— Она отелилась? — спросила Наташа, все ещё не веря случившемуся.
Прохор рассмеялся:
— У нас прибавление семейства, дочка! А ты боялась — умрёт.
Первой заботой Наташи было, как назвать телят? Решили, что телёнок будет Толькой, а телочка Тонькой. Имена, видно, понравились лосятам. Очень скоро научились они отзываться на них и бежали к девочке пососать её вкусные пальцы.
Наташа потеряла всякий покой. Она поднималась вместе с отцом задолго до солнца и бежала к просыпающемуся стаду. Первой просыпалась лосиха. Она расставляла длинные ноги и несколько раз сильно встряхивала головой, как бы сбрасывая ночную дрёму. Толька и Тонька, стараясь повторять все движения матери, смешно качали головами.
— Утренняя физзарядка, — смеялся Прохор. — Давай, дочка, и мы с тобой начнём под транзистор. А то перед Серенькой совестно.
Лосята росли быстро. Толька становился брыкливым, проказливым телёнком. Ему мало было одной матери. Он все норовил сунуть губатую мордочку под брюхо какой?нибудь бурёнки и попробовать ещё коровьего молока. Коровы не обижались, но слегка поталкивали проказника рогами. Толька, задрав хвост, бежал по степи, гоняясь за бабочками и воробьями. А Тонька росла смирной, степенной тёлочкой. Она все больше жалась к матери и, наверное, удивлялась, что братец её такой неугомонный.
Прохор посмеивался в свои пушистые усы:
— Вот ведь, Тонька у нас девица воспитанная. А Толька — парень, Озорник!
В последнее время Серенькая повадилась уходить от стада в лесную полосу. Наташа тревожилась за неё и все допытывалась у отца:
— Зачем она в лес убегает? Ей с нами скучно?
— С нами ей хорошо, — говорил Прохор. — Ты смотри, как Толька растолстел. Здоровенный бычок! А Тонька худенькая. Братец у матери все молоко забирает, а ей и Тоньку жалко. Вот она и старается на своём лосином лесном корме побольше молочка нагулять, чтобы обоим хватало. Она же мать!
Толька и Тонька все старались улизнуть вместе с матерью в лес. Наташа боялась, что лосята заплутаются в лесу, бдительно следила за ними, не давала далеко убегать и сама загоняла их на ночь за крепкую ограду, как они ни сопротивлялись.
К отлучкам Серенькой скоро привыкли. К ночи она всегда возвращалась в стадо. Но когда однажды не вернулась, Наташа встревожилась. Отец успокаивал девочку:
— Утром вернётся. Не бойся.
Но и утром Серенькая не вернулась. Толька и Тонька затосковали без матери.
Тут уж не на шутку встревожился и Прохор. Он взял ружьё и отправился на поиски беглянки. Вернулся часа через два, молчаливый и сумрачный. Наташа притихла, боялась расспрашивать отца, чувствуя беду.
Прохор повесил ружьё на стенку, присел к столу:
— Осиротели наши лосята, дочка. Злые люди убили Серенькую. Только кровавый след от разбоя остался.
Наташа заплакала:
— Зачем они, папа? Что она им сделала?
— Злыдни, дочка, и на нашей земле ещё не перевелись. Из жадности загубили, из?за денег. Только ты не плачь. Теперь тебе забота — лосят до ума доводить. Сироты они теперь.
Наташа прилежно ухаживала за Тонькой и Толькой. На коровьем молоке, на хлебных корках, полюбившихся лосятам, они дружно росли, набирались сил, мужали. И Тонька выравнялась. Наташа жалела её и подкармливала даже прилежнее, чем Тольку.
В заботах о своих осиротевших друзьях Наташа не заметила, как промелькнуло лето. Она вытянулась, окрепла. Руки и ноги её сделались как стальные пружины. Волосы совсем побелели, а сама она вся от бровей до пяток стала смуглой, как цыганка. Только в глубине её глаз так и не угасла искра грречи.
Подошло время идти в школу, и мать приехала, чтобы забрать Наташу в посёлок. А отец до заморозков должен был оставаться в сте–пи со стадом. Наташа попрощалась с Толькой и Тонькой. Они облизали ей щеки шершавыми языками.
— Жду вас зимой на ферме, — сказала им девочка.
Она обежала любимые места. Пришла на прибрежную поляну, попрощалась с толстыми добродушными осокорями…
В ноябре Прохор пригнал стадо на зимнюю ферму. Наташа прибежала к отцу:
— А где же лосята?
— Не лосята, дочка, а лоси… К своим ушли. Там целое стадо повадилось до стожка одного ходить. Вот Толька с Тонькой к своим и прибились.
Наташа даже потемнела — так ей горько сделалось. Она так ждала Тольку и Тоньку, а они ушли, изменили ей, своей кормилице.
— Ну чего ты нахмарилась? —ласково утешал отец. —Все живое, дочка, потесней к своему родному жмётся: человек —к человеку, лось — к лосю.
— Все равно. Зачем они от меня ушли?
— А они не от тебя ушли. Они на волю ушли. Им в нашем коровнике тоскливо, скучно. Они степь любят, лес, кустарник на берегу. Да и не совсем они от нас ушли. Я им там в лесной полосе, в потаённом месте, добрый стожок сена накосил. Они теперь от нас с тобой никуда! Зимой сбегаем к тому стожку на лыжах, лосей своих проведаем.
— А они меня узнают? — спросила Наташа.
— Непременно! —уверенно ответил отец.
ЕЖИНАЯ БЕДА
Прокладывали у нас в степи дорогу. Настоящую — с твёрдым покрытием. Полотно такой дороги, прежде чем положить на него асфальт, обильно поливают расплавленным битумом. И надо же было одному незадачливому ежу выбежать из лесной полосы на такую липучку! Прилип он к ней намертво. И, наверное, раздавили бы ежа тяжёлые катки во время работы, если бы не заметил его наш второй «Б».
Мы шли в этих местах походом по родному краю с Пал Палычем. Он никогда не упускал случая походить с нами по степи. И, как я теперь понимаю, интересно нам было с Пал Палычем потому, что ему самому было не менее интересно с нами.
Наташа Гончаренко осторожно отлепила ёжа и положила на траву. Но двигаться он не мог: так сильно залепила беднягу чёрная смола.
— Пропадёт он, ребята, — сказал Вася. — Жалко зверушку.
— Верно! К ветеринару его надо. Может, он что?нибудь придумает. Только вот кто понесёт?..
Пал Палыч ждал. А мы стояли молча, стараясь не смотреть друг на друга. Идти?то вёрст пять — мы далеко ушли от хутора. Да и прерывать такой интересный поход никому не хотелось.
— Я понесу, — выдвинулся вперёд Вася.
Все сразу обрадовались и стали наперебой давать ему советы, как удобнее нести эту живую колючку.
Пока мы спорили, верный Васин друг Коля раздобыл у дорожников лист фанеры и положил на него ежа. Лучше придумать было нельзя, а уж для друга Коля готов был постараться.
Нужно сказать, что Василий не отличался атлетическим сложением. Был он невелик ростом, молчалив и застенчив. Девчонки смеялись: мужичок с ноготок! Вася не обижался. А когда однажды он вытащил за косу одну из насмешниц, едва не утонувшую в коварном омуте в общем?то не особенно глубокого Маныча, смеяться над ним перестали. Да и Коля не давал приятеля в обиду, хотя сам был насмешником, каких поискать. Среди нас он, выделялся высоким ростом, за что чуть было не получил, как дядя Стёпа, прозвище «каланча», но вовремя и ловко вывернулся.
— В России было два великих человека: дядя Стёпа и Пётр Первый. Теперь третьим стану я. В такой компании я согласен. Спасибо за внимание! — И под хохот всего класса он комически раскланялся, делая вид, что подметает пол широкополой шляпой. Уже тогда был он у нас ещё и великим артистом…
Вася топтался у фанерки с ежом, примерялся так и этак, не зная, с какой стороны за неё взяться.
— Я тоже пойду! —неожиданно шагнул вперёд Коля. — Один Васька не донесёт. Ёж тяжёлый.
— Ну вот, теперь и совсем ладно! —вздохнул с облегчением Пал Палыч. Он было уже с беспокойством поглядывал на щуплого Васю.
Как?то так всегда у нас получалось, что если возникало в классе трудное дело, брались за него Вася с Колей. Мы не сомневались, что ёж в надёжных руках, и спокойно отправились дальше по намеченному маршруту.
Ёж оказался действительно тяжёлым. Нести его на фанерке, как на подносе, было страшно неловко. Попробовал Вася взять этот «поднос» на плечо, да чуть было ежа не уронил. Наконец, изобретательный Николай приспособил фанерку с ежом на голову и, ловко балансируя, нёс её без особых усилий. Вася на такой рискованный трюк не решался. Пять вёрст — не шутка. Хорошо ещё, водитель попутной машины подвёз. Ему тоже было жалко бедолагу–ежа.
Ветеринарный врач в нашем хуторе — душой настоящий Айболит, а вид у него, как у Бармалея: борода клином, нос крючком, очки чёрные и чуб седой свисает прямо на глаза.
— Эт–та что за пациенты? — Доктор грозно вскинул очки на лоб.
— Ёж, — оробел Вася.
— К дороге он прилип, Захар Степанович, — объяснил Коля.
— Не тараторьте. Не торопитесь. Поспешение всегда во вред делу. Быстро, но не спеша! Не Захар я, а Захарий — Захарий Степанович! А вас?то самих как зовут, добрые души? Ага! Николай и Василий. Очень хорошо. Так, значит, прилип зверь к дороге? Беда!
За разговорами Захарий Степанович времени не терял. Он надел толстые кожаные перчатки — голыми руками ежа не возьмёшь. Повернул его брюшком к свету.
— Плохи наши дела, ребята. Весь он в липучей смоле. И лапки у него к шёрстке прилипли. Главное, ничем её, проклятую, отмыть невозможно. Тут самый сильный растворитель требуется.
Захарий Степанович вздохнул. У Васи покраснел нос и на глаза навернулись слезы.
— Что же делать, Захарий Степанович?
— Интересно, чем дорожники руки отмывают после работы?
— Они бензином моют, мы видели, — живо отозвался Коля.
— Бензином?! Это идея. Попробуем и мы, очищенным… Мне с аэродрома прислали четверть. Я у них сторожевого пса вылечил. Лапу занозил, разбойник.
Доктор открыл окно, поставил на подоконник плоскую эмалированную ванночку с бензином и посадил туда ежа. Потом острым скальпелем вырезал в листе картона небольшое окошко и выставил через него ежиную мордочку на свежий воздух. Бедный зверёк был покорён и ко всему равнодушен.
Друзья смотрели на доктора с тревогой и надеждой.
— Вот такая?то история, товарищ Ёж! Наука и техника доброе дело. Но их ой как опасаться следует! Особенно ежам.
— Захарий Степанович! —закричал Вася. — Он лапками бензин бултыхает! Весь подоконник забрызгал!
— Отлично, Вася! Значит, действует. Отклеились лапки. Пусть побултыхается. Лишь бы в парах бензина не задохнулся. Сейчас мы его ещё в мыльной воде искупаем.
Доктор вынул ежа из ванночки с почерневшим бензином и начал полоскать в большом тазу с тёплой пенной водой…
Ежа удалось отмыть, но он, хоть и двигал лапками, все так же безучастно лежал на подоконнике—и живой, и неживой.
Вынесли «больного» в сад, на зеленую траву, на свежий воздух.
— А вы, друзья, идите домой, — ласково сказал Захарий Степанович. — Вы своё сделали. Теперь уж я сам за ним присмотрю.
На другой день к ветеринарному врачу пришёл весь наш второй «Б» —справляться о здоровье ежа.
Захарий Степанович вышел к нам на крыльцо и развёл руками.
— Как его здоровье, спрашиваете? Не знаю. — Он потомил нас с минуту, а потом широко улыбнулся: — Думаю, будет жить ваш ёж. Отдышался он на зеленой травке, подсох после купания и самоходом ушёл по своим ежиным делам. А куда — не скажу! Мне он об этом не доложил. И даже спасибо не сказал, невежа!
АТАМАН
И вот наконец схлынула полая вода. В воздухе закружился тополиный пух. Пришло настоящее тепло. Васе и Коле разрешили отправиться на рыбалку.
Рыбаки они были знаменитые, плавали, как лягушата. Дома не боялись отпускать их в самые потаённые места и даже с ночёвкой: они умели и шалаш соорудить, и костёр развести, и уху сварить. В общем, боевые ребята!
Забрались они однажды в такую камышовую глухомань, что и сами были не рады. Главное дело — комары к вечеру жалят, никакого спасения от них.
Решили разводить костёр. Пошли в прибрежный лесок за сушняком, пока не совсем стемнело.
Коля действительно приволок большую охапку сухого хвороста, а Вася — какого?то чудного, ни на кого не похожего зверушку: коричневый пушистый комок, вроде кутёнка, но явно не кутёнок.
— Вот здорово! —удивился Коля. —Зверь! Может, это ондатра?
— Да! Ондатра! Так она тебе и пойдёт в руки! Её если даже и схватишь — она укусит. У неё зубы — ножи. Да и не схватишь её. А этот сам в руки пошёл. Это чьё?то дите. Он маленький ещё.
Кое?как мальчишки досидели до рассвета. Бывалые рыбаки, они тщательно затушили костёр, залили его водой, а Вася ещё притоптал золу и погасшие угли, чтобы ненароком какая искра беды не наделала.
Скорым ходом отправились они домой. Не до рыбалки стало. Нужно было показать находку Пал Палычу.
Нёс найдёныша Вася за пазухой, под тёплой курткой. Тот сначала повозился немного, пощекотал мальчика, но скоро успокоился — уснул, наверное.
Пал Палыч взвесил малыша на ладони и покачал головой:
— Да! Загадка природы. Ишь, любопытный какой! Пополз без разрешения с миром знакомиться! Посмотреть бы на твою маму. Она?то уж нашла бы способ загнать тебя в нору. Да, видишь, Вася помешал. А может, и погибла мама. Кто знает?! А все?таки, кто же ты такой? Ну, ладно, подрастёшь — разберёмся. А пока — соску на бутылку, и будем его коровьим молоком отпаивать. Кто бы он ни был — это щенок несмышлёный.
Поселили зверька у Пал Палыча во дворе, в пустом сарайчике.
Вася тут–же принялся его кормить. Он мягко прижал его левой рукой к груди, а правой подставил к мордочке пузырёк с соской. Малыш быстро сообразил что к чему и с удовольствием вытянул все молоко.
Скоро одного молока ему стало не хватать. Он подрос и бегал по> двору на коротких широкопалых ножках, смешно переваливаясь с боку на бок. Вася приносил своему питомцу маленьких рыбёшек, тот с аппетитом съедал их и только облизывался.
Пал Палыч, конечно, уже знал, что за зверь растёт у него на дворе, но ребятам до времени не говорил и только разжигал их любопытство:
— Поживём — увидим!
Найдёныш все больше становился похожим на какую?то странную собачонку. Он заметно посветлел. У него вырос пушистый хвост. По обе стороны маленьких глубоких глаз отросли седые космы.
Пал Палыч посмеивался:
— Видел я на одном портрете нашего войскового атамана Святополка–Мирского. В синем генеральском мундире был атаман. Так у него бакенбарды, как у нашего зверюги, — такие же седые и пышные.
Как?то сама собой пристала к найдёнышу кличка. Все он жил без имени, а после рассказа учителя стал Атаманом и даже Атамашкой и Атаманчиком — в зависимости от обстоятельств и настроения хозяев.
Атаман совсем оформился в ладного пушистого зверя дымчатопалевой масти с тёмным густым загривком. Он бегал за ребятами, как верная собака. Корм промышлял себе самостоятельно, спускался к речке, ловил лягушек, рыбёшек, выкапывал на огороде морковь и с хрустом жевал её мелкими острыми зубами.
— Ну что ж, ребята, — сказал как?то Пал Палыч. — Надо Атамашку на волю выпускать. Дело к зиме движется. Должен он себе какое ни на есть жильё на холода приготовить.
— А если он у нас перезимует, Пал Палыч? —робко спросил Вася.
— Хорошо ему и у нас, а на воле лучше. Давайте все?таки отпустим Атамана в камыши. Зверя этого у нас только начали разводить. И привезли издалека—с Дальнего Востока. Это же мы с вами уссурийского енота вырастили…
Как ни жалко было ребятам расставаться с Атаманом, но Пал Палыч говорил дело. Решили отвезти енота на то место, где подобрали его щенком.
Атаман пошёл за людьми охотно и с доверием. Сам прыгнул в лодку. Сидел смирно. С любопытством оглядывал открывшийся перед ним речной простор.
Высадились в густых камышовых зарослях, как и наметили. Атаман сразу скрылся в камышах. А Пал Палыч С ребятами не мешкая переехали на другой берег реки. Рыбалка вышла удачной, но всем: было грустно. И дорогой к дому только об одном и думали: «Как там теперь наш Атаман жить будет?..»
— Ничего, ребята, Атамашка зверь смышлёный. Не пропадёт. Отроет себе нору. Пожирует до холодов. А снег выпадет — заляжет до тепла. Не пропадёт!
— А все?таки жалко Атамана, —сказал Вася. —Верный был друг, ласковый.
Коля только молча вздохнул…
Да, невесело было на душе у друзей. Каждый чувствовал себя в чем?то виноватым перед Атаманом. Выходило, что они обманули его доверие, пусть из самых добрых побуждений, но все же обманули: завезли в камыши, бросили и тайно скрылись. Нехорошо!..