— Иди мойся, — прошептал он. — Легче станет. Воняешь, как дохлый сивуч…
Захар вышел из воды, бормоча:
— Вроде оклемался немного.
Кой-как он обтерся штанами и натянул их на себя. Теперь вдруг наступила реакция на все, что ему пришлось претерпеть в этот день. Он повалился на землю, спрятал лицо в ладонях. Судорожные рыдания сотрясали его тело.
— Господи! Господи! — повторял он глухим дрожащим голосом.
Тайин набросил ему на плечи какую-то накидку. Захар благодарно кивнул и закутался во что-то шершавое, плотное, пахнущее лошадиным потом. А потом алеут протянул ему еще что-то.
Мясо! Захар набросился на мясо с алчностью изголодавшегося зверя. Он рвал его зубами и тут же глотал не жуя; пот выступил на его лице. Потом он стал жевать медленнее, постанывая от наслаждения, смакуя каждое волоконце жесткого холодного мяса.
Как только Захар покончил с едой, Тайин встал и заторопил его. Захар брел медленно, пошатываясь, но уже без помощи Тайина. Попону он набросил на себя.
Над темной водой озера повис парной туман. Лошади испанцев стояли на отмели — темные расплывчатые силуэты в белесой мгле. Тайин опустил свой сверток на землю, набрал камней и начал бросаться ими в лошадей, негромко покрикивая на них. Кони осторожно выбрались на берег.
— Пошли! Ну, пошли, эй, вы! — Тайин забежал сбоку, норовя оттеснить лошадей к тропе. Лошади зарысили, сорвались в легкий галоп и скрылись в темноте.
Тайин вернулся, подхватил сверток.
— Домой побежали, — довольно сказал он. — Пойдем, нам нужно реку найти.
Они обогнули лагерь испанцев по широкой дуге, пересекли тропу и пошли на восток, по направлению к реке. Захар шагал молча, у него было много вопросов к Тайину, но не было сил говорить на ходу.
Остаток ночи они провели под выступом скалы. Тайин сгреб в сторону крупные камни и гальку, взрыхлил песчаную почву. Улегся, завернувшись в попону, и тут же захрапел. Захар привалился рядом. Дважды ему приснилось, что он задыхается в коровьей шкуре, он начинал метаться, просыпался и снова засыпал.
На рассвете они сидели под каменным навесом скалы и жевали холодное мясо. Тайин говорил, что больше любит рыбу, тюленину и мясо морских птиц, которое отдает рыбой. Захар нетерпеливо перебил его:
— Ты лучше расскажи, как тебе удалось меня вызволить? Что ты сделал с испанцами?
— Ничего не сделал. — Тайин размеренно прожевывал мясо.
— Ну, а лошади? Как они оказались в озере?
— Веревки резал. — Тайин показал ему длинный кинжал, острый как бритва.
Захар залюбовался кинжалом.
— Ты что, снял его с испанца?
— Нет. Длинный солдат его в мясе оставлял. — Тайин помолчал, потыкал кончиком кинжала в свой большой палец: — Нож есть, теперь хорошо живем.
— Тайин, да расскажи ты, наконец! Не томи. Как было дело?
Тайин неторопливо дожевал мясо, извлек мясное волоконце, застрявшее в зубах, внимательно обследовал его, снова сунул и рот. Прищурился на утреннее солнце и начал рассказ.
Тайин и испанцы увидели друг друга одновременно. Захар прямиком пер в ловушку, и Тайин уже ничего не мог поделать. Если бы поймали обоих беглецов — обоим конец. И он убежал.
Он спрятался в лощине. Когда мимо проехал один из испанцев — тот, длинный, тощий, — Тайин бросился к лагерю. Прежде чем тощий успел вернуться, Тайин взобрался на дерево, с которого видна была вся поляна.
— Так ты там был все время? И все видел? И не пришел на выручку? — возмутился Захар.
— Спятил, господин Петров! Я один против два мучачос?[10] У них пистоли, ножи, мушкеты. А я? Две руки — и все. Ты связанный, как весенний гусь в сетке. Тогда я жду. Они пьют вино — пусть пьют. Но я тебе скажу — как я боялся! Чертовско боялся, скажу тебе. Когда на тебе веревки резал, рука дрожал — два раза нож терял. Ох, господин Петров, чертовско страшно было. Эти мучачос проснутся — и мы пропали. — Тайин полоснул рукой по горлу. — Сперва сначала я не к тебе шел. Я сперва сначала к ним шел. Мясо брал, нож брал. Одеяла брал. Когда лошадям веревки резал — шум был. Я боялся.
Захар вглядывался в коренастую фигуру — черный силуэт на фоне оранжевого солнечного сияния.
— Ты ведь головой рисковал, чтобы меня спасти. Так ведь? А почему?
— Да, головой. Точно. Потому и страшно было. Проснутся мучачос — обоих убьют.
— Даже и не знаю, как благодарить тебя.
Тайин хмыкнул. Перед ним лежала разостланная попона. Он аккуратно сделал ножом крест посредине синей шерстяной ткани.
— Как думаешь, что они будут делать, когда проспятся и увидят, что лошадей нет?
— Ногами пойдут. — Тень улыбки промелькнула на плоском, широком лице Тайина. — Домой, в миссию. Испанец без коня ничего не может. Не может нас искать.
Захар рассмеялся.
— Тысячу рублей дал бы, — выдавил он из себя сквозь смех, — только бы посмотреть, как они ковыляют в своих ботфортах.
— Мешки на спине, — добавил с ухмылкой Тайин.
— А палатка! А седла! — вскрикивал Захар. — Со всей амуницией — ну чисто пара вьючных мулов! И головы с похмелья трещат.
Захар смеялся до слез, до икоты. Тайин набросил на себя попону и просунул голову в разрез посредине.
— Одежка, — провозгласил он, — Испанцы зовут «пончо».
— Пончо, — повторил Захар.
И сделал такой же разрез в своей попоне.
Они стояли в своих пыльно-голубых пончо и, дружелюбно улыбаясь, разглядывали друг друга. Неужели еще недавно (или давно?) этот приземистый алеут был его злейшим врагом?
— Тайин, ты мне так и не ответил. Я тебя давеча спросил, почему ты рисковал своей жизнью ради меня. Почему?
— Ладно, господин Петров, я скажу. — Улыбка исчезла с лица Тайина, он пристально посмотрел на Захара. — Почему? Потому что ты мне нужен. Хорошее дело можешь сделать.
— Я все сделаю, Тайин, клянусь. Все на свете. Ты только скажи — я сделаю. Я тебе жизнью обязан.
Тайин фыркнул.
— Твоя жизнь зачем мне? Я домой хочу, на Кадьяк. Господин Мишкин меня держит, не пускает из Росса. Как придем Росс, скажи господину Кускову, чтоб отпустил меня домой. Он послушает. Ты скажи.
— Обязательно скажу, Тайин, поверь. Я невелика птица, но сделаю все, что смогу.
— Угу. Как придем, скажешь. Если придем. Пошли.
Их путь проходил среди круглых безлесных холмов. Дикие цветы покрывали склоны пестрым весенним ковром. В воздухе стоял их слабый аромат. Впереди виднелся лес, до него было с день пути. Когда солнце прогрело воздух, они сняли свои пончо, скатали их и понесли под мышкой.
— В лес придем, лозу найдем. Все добро вязать будем, — говорил Тайин.
Кинжал он нес в руке. Захар нес мясо, завязанное в салфетке, которую Тайин тоже прихватил у испанцев. В миссии оба они изрядно отощали, изношенные штаны еле держались на бедрах. Чтобы обмануть донимавшую их жажду, они на ходу сосали гальку.
Когда они вошли в лес, до темноты было еще далеко. Ручеек сбегал им навстречу со скалистого холма, густо поросшего вечнозеленым кустарником. Захар совсем выбился из сил. Вчерашние события оказались слишком тяжким потрясением даже для его здоровой натуры. Тайин утверждал, что теперь им можно не бояться преследования. Они решили тут же разбить лагерь и как следует отдохнуть.
Первым делом Захар подался к ручью. Ночное купание не смыло с него и сотой доли всей мерзости, налипшей с коровьей шкуры. Ручей сделал в твердой скале три вымоины, вода тонкой струйкой перетекала из одного корыта в другое. Захар устало опустился в самое нижнее корыто, и тут на берегу появился Тайин.
— Держи, — Тайин бросил ему корень, похожий на луковицу. — Мыло-корень.
Захар тщательно тер и скреб себя, вымыл голову. На берег он выбрался, чувствуя себя заново рожденным.
Тайин тем временем позаботился о еде. Он нашел отличную приправу к мясу: несколько пригоршней жерухи и дикого лука.
Захар хрустел сочной зеленью, приговаривая:
— Ну и жизнь пошла! Мясо и зелень! Только об этом я и мечтал в чертовой миссии.
Утром, когда Захар протер глаза, Тайин уже был на ногах. Виноградной лозой он связал скатанную попону, не забыл изготовить и перевязь, чтобы удобнее было нести. Для своих обвисших штанов Тайин сплел пояс с висячей петлей для кинжала. Сам же кинжал Тайин насадил на палку длиной примерно с метр, очищенную от коры, — отличное получилось копье. Сделал и копьеметатель: нашел длинный, ровный сук и вырезал в нем выемку по всей длине. Он заложил копье в выемку, прицелился и метнул его в дерево. Копье вонзилось в ствол с такой силой, что Тайин с трудом вытащил его обеими руками.
Зевая, Захар наблюдал за ним.
— Есть копье, олешка возьмем, — сказал Тайин. — Лук, стрела лучше, но сперва сначала нужно оленя взять.
— Это почему? — спросил Захар. Он встал, энергично потянулся.
— Жила. У оленя нужно жилу взять, для лука. — Тайин вручил Захару пояс из прутьев и охапку сплетенных виноградных плетей. — На, а то штаны потеряешь.
— Вот спасибо, друг.
Захар пошел умываться. Когда он вернулся, на подстилке из больших листьев уже лежало мясо. Салфетка, в которую оно было завернуто, сохла на кусте после стирки.
— Ты прямо-таки кудесник, Тайин. — Захар сказал это шутливо, но с неподдельным восхищением. — Чудеса творишь, да и только.
Тайин скептически посмотрел на него.
— Угу, — только и сказал он.
— Нет, в самом деле, Тайин. Откуда это в тебе? Можно подумать, что ты весь свой век прожил в лесах.
Захар набрал у ручья пучок жерухи, и теперь они принялись уплетать тонкие ломтики мяса, завернутые в острые, словно наперченные, листья жерухи.
— Ведь у вас на Кадьяке небось одни снега да льды?
— Ну да! Почему так думаешь? Кадьяк не весь снег и лед. Леса большие. Зверь всякий. Рыба, утка, тюлешек. Хороши места. — Тайин смотрел вдаль, его желтые глаза выражали тоску.
Когда, позавтракав, они тронулись в путь, Тайин наконец-то разговорился. Всю свою жизнь он провел в родном кадьякском селении. Искусный охотник, рыбак, лодки хорошо делал. Свою жену и маленького сына содержал в сытости и тепле. Чего еще нужно человеку? Он и был всем доволен, пока не появился «господин Мишкин» и стал вербовать охотников на бобровый промысел в Калифорнию. И он, Тайин, как последний дурак, поверил рассказам Ильи, будто после первого же охотничьего сезона можно будет вернуться домой с полной байдаркой компанейских товаров. Вместо этого Илья заставил лучших охотников год за годом торчать в Россе. Денег на руки им не давали, они получали от Ильи только какие-то лоскутки бумаги.
Тайин шагал как заведенный, но мысли его были далеко отсюда.
Захар выругался сквозь зубы.
— Я поговорю об этом с господином Кусковым, Тайин. Это же чистый разбой — держать вас против воли!
— Домой хочу как черт, это точно. А как ты, господин Петров? Домой хочешь, свое место?
Захар нахмурился.
— Нет у меня своего места. — Потом задумчиво добавил: — А я бы остался в Россе. Женился бы. Хозяйством обзавелся.
Он размечтался: представил себе маленький уютный домишко, вроде отцовского. Жена была похожа на Надю, только помоложе и покрасивее. Вот приходят к ним гости — Петя Гальван с супругой. И отец с Надей тоже здесь. На столе самовар пузатый пыхтит, в печи огонь трещит, кто-то на балалайке играет. Хорошая собралась компания. И всех-то их Захар любит. И Надю тоже? И Надю.
Захар так удивился самому себе, что даже остановился.
Тайин недоуменно оглянулся на него.
Захар вернулся на землю:
— Вот только добраться бы нам до Росса, а там и горюшка мало. Кабы знать, сколько еще до него идти.
Тайин пожал плечами:
— Как знать? Сто миль? Две сто миль? Три сто миль?
15. ЖИЗНЬ В ЛЕСУ
Цыгане верят, что медведь — брат человека, потому что у него под шкурой такое же тело, и он пьет пиво, и любит музыку, и умеет плясать.
Хемингуэй, «По ком звонит колокол»[11]
ясо кончилось в тот день, когда они поднялись на вершину холма и наконец увидели реку. Обгладывая кость, Захар глядел на просторную равнину между двумя грядами гор. Посредине, широкая и медлительная, вилась река. Захар размахнулся, чтобы забросить кость подальше.
Возглас Тайина остановил его:
— Давай ее сюда.
Захар отдал кость:
— На что она тебе?
— Молоть будем, кушать будем.
«В чем ты ее молоть будешь? И то, хоть и размолоть, тоже мне еда — толченые кости», — подумал Захар, но промолчал. Он уже не удивлялся способности Тайина из ничего делать что-то.
Из камешков, связанных в цепочку лыком, Тайин соорудил снаряд для охоты на птиц. Он показал Захару, как метать снаряд. чтобы, падая, он образовывал петлю, и однажды Захар уже поймал так перепелку. Перья пригодились для стрел, которыми заранее запасался Тайин. Был у них уже и лук, и маленький лучок для разжигания огня. Однако и для лука, и для огневого лучка нужна была тетива.
Спускаясь к реке, они замечали на каждом шагу признаки наступающей весны. Бархатистая кора деревьев была усеяна молодыми почками. Птицы порхали среди ветвей, подрагивавших от стремительных прыжков белок; петляли среди кустов кролики. Земля была черной от помета оленей, лис и прочего лесного зверья.
— Да, проснулся лес, — вздохнул Захар. — А ивы-то, гляди, в воде купаются — словно девки волосы в реке полощут.
Они остановились. Широкая река лениво катила свои воды на север. На другом берегу стеной стоял лес, за ним возвышались холмы.
— Смотри! — воскликнул Захар. — Дым!
На том берегу поднимались в чистое ясное небо далекие столбы дыма.
— Индейцы, должно быть, — сказал Тайин.
— Почем ты знаешь? Могут быть и испанцы. Миссия или ранчо.
Тайин изучал противоположный берег.
— Вырубки нет. Дома нет. Скота на холмах нет. Индейцы. Мы идем здесь, они там. Мы их не трогаем, они нас не трогают. — Он медленно двинулся по берегу, вглядываясь в землю под ногами. — Пошли, ужин делать будем.
— Какой там ужин! Ничего у нас нет. — Захар плелся за ним, у него живот подводило от голода.
— Ищи круглый камень, — сказал Тайин.
Они продолжали идти по берегу. Цапли, стоявшие как снежно-белые статуи, при их приближении лениво взмахивали крыльями и улетали. Вдруг Тайин воскликнул:
— Гляди, вот ступка!
Он нагнулся над маленькой круглой выемкой в каменном наплыве у самой воды. Захар подобрал круглый твердый камень величиной с кулак. Тайин взял у него камень, достал кости, оставшиеся от съеденного мяса, сложил их в ямку. Присел на корточки и стал терпеливо дробить кости камнем.
Захар наудачу побрел в ивняк на поиски пищи. В лабиринте старой ботвы он обнаружил несколько горлянок — черно-белых бутылочных тыкв, оставшихся здесь с прошлой осени. У двух тыковок оболочка все еще была твердой. Он вернулся с ними на берег.
С невероятным терпением Тайин продолжал размалывать осколки костей в муку. Когда Захар протянул ему тыквы, он прекратил работу:
— Хорошо, чашки будут.
Постукивая по кинжалу камнем, Тайин срезал верхушки тыкв, извлек сухие семечки, бросил их в ту же ямку и вместе с костями размолол в муку.
Захар промыл тыквенные чашки, заодно сам искупался. По сравнению с ледяной ручьевой водой ленивая неглубокая река показалась ему теплой ванной. Крупные темные рыбины, которых он заметил, тоже были ленивые. Время от времени Захар неожиданно бросался на них, но они плавно увиливали и удалялись на безопасное расстояние.
Когда Захар вернулся к «ступке», Тайин выгреб в каждую чашку по пригоршне муки. С чашками в руке они пошли берегом, выискивая подходящее место для ночевки, и вскоре набрели на рощу, где под большим развесистым дубом пробивался родничок. Здесь они решили остановиться на несколько дней, пока Тайин не сработает какую ни на есть охотничью и рыбачью снасть.