруженный фруктовыми деревьями, где прошло детство Нади.
Девушка рассказывает, что в доме всегда было прибрано, чисто, уютно. Большие фикусы с глянцевитыми листьями, столетники, герань заполняли зимой комнату. Дарья Васильевна, мать Нади, любила цветы и хорошо их выращивала.
— Мама всё умела. Она много работала, а отдыхала за рукодельем. Какие чудесные вещи она вязала и вышивала! В деревне ее считали мастерицей…
Надя опустила голову и помолчала. Потом, взглянув на Татьяну Васильевну, стала рассказывать об отце. Он был председателем колхоза. Целые дни проводил в поле, в правлении и на молочной ферме. Домой возвращался поздно. И по ночам занимался. Сколько раз, просыпаясь, девочка видела: отец сгорбился за столом; лампа у него зажжена; он заслонял ее чем-нибудь: жалел детей, не хотел, чтоб свет им в глаза попадал… А сам всё перелистывал страницы книг, разложенных на столе, потом что-то быстро писал… Дарья Васильевна ворчала на него: «Ты скоро совсем спать отвыкнешь! Посмотри, какой худущий стал… И на что тебе дались эти книги?». Отец поглядит на нее усталыми глазами и промолчит…
— Один раз мама сильно на него рассердилась за бессонную ночь. Она заплакала, и мне так жалко было ее… «Не сердись, Даша, — успокаивал отец. — Коммунист я и должен много знать. Самому надо во всем разобраться, чтобы колхозникам уметь объяснить…»
Надя задумалась, потом с грустью сказала:
— Не понимала я тогда, Татьяна Васильевна, слов отца. Ребенком была… Теперь бы с ним поговорить!..
В колхозе все считали Платонова самым умным и знающим. В плохую погоду колхозники приходили к председателю, сидели подолгу, что-то обсуждали, спорили. Павел Иванович им всё объяснял, читал газеты.
Каждое лето Надя гостила в деревне, где жила ее бабушка. Она чувствовала себя там маленькой хозяйкой. Ухаживала за курами, убирала в дому, как взрослая. Вернувшись с поля, бабушка хвалила ее. Надя всегда с нетерпением ждала лета, встречи с бабушкой и подругами.
Когда ей минуло семь лет, девочка отказалась ехать к бабушке. Родители понять не могли, почему она осталась дома. Если спрашивали об этом — Надя молча уходила из комнаты. Никто не догадывался, что причиной всему был маленький коричневый портфель. Павел Иванович ранней весной привез его из города в подарок дочке. В портфеле лежали букварь с картинками, тетрадки, карандаши — всё, что нужно для ученья.
Надя очень обрадовалась подарку. Она давно мечтала о школе. Незадолго до начала занятий девочка заявила: «Мама, я скоро пойду в школу!» — «Ты мала, доченька! Придется подождать годик». У Нади глаза наполнились слезами. «Не горюй! — утешала ее Дарья Васильевна. — Зимой папа будет с тобой заниматься. Год пройдет быстро. Ты и сама не заметишь, как станешь школьницей!» Но Надя думала иначе.
Первого сентября Дарья Васильевна рано утром ушла копать картошку. Надя, проснувшись, быстро умылась. Надела новое платьице, взяла портфель с книгами и выбежала из дому. Залитый солнцем сад показался ей необычайно красивым. Среди увядающей зелени хрупки и нежны были осенние цветы. Ветки яблонь нагнулись под тяжестью крупных зрелых плодов. Чудесный ясный день! Тепло грело солнышко, несмотря на раннее утро. Точно в первый раз Надя увидела окружающий мир. Пробегая по дорожке сада, она шептала: «Я не насовсем ухожу, я только в школу. Скоро приду!».
Миновав поле, она увидела одноэтажный деревянный дом, окруженный садом. Сад спускался к самой реке. Сюда она бегала с ребятами купаться. И в школу заглядывала. Знала, где занимаются первоклассники.
В этот день у школы было очень шумно: мальчишки гонялись за мячом, девочки играли в горелки. Надя незаметно проскользнула в класс, забралась на крайнюю парту в уголке. Почувствовала себя совсем одинокой в большом классе. Раздался звонок. Веселые, раскрасневшиеся ворвались в класс ребята. Они ссорились из-за мест. Когда вошла учительница, все затихли, встали.
«Как твоя фамилия?.. Как зовут, сколько лет?..» — начала опрос Раиса Михайловна. Очередь дошла до Нади. Учительница прекрасно знала новичков. Она сразу поняла, что Платонова решила поступить в школу самостоятельно. «Кто тебя привел?» — «Я сама пришла», — ответила тихо девочка, испуганно глядя на учительницу. Наверно, сейчас ее выведут из класса и отправят домой!
Учительница молча смотрела на круглолицую маленькую девочку с большими карими глазами. Надя аккуратно разложила на парте букварь, тетради, отточенные карандаши. Раисе Михайловне это нравилось, но девочке — семь лет. «Ты только через год должна прийти в школу. А сейчас иди домой».
Надя не двигалась с места. Стояла, опустив голову. Крупные слёзы падали на синюю обложку тетради. Десятки ребячьих глаз умоляюще смотрели на Раису Михайловну. «Садись, Надюша!» — сказала она смягчившись.
Занятия начались. Для девочки всё было ново. День прошел незаметно. Прощаясь со школьниками, учительница остановила Платонову. Долго расспрашивала ее. Поняла, что девочка хочет учиться.
Радостная вбежала Надя в кухню. «Где пропадала?» — строго спросила Дарья Васильевна. «Мамочка, меня приняли в школу!»
Девочке казалось, что мать должна радоваться вместе с ней, но та ее отшлепала: «Как не стыдно пугать родителей! Я даже к реке ходила искать тебя!..»
Надя увидела слёзы на глазах матери, бросилась к ней. «Упрямая, своевольная девчонка! Добилась всё же своего!» — В смягчившемся голосе Надя почувствовала прощение, и ей даже показалось, что мама довольна такой настойчивостью.
С тревогой ждала девочка возвращения отца. Еще на крыльце встретила его: «Папа, папа! Я — школьница!» — «Как же, слышал! В колхозе рассказывают о своевольной дочке председателя». У Нади сжалось сердечко: «Неужели сердится?». Она сначала испугалась, стояла, опустив голову. Внезапно повернувшись к отцу, с упреком спросила: «Зачем же ты подарил мне портфель?» — «Ах, вот в чем дело!» Улыбка и веселые огоньки в глазах сразу изменили строгое лицо Павла Ивановича. Смеясь, он приподнял Надю, и девочке стало легко и радостно. «Молодец, дочка! Всегда будь настойчивой. А раз поступила в школу — обязана хорошо учиться».
И Надя старалась. Она переходила из класса в класс. Но арифметика ей давалась трудно. Иногда решает, решает задачку, так и заснет над тетрадкой. Павел Иванович много раз предлагал помочь ей. Дочка отказывалась: «Сама сделаю!». «Сама» — было ее любимым словом…
— Татьяна Васильевна, если б вы знали, как часто мне попадало за это!.. Раз колхозного теленка чуть не погубила. Хотела по-своему воспитать, и опоила его. Мама с трудом выходила. А отец очень рассердился на меня: «Вот всё твердишь — «сама» да «сама»! Надо у старших сначала поучиться, а потом говорить: «Сама! Умею!». Я на всю жизнь это запомнила. Нередко и сейчас, — скажу «сама», и вспомню о теленке…
Татьяна Васильевна улыбнулась.
— А пионеркой ты когда стала?
— В третьем классе. Помню, пулей влетела в дом, увидела отца и крикнула: «Папа, подумай только, нас завтра в пионеры принимают!». Он оторвался от работы, смотрит на меня, улыбается: «Давно я ждал этого; даже подарок тебе приготовил, — и вынимает из ящика стола небольшой пакетик. Развертывает, а в нем — пионерский галстук. — Носи его с честью». Мне хотелось спросить, что такое «честь», но ласковый, взволнованный голос отца поразил меня. Я вдруг поняла, вернее, почувствовала, всю важность этой минуты. Растерянно держала галстук в руках. Не знала, что с ним делать. Собралась надеть, но папа строго сказал: «Нельзя! Завтра в школе тебя примут в пионеры, тогда будешь иметь право носить его». На следующее утро учительница на сборе повязала нам красные галстуки и поздравила со вступлением в пионерскую организацию…
Девушка подробно рассказывала об этом дне. Татьяна Васильевна поняла, что он глубоко запал в память Нади.
Веселая, в праздничном платье, встретила Надю мать. Она обняла дочку, пожелала ей быть хорошей пионеркой. В комнате девочка увидела стол, накрытый белой скатертью, как бывало в праздники. Отец был дома. Он посадил Надю рядом с собой, как почетную гостью. Указывая младшим ребятам на ее красный галстук, сказал: «Сегодня большой день в жизни вашей сестрички. Она стала пионеркой».
Маленький Геня ничего не понял. Пятилетняя Валя посмотрела на сестру с уважением…
— Татьяна Васильевна, всё, что связано с отцом, я особенно хорошо помню…
Надя задумчиво добавила:
— Может быть, потому, что слишком мало мне пришлось его видеть?..
Украдкой смахнув слезу, девушка опять быстро заговорила:
— Когда я кончила начальную школу, папа сказал, что отдаст меня учиться в десятилетку. И вот мы с ним поехали в поселок. Дорога пыльная, ухабистая. Позвякивают бидоны с молоком. Лошадь идет медленно. Я соскочила с телеги. Хорошо идти среди полей! Жаворонки высоко-высоко в небе замерли… «Хором поют. И как здорово у них выходит!» — думала я. Самой захотелось петь, как птицы.
Поселок, куда ехали Платоновы, недавно стал городом, но местные жители всё еще называли его поселком. Длинные улицы, каменные дома, магазины — всё занимало Надю, хотя она несколько раз была здесь раньше. Теперь смотрела на всё по-иному: здесь она станет учиться и жить.
Павел Иванович сдал привезенное молоко, накормил лошадь и сказал: «Теперь пойдем в школу».
Школа стояла в тенистом саду.
Высокие липы и дубы окружали двухэтажный дом школы. Молодая учительница сидела на крылечке. Она увидела Платоновых, приветливо сказала: «Добро пожаловать!» — записала Надю и велела первого сентября не опаздывать.
«Ну, пятиклассница, пойдем теперь к Анне Николаевне, секретарю райкома. Она хотела посмотреть на тебя», — сказал отец.
Они пошли тропинкой через сосновый лес. Легко дышалось смолистым воздухом. Ни малейшего ветерка, даже вершины сосен не качались. Золотисто-розовыми казались стволы. Ветки, крепкие, пушистые, раскинулись на фоне синего неба… Солнце уже садилось. Показался берег Шелони.
«Хорошо как здесь, папа!» — сказала девочка. Ей захотелось спуститься к реке, но отец торопил ее. Вдоль берега тянулись фруктовые сады. Яблони уже отцветали. Словно снегом, белыми лепестками покрылась земля.
У маленькой калитки отец остановился. «Вот здесь живет Анна Николаевна», — сказал он.
По дорожке, посыпанной песком, они подошли к дому, совсем зеленому, — так густо обвил его стены хмель. На скамейке лежал белый пушистый кот. Надя почесала ему за ушками. Кот замурлыкал, блаженно вытянулся.
«Ты уже познакомилась с Белячком?» — Надя повернулась. Женщина в светлом платье, стройная, с русой косой, лежавшей венком вокруг головы, ласково глядела на нее.
«Поздоровайся же с Анной Николаевной!» — сказал отец. Девочка нерешительно протянула руку. Совсем иначе она представляла себе секретаря райкома.
Анна Николаевна ласково потрепала Надю по щеке и пригласила Платоновых в дом. Там она заговорила с отцом о колхозных делах. Девочка с любопытством разглядывала комнату, где живет секретарь райкома. Ей казалось, что такой ответственный человек должен не походить на обычных людей, и дом у него не такой, как у всех. А тут она увидела большую, но простую, светлую комнату с распахнутыми в сад окнами. В ней стояла полка с книгами. На стенах висели картины. И что поразило Надю — это пианино с раскрытыми нотами. «Неужели она сама играет?» — подумала девочка. Хотелось спросить, но Анна Николаевна подошла к столу, где лежали газеты, развернула номер «Правды» и, показывая ее Павлу Ивановичу, озабоченно сказала: «Вы читали — фашисты вошли в Париж. Они двигаются со страшной быстротой. Война разгорается. Заняты Дания, Норвегия, Бельгия, Люксембург, Голландия и почти вся Франция…»
Она подошла к карте Европы, висевшей на стене, и указала на красную линию. «Это линия движения фашистских войск. Я каждый день отмечаю. А вы, Павел Иванович, следите за газетами? Колхозники читают?.. Знают, что происходит в мире?» — «Как же читаем, Анна Николаевна! А вот карту большую я обязательно куплю и повешу в правлении. — Платонов взглянул на часы. — Еще сейчас успею в магазин».
Прощаясь, Анна Николаевна сказала Наде: «Ты всегда можешь приходить сюда. И ночевать оставайся, если захочешь».
До?ма Платоновых ждало большое горе. Дарья Васильевна не вышла, как всегда, им навстречу. Она лежала на кровати бледная, с закрытыми глазами. Муж в тот же день свез ее в больницу. Когда вернулся — сказал ребятам: «У мамы больное сердце. Ей придется недели две там полежать. Надюша, как ты одна со всем справишься?..»
Дети так привыкли, что мама всё сделает, обо всем позаботится. Теперь Наде пришлось заменять ее. Отец с колхозниками работал на сенокосе до поздней ночи, — была самая горячая пора. Надя и раньше часто помогала маме. Ей казалось, что она всё может сделать, но в первый же день своего самостоятельного хозяйничанья девочка поняла, как это сложно. Особенно трудно успеть сделать всё во-время. Пока она выгоняла корову — куры забирались в кухню и такой там кавардак устраивали! От их кудахтанья просыпался братишка. Он гонял кур по комнате. Куры взлетали на стол, на полки, на окна. Роняли горшки с цветами, книги. Генька радостно смеялся, а Наде было не до смеха. Сколько посуды они перебили!
Сестренка Валя чувствовала себя большой, собиралась в школу. Она старалась во всем помогать Наде. А та больше всего боялась за Геню и просила ее смотреть за ним. Мальчик вечно выдумывал новую шалость.
— Ох, трудно было вести хозяйство без мамы!.. — тяжело вздохнула Надя, вспоминая.
— Долго мама пробыла в больнице?
— Около месяца.
— Ты, наверно, измучилась за это время? — с участием спросила Татьяна Васильевна.
— Конечно! А когда приехала мама из больницы — я ее с постели не пускала… «Ты только говори, что надо делать!» — просила ее. Под маминой командой куда легче стало работать, и времени на всё хватало…
Боязнь за мать и желание постоянно быть около нее изменили характер девочки. Часто Дарья Васильевна посылала ее к подружкам, но Надя отнекивалась, ссылаясь на хорошую книжку, которую хочет дочитать. Она стала много думать. Полюбила чтение. Книга Николая Островского «Как закалялась сталь» сделалась ей особенно дорогой. Надя прочитала ее несколько раз.
Об учении в пятом классе она рассказывала мало. Только ночевки у секретаря райкома крепко запечатлелись в памяти девушки.
— Я полюбила дождливую или вьюжную погоду. В такие дни всегда оставалась у Анны Николаевны. С нетерпением ждала тихих вечеров у нее, задушевных разговоров. Анна Николаевна учила меня понимать, в какой замечательной стране мы живем. Часто она рассказывала о детстве Владимира Ильича Ленина, о том, как хорошо он учился и меньше пятерки не получал. В такие минуты я не знала, куда глаза от стыда девать, и потом старалась избавиться от троек.
Анна Николаевна много рассказывала о комсомольцах, о том, как они помогают партии. «А пионеры? — спрашивала я. — Что они должны делать?» — «Учиться, учиться и еще раз учиться, — говорил Владимир Ильич. Никогда не забывай его слов!»