— Какой-такой Герой?
— Герой Социалистического Труда!
— Не может быть, — усомнился Витька, — я на стройке почти всех знаю, а Героя не знаю.
— Вот я и говорю: не знаешь! — снова закричал Симаков.
— А кем он работает? Как фамилия?
Симаков немножко смутился, примолк, запыхтел в трубку.
— Кто, я ещё не разузнал. Я только кусочек радиопередачи успел услышать. Там про наш пустырь сказали и еще про Героя.
— Нет, Симаков! — твёрдо сказал Витька. — Уж про такое я бы точно знал. Представляешь, если бы ты был Героем? Или, скажем, я. Да мы бы с Золотой Звёздочкой ни на минуту не расставались! Скажешь, нет?
Симаков задумался. Снова запыхтел.
— Вообще-то правильно, — согласился он.
— То-то же — сказал Витька. — Перепутал все, а еще кричишь!
Витька был очень доволен, что утёр нос этому всезнайке.
На следующее утро Витька увидел Василия Иваныча, присевшего на корточки перед невозмутимым сенбернаром.
— Ах ты, красавец! Ах ты, умница, — приговаривал Василии Иваныч и ласково гладил лохматую голову громадного пса.
Витька удивился: таких вольностей сенбернар не позволял никому. А тут сам подставляет квадратную свою башку и подрагивает губами, будто улыбается. А клыки-то — с палец! Хоть и знаешь, что добрый, а всё равно жутковато.
Хозяин тоже был изумлён.
— Странно, — говорил он растерянным и чуточку обиженным голосом, — Кинг никому подобного не разрешал, и вдруг…
— Он что же, кусался? — спросил Василий Иваныч.
— Что вы! Он просто давал понять, что это ему не нравится. Он не кусается, он ведь не сторожевая собака, а спасатель.
— Это я знаю. — Василий Иваныч вынул из кармана свёрток. Я ему косточек принёс, можно дать?
Хозяин неуверенно покачал головой.
— Вообще-то он не берёт у чужих, только из моих рук, но попробуйте… Я уж ничему не удивлюсь.
Василий Иваныч развернул свёрток. Кинг внимательно поглядел на хозяина, взглядом попросил разрешения.
Хозяин неопределённо пожал плечами, — мол, как знаешь. Хочешь — бери, хочешь — не бери.
Сенбернар нахмурился, будто решал для себя важный вопрос, и стал деликатно хрумкать. Толстенные кости крошились в его пасти, словно леденцы. Старик только руками развёл.
— Поразительно! Очевидно, вы очень хороший человек. Собаки это отлично чувствуют, вы уж мне поверьте.
Василий Иваныч тоже смутился.
— Скажете тоже, — пробормотал он, — человек как человек.
Он вдруг заметил Витьку, радостно улыбнулся.
— Здравствуй, Витёк! — сказал он. — Понравился маме лесной букет?
— Еще как!
— Значит, не зря съездили, а?
— Ого-го! Я и маме и папе столько всякого порассказал! Только… только вы уж меня, Василий Иваныч, не выдавайте, пожалуйста. Я им рассказал, будто вы ковшом экскаватора немецкий самолет сбили. Ну, придумал, конечно… Понарошке. Чтоб интересней. Я потом признаюсь! Честное октябрятское, признаюсь!
— Ну, брат! — оторопел Василий Иваныч.
Некоторое время все молчали. Витька чувствовал себя так худо — плоше некуда. Спас его Кинг.
Сенбернар сгрыз все кости и с достоинством, коротко поклонился.
— Вот это умница! Ай да зверь! Ай да Кинг. А с тобой, фантазёр Витька, я ещё потолкую. Это надо же такое — ковшом самолёт сбить! Мюнхгаузен позавидовал бы! — Он расхохотался, и Витька с облегчением понял — гроза миновала.
Потом Василий Иваныч пристально поглядел на сенбернара.
— А я лично перед всем собачьим родом в долгу.
— Почему? — одновременно спросили старик и Витька.
— Одна из них спасла мне жизнь, — ответил Василий Иванович. — Ни породы не разглядел, ни имени не знаю. Спасла мне жизнь, а сама погибла…
Василий Иваныч поглядел на часы. До начала рабочего дня оставалось двадцать семь минут.
— Расскажу, если интересно, — сказал он.
После больницы, едва поднявшись на ноги, Василий Иванович Кукин вновь попал на передний край. Ленинграду, закованному в железное кольцо блокады, не хватало всего: хлеба, людей, боеприпасов, оружия. Экскаваторов тоже не хватало, а уж опытных машинистов-экскаваторщиков — раз, два — и обчёлся.
Так что отлёживаться было некогда. Рабочим завода имени Карла Маркса хватило времени и сил подлатать кукинский экскаватор, и началась привычная работа: противотанковые рвы, дзоты и доты, командные пункты, траншеи.
Под артобстрелом, под бомбами…
Человек может привыкнуть ко всему: к тяжёлой работе, к усталости, к недоеданию, недосыпанию… Но когда в тебя, именно в тебя, несутся снаряды, когда швыряют воющие авиабомбы и поливают пулемётными очередями, привыкнуть к такому и не замечать, будто ты деревянный, невозможно, всякий боится.
Просто один теряет голову от страха и совершает непоправимые поступки — становится дезертиром, трусом, а другой преодолевает свой страх и остаётся человеком.
Василий Иванович остался человеком. На всю жизнь.
Но судьба готовила ему новое испытание.
Как раз в том месте, где работал Кукин, прорвались немецкие танки. Танки утюжили наши траншеи, оставляя после себя полузасыпанных, оглушённых, насмерть перепуганных, как они считали, солдат. Они напали неожиданно, на ослабленный участок фронта, куда не успели еще подвезти противотанковые пушки. А много ли навоюешь с винтовкой да с автоматом против стальных, изрыгающих раскалённый металл махин.
Но фашисты просчитались. Вот вспыхнул один, второй, третий танк. Это наши бойцы, забившись на дно окопов, пропустив грозные машины, забросали их бутылками с горючей смесью. Но передние этого не видели, они мчались напролом.
За дымом и пылью, поднятыми гусеницами и снарядами танков, экскаватор заметили не сразу. Да еще стоял он чуть в стороне.
Но вот один из танков, переваливаясь на ухабах, пошёл к нему.
Фашисты даже не стреляли, они понимали, что мирная машина не может дать отпора. Пушек экскаватору не положено… Словно издеваясь, водитель сбросил скорость, нацеливаясь угловатой бронированной мордой своего танка в бок экскаватора.
И Кукин понял — это конец, гибель. Он ясно представил, что сейчас произойдет: безжалостное чудовище врежется в его «копалку», сомнёт ее, раздавит, уничтожит. Понимал и другое: выскочить из кабины ему не успеть. И самое обидное — ничего невозможно поделать! Сиди и дожидайся, пока тебя раздавят в лепёшку.
Василий Иваныч схватил автомат, висящий на крючке в кабине, в ярости и отчаянии всадил очередь в скошенный лоб танка. А тому-то что! Бегемоту дробина и то больнее, потому что бегемот живой…
И вдруг Василий Иваныч заметил какой-то рыжий клубок шерсти, несущийся навстречу грохочущему стальному ящику. В последний миг он разглядел, что это собака с каким-то тючком, притороченным к спине.
Затем пёс бесстрашно бросился между гусеницами танка — и в этот же миг ахнул взрыв, тотчас взлетели на воздух ещё несколько фашистских танков. И страшного, несущего смерть фашистского танкового клина не стало.
Десять стальных машин смрадно пылали на поле боя. Семь из них уничтожили собаки — истребители танков. Собаки погибли, но они спасли десятки человеческих жизней. Среди них — и жизнь Василия Иваныча Кукина.
Василий Иваныч ещё раз ласково погладил Кинга.
Витька слушал, приоткрыв рот. Старик тоже был ошеломлён.
— Да-а, — наконец вымолвил он. — Я читал… но не думал, что это было так.
— Вы уж мне поверьте — собак на фронте уважали. Кем они только не служили: и раненых помогали вывозить, и связными были, и мины искали, и, как видите, истребляли танки.
Василий Иваныч поднялся, отряхнул брюки.
— Вот и весь сказ! А теперь — по коням! Как раз и время подошло, а то мои орлы сейчас сигналить начнут — выражать неудовольствие. Им трудовые подвиги совершать охота. — Он показал на выстроившиеся перед экскаватором самосвалы.
И тут Витька вспомнил разговор с Симаковым, который знал всё на свете.
— Василий Иваныч! — закричал он. — Тут мне Симаков сказал, будто у нас на стройке настоящий Герой труда работает! Врёт небось?
Василий Иваныч улыбнулся:
— А что, бывают и ненастоящие Герои?
— Да я серьёзно! Настоящий, с Золотой Звёздочкой!
— Чего только на свете не бывает, — таинственно ответил Василий Иваныч и залез в кабину.
Витька озадаченно поглядел на него, но Василий Иваныч уже запустил мотор. Он помахал Витьке рукой, что-то сказал, но тот не услышал — слишком уж громко трещал пускач. «Врёт Симаков, — решил Витька, — наверняка врёт! Какой человек не станет свою Золотую Звёздочку носить?! Смешно даже! Да я бы не только днём, я бы спать с ней ложился! Нет, врёт Симаков, даром что всё знает».
17. Бомба
Мама сказала, что карантин снимут через три дня. И впервые Витька пожалел, что он кончился, этот карантин, потому что на стройке с каждым днём становилось всё интереснее. К огромным котлованам, вырытым Василием Иванычем, подогнали могучие подъёмные краны.
Рабочие ловко зацепляли стальными тросами огромные железобетонные плиты, накидывали тросы на толстые крюки кранов — и те опускали плиты на дно котлованов, будто это не плиты, а пушинки. А дно котлованов было выровнено, засыпано песком и щебёнкой, и маленький каток проворно утрамбовал их.
Всё это было так интересно, что просто глаза разбегались. Громадные машины привезли целые комнаты — с дверями, окнами, дырками для разных труб. Бери и складывай, как кубики. Для этого собирали высоченный кран, который будет ездить по рельсам, как паровоз, и собирать дом из готовых частей. Только рельсы далеко друг от друга, на железнодорожные не похожи.
Теперь Витька не мог сказать, что знает на стройке всех, — столько появилось новых людей.
Витьку никто со стройки не гонял, потому что Василий Иваныч с самого начала их знакомства очень серьёзно предупредил его, что есть такая штука, называется «Техника безопасности», и пока строитель назубок её не выучит и не сдаст экзамена, его к работе не допустят.
Витька на всю жизнь запомнил, что есть вещи, которые никому делать нельзя, будь ты самый главный начальник. И потому он никогда не лез под стрелу крана или экскаватора, не трогал кабели и не забирался в трансформаторные будки, не прыгал в траншеи и котлованы, не дотрагивался до неизвестных проводов.
Строители знали это и считали Витьку своим человеком. Вокруг происходило множество удивительных вещей, но всё равно Витька оставался верен своему экскаватору, и ему никогда не надоедало глядеть, как работает Василий Иваныч.
Через день кончалась Витькина свобода — послезавтра уже не побегаешь, послезавтра снимают карантин. В этот день всё и случилось.
Начался уже месяц ноябрь, но погода была совсем непохожа на ноябрьскую — было тепло, светило солнышко, а небо — синее-синее. Василий Иваныч кончал рыть последний котлован, а Витька стоял неподалёку и глядел. На минутку он отвлёкся — в чистом безоблачном небе на огромной высоте летел самолёт. А за ним тянулся чёткий белый след, будто кто-то медленно проводил по небу мелом. Снизу самолёт казался таким маленьким, прямо бери и прячь в ладошке.
И вдруг послышался противный металлический скрежет и тут же громкий крик Василия Иваныча.
Витька не понял, в чём дело. Улыбаясь, он поглядел на кабину экскаватора и увидел открытую дверцу и в ней — бледное, на себя непохожее лицо Кукина.
— Уходи сейчас же! Беги! Немедленно! — кричал тот и махал рукой.
Витька недоуменно вытаращился: куда бежать? Зачем бежать?
Он повернул голову и вдруг увидел застывший ковш экскаватора и висящую на нём толстобокую, рыжую от ржавчины бомбу.
Витька сразу понял, что это бомба сколько раз видел он их на картинках, сам рисовал… Она висела между зубьями ковша и казалась совсем нестрашной — просто толстая старая железяка.
Василий Иваныч выскочил из кабины, в несколько прыжков добежал до Витьки, схватил его в охапку и побежал изо всех сил к высокой куче песка.
— Беги отсюда, Витёк, беги родной. Встретишь кого, скажи: Кукин неразорвавшуюся бомбу подцепил ковшом. Пусть объявляют тревогу.
И тут же бросился назад, к экскаватору. А через несколько минут тревожно взревела сирена. Она ревела как-то по-особому — то умолкая на миг, то вновь завывая…
Что было дальше, Витька помнил плохо. Он передал кому-то слова Василия Иваныча, люди забегали, умолкли моторы бульдозеров, остановились подъёмные краны…
Его самого подхватила какая-то девушка, отвела домой.
Потом из окна уже Витька видел, как приехали военные, оцепили пустырь, никого не допуская к котловану. Затем трое командиров подошли к экскаватору, в кабине которого сидел Василий Иваныч Кукин.
А дальше он уже ничего не видел, потому что все население дома и его, Витьку, в том числе эвакуировали, увели подальше от опасного места, — их дом был слишком близко от котлована.
Витьку крепко держала за руку соседская бабушка, та, что жила через площадку лестницы.
Потом прибежала мама — бледная, с непокрытой головой, схватила его, стала тормошить, целовать, и смеяться, и плакать…
А перед глазами у Витьки всё висела ржавая, отвратительная, толстая, как свинья, бомба, которая могла во всякий миг взорваться. И совсем рядом, в кабине своего экскаватора, Василий Иваныч, самый надёжный взрослый друг.
Эту ночь Витька с родителями ночевали в квартире Симаковых.
А сначала, пока ещё не надо было спать, Данька Симаков, тот, который всё на свете знает, ходил вокруг Витьки на цыпочках, и глаза у него были несчастные от зависти.
Просто жалко было глядеть, как переживает человек, что такие удивительные события случились без него и узнал он про них далеко не первый. В другое время Витька уж не упустил бы момента подковырнуть Даньку. Но сейчас ему было не до этого. Он знал, что рядом с бомбой осталось всего несколько человек: сапёры и Василий Иваныч. Только сейчас по-настоящему, до конца он понял, как привязался к Василию Иванычу и полюбил его.
Мама и папа видели, что сын не спит, но ничего ему не говорили, ни о чём не спрашивали, и лица у них были очень серьёзные.
А наутро узнали, что всё закончилось. Сапёры привязали бомбу к ковшу покрепче, чтобы не сорвалась случайно, и подогнали к самому краю котлована машину, полную песку, а Василий Иваныч тихонько перенёс страшный груз так, чтоб он висел точно над кузовом автомобиля. Потом сапёры отвязали бомбу и на руках, осторожно, будто стеклянную, переложили её на песок. Автомобиль медленно-медленно повёз её подальше от домов, к глубокому оврагу. И снова на руках солдаты отнесли её на самое дно.
Утром жильцам Витькиного дома разрешили вернуться в свои квартиры и предупредили, чтоб не пугались, бомбу решили в овраге взорвать.
В этот день мама не пошла на работу, всё боялась, что Витька как-нибудь проберётся сквозь кольцо оцепления, поближе к оврагу, поглядеть на взрыв. Витька только усмехнулся, когда услыхал про такое, — маленький он, что ли?!
Он был счастлив: Василий Иваныч, лучший друг его, был цел и невредим.
В одиннадцать часов утра Витька прилип к окну так, что нос сплющился в лепешку. Объявили, что в одиннадцать будут уничтожать бомбу.
И всё-таки оглушительный грохот застал его врасплох. Оконное стекло будто выгнулось и больно стукнуло его по носу, а над зелёным оврагом высоко в небо взлетел чёрный куст земли и потом медленно-медленно стал оседать. Бомбе пришёл конец.
18. Герой нашелся
Приближался праздник, седьмое ноября, а на стройплощадке всё ещё никто не работал. Сапёры не разрешали. При помощи специальных приборов они искали, нет ли в земле ещё какой-нибудь гадости — бомбы или снарядов.
Не появлялся и Василий Иваныч. Его фотография была напечатана в газете. Витька вырезал её, и все знакомые мальчишки и девчонки ужас как ему завидовали: у кого ещё был такой друг! А Данька Симаков просто места себе не находил.
Наступил праздник, а, как назло, в этот день моросил дождь. К Витьке в гости пришли несколько приятелей и, конечно, Данька.